Blind

Музыка: Astor Piazzola - Libertango

- У меня скоро тренировка, - Чонин лениво потянулся, передвинулся на диване и легонько толкнул Сехуна в бок, мол, подыграй мне. - А, да… Да, тренировка. Сегодня, - Сехун соображал не слишком быстро, но иногда мог быть очень полезен. Вот как сейчас. - Сегодня? У вас изменилось расписание? – Чунмён, старший брат Сехуна, повернулся к ним, посмотрел удивленно. – Вы никогда раньше не занимались по средам. - А теперь вот занимаемся, - чересчур резко огрызнулся Чонин, но тут же попытался взять себя в руки. – Мы сами не рады. Я вот так хотел отдохнуть… С Хуни потусоваться. - А, да-да, конечно, - Чунмён печально кивнул и снова отвернулся, принялся смотреть в окно. – Кажется, скоро дождь пойдет. - Выступление через месяц, - Чонин заставил себя подняться, грациозно вытянулся во весь рост. – Мы теперь чуть ли не каждый день будем заниматься. Сехун разумно помалкивал, хоть и откровенно не понимал, зачем Чонин лгал. А Чонин лгал откровенно, вдохновенно, сам верил в свои слова. Он преследовал единственную цель: обмануть Чунмёна. Сехун никак не мог понять, чем именно так провинился его заботливый и внимательный старший брат. Почему он так раздражал Чонина своим видом, своими словами и действиями. Чунмён заботился о Сехуне, а потом по привычке принялся ухаживать и за Чонином. А вот Чонин внезапно взбрыкнул. - А что за выступление? Сехуни ничего не говорил об этом, - Чунмён повернулся снова, внимательно посмотрел на брата, а потом перевел взгляд на Чонина. - Ну он же не все тебе рассказывает, - хмыкнул Чонин. – Ты же не мамочка ему, - Чонину доставляло удовольствие задевать и обижать Чунмёна. – Или ты думаешь, он будет рассказывать тебе все в деталях до самой старости? Хен, я сегодня в мальчика втюрился. Хен, его Тао зовут, он китаец и ни хрена по-корейски не понимает. Хен, я так хочу его поцеловать, что мне делать? Хен, у меня уже правая рука болит, научи меня дрочить левой, ты же точно умеешь… - Ты все сказал? – тон Чунмёна внезапно сделался жестким и холодным. Чонин осекся, а покрасневший Сехун отвернулся, чтобы скрыть смущение и обиду. Чонин сейчас, шутя, выдал одну из его самых страшных тайн. Самый важный секрет, который Сехун не собирался доверять никому, кроме, разве что, лучшего друга. - Нет, не все. Могу еще, - Чонин ухмыльнулся, вскинул голову: он никогда не относился серьезно к драмам Сехуна. Тот влюблялся каждый месяц. Чонин устал от его бесконечного нытья, попутно перестав считать эти бесконечные любови чем-то значимым. - Спасибо, достаточно. Пошел вон, - сухо процедил Чунмён. Он смотрел на Чонина презрительно: - И чтобы ноги твоей не было в нашем доме. Ты меня понял? - Нет, не понял, - Чонин ничуть не испугался. Подумаешь, боевой хомячок. Хен Сехуна не мог похвастаться ни ростом, ни телосложением. Хлюпик, ботаник, трепетная ромашка. Ничего серьезного. – Это не только твой дом. А Сехуни мне не отказывал. И не откажет, - Чонин мельком взглянул на Сехуна, словно ожидал его поддержки, но столкнулся только с полным обиды взглядом обиженного в лучших чувствах щенка. - С чего бы взяться такой самоуверенности? – Чунмён терпеть не мог ссоры и скандалы, но сейчас у него не было выбора. – Ты его обидел. И предал. Я считаю, этого достаточно, чтобы послать тебя к черту. А еще я, как старший брат, не могу не помочь ему в этом. Поэтому повторяю для тупых, не понимающих с первого раза: пошел вон из моего дома! – Чунмён даже кулаки сжал, но это только развеселило Чонина. - Страшно-то как. Но я пока не спешу, времени у меня много, а Сехуни, моя робкая девочка, молчит. Значит, не выгоняет, - Чонин протянул руку и насмешливо потрепал Сехуна по волосам. – Твой маленький братишка знает, что без меня у него нет никаких шансов даже познакомиться с Тао. - Чонин, не заставляй меня применять силу, - Чунмён уже не скрывал ярости. Казалось, он мог одной лишь силой мысли сломать Чонину руку в трех местах, а то и вовсе свернуть шею. - Какую силу? Откуда сила у цыпляточек? – Чонин легко толкнул Чунмёна в грудь, заставляя отступить на шаг. – Сехуни, давай, вставай, малышка. Пойдем знакомиться с китайцем, возьми словарик и презервативы. - Я тебя предупреждал, - коротко обронил Чунмён, прежде чем сжать пальцами запястья Чонина. Он старался не думать, что чувствует биение пульса и тепло соблазнительно смуглой кожи. Чунмён злился за себя и за брата, испытывал страшное разочарование и просто хотел уже закончить скорее этот фарс. Он оттолкнул Чонина куда сильнее, сбил с ног, но опомниться не дал, схватил за шиворот так, что даже ткань затрещала под руками. – Я тебя попросил. Но ты же самый умный. И самый сильный. Ты даже дружбы не пожалел, чтобы выебнуться… - Ох, хен, какие словечки грязные, - Чонин до сих пор не верил, что это с ним. Что это его сейчас, как мусор, собирались выбросить за дверь. – Не пора ли тебе промыть ротик с хозяйственным мылом? - Мозги себе промой. Растворителем, - Чунмён распахнул входную дверь и буквально вытолкнул Чонина на лестницу. – Чтобы ноги твоей здесь больше не было. Никогда. - Бла-бла-бла, - Чонин потер ушибленный локоть, поправил порядком помятую рубашку и снова улыбнулся насмешливо. – Мы танцуем в одной команде. Мы встретимся уже завтра… Но ты можешь побеситься от бессилия, - Чонин почему-то решил, что ударить его Чунмён не решился бы. Максимум, попытался бы по щеке хлопнуть. Как девчонка. Но Чунмён снова его удивил. Маленький, худой и субтильный Чунмён вдруг коротко размахнулся и с силой впечатал кулак Чонину в зубы. Или в нос. Или в глаз. Чонин даже не понял сразу, куда пришелся удар, потому что все лицо полыхнуло болью, из глаз брызнули слезы, а еще что-то ужасно, кошмарно хрустнуло. Что это было? Нос? Челюсть? Зубы? Рот наполнился кровь так быстро, что пришлось сплюнуть ее на пол. - Веришь или нет, но я не хотел этого делать. Я тебя предупреждал. Извиняться я не собираюсь, - Чунмён внимательно изучил окровавленную руку, а потом брезгливо вытер ее о штаны. - Урод! Да глаза б мои не видели больше вашу уебищную семейку! Долбоебы! – гнусаво выругался Чонин, сплюнул под ноги еще порцию крови и только потом ощупал языком зубы. – Хоть сдохните! Тварь! И этому передай… Чунмён хлопнул дверью перед лицом Чонина, не пожелав выслушивать дальнейший поток оскорблений. Чонин только растерянно моргнул, когда увидел перед собой дверное полотно с номером и глазком. Вот все и закончилось. *** - Зачем ты с ним так? – Сехун обнимал себя за колени и смотрел сироткой, вздыхал коротко и виновато. – Он, конечно, козел тот еще… - Вот потому, что козел. Слепой и тупой козел, - Чунмён не собирался обсуждать то, что он только что сделал. - Но он же тебе нравился, - Сехун подался вперед, внимательно уставился на Чунмёна. – Как ты вообще смог его ударить? - Сам не знаю, - Чунмён пожал плечами. – Но я удивлен, что он вообще дожил до своих лет. Его давно должны были где-нибудь закопать за длинный язык и хамство. - И ты его воспитать решил? – Сехун чувствовал себя странно: тяжело и тревожно. Никогда прежде он не ссорился с другом детства. Сехун иррационально боялся одиночества, состояния душевного раздрая, поэтому всегда шел мириться первым, а то и просто терпел, закусив губу, не позволял себе срываться. Чонин далеко не всегда вел себя как мудак, поэтому их дружба и просуществовала так долго, чтобы сейчас рухнуть под натиском кулака Чунмёна. - Я не собирался его воспитывать. Уже поздно, знаешь ли, - Чунмён переживал свою собственную драму, но посвящать младшего брата в детали не собирался. Сехун ошибался, когда говорил, что Чонин Чунмёну нравился. Все обстояло намного хуже. Чонина Чунмён любил так сильно, что сейчас всерьез хотел себя убить. За то, что повысил голос, за то, что оскорбил, за то, что посмел ударить, выставить вон. При этом умом Чунмён понимал, что повел себя правильно. Ну, почти правильно. Потому как бить людей ему до сих пор не позволяло воспитание. Но Чонин сделал с ним что-то, сломал внутри, из-за чего Чунмён перешагнул через свои принципы, через воспитание и мораль. - Тогда зачем? Я бы пережил… - Сехун принялся раскачиваться, как дурачок из сумасшедшего дома. – Ты понимаешь, что ты меня одного оставил? - Одного? – Чунмён даже удивился. – А я уже не котируюсь? Я не в счет? Я же твой брат, - Чунмён потер грудь, словно так можно было бы закрыть ту дыру, что появилась после ссоры с Чонином. - И что? А он мой лучший друг. Самый близкий. Был, - горько добавил Сехун и зажмурился, видимо, побоялся расплакаться. Чунмён знал за своим младшеньким братишкой такую слабость. - Если он твой друг, то вы помиритесь, - попытался утешить его Чунмён, хоть и признавался себе, что не хотел бы, чтобы Сехун и Чонин продолжали общение. Чонин вел себя слишком плохо, чтобы у Сехуна не возникло проблем. - Да он меня даже слушать не станет, - Сехун покачал головой. - Только не говори, что ты собирался извиняться перед ним за то, что он тебя оскорбил, - Чунмён поморщился. – Хоть какая-нибудь гордость у тебя еще осталась? - Видимо, нет, - Сехун покачал головой. – Куда мне до тебя? Я привык мириться с друзьями, ждать тех, кто мне нравится, а не бить им морды. - Сехун, прекрати! – Чунмён вспыхнул. – Я уверен, что поступил правильно. И хватит мне напоминать, что я был влюблен в Чонина. Я убедился, что я ему не нравлюсь, что не заслуживаю ни уважения, ни элементарной вежливости… - Был? Хен, был? – Сехун вскинул голову, посмотрел на брата, а потом покачал головой. – Ты лицо свое видел в зеркале? Да я отсюда вижу, что у тебя сердце не бьется. Ты сейчас живой труп просто, - Сехун иногда мог быть крайне проницательным и чутким. – Ты же все равно его любишь. И волнуешься, наверное, больно ли ему сейчас. - Не волнуюсь, - Чунмён тоже попытался солгать, как недавно Чонин, но получилось не очень убедительно. Чунмён сам себе не поверил. Он действительно переживал. Чунмён откровенно страдал не только от обиды и боли, но и от страха за Чонина. А вдруг и правда ударил слишком сильно? - Не умеешь врать, не берись, - Сехун вздохнул, поднялся, одернул свободную домашнюю футболку. – Я завтра пойду на танцы и расскажу тебе, как он. Потерпи. - Потерплю, в первый раз что ли? – Чунмён потер лицо руками. – Слушай, поешь сам что-нибудь. В холодильнике полно еды. А я пойду погуляю. - Только без глупостей, - Сехун нахмурился, но спорить не стал: в конце концов, старший брат до сегодняшнего дня не отличался ни вспыльчивостью, ни откровенным идиотизмом. *** - Кто тебя так разукрасил? – Хань сжал пальцами подбородок Чонина, повертел голову из стороны в сторону и присвистнул одобрительно. – Хорошая работа. Качественная. - Пусти! – Чонин с усилием отцепил руку, отступил и поглубже надвинул капюшон толстовки. - Так кто? Я хочу знать, у кого такая тяжелая и точная рука, - Хань не собирался отставать. – И за что так бьют, я бы тоже хотел знать. - Отъебись! – Чонин злился. Он уже сам не рад был, что вышел из дома, чтобы хоть немного выпустить пар. - Я же все равно узнаю, - Хань вытащил телефон из кармана и набрал номер: - Сехуни, пупсик, а ты не знаешь, кто так нашу куколку Чонина разукрасил? Знаешь? Умничка, а скажи дядюшке Ханю… Что??? Чунмён? Да не пизди! Ой, в смысле, не может быть. Забудь это слово, детка… Что, правда, Чунмён? Охуеть! И это забудь… - Да, да, Чунмён это! – Чонин достал было сигареты, покрутил их в руках, но закурить не решился. – Нахрена было Сехуну звонить? - А за что? – Хань выставил вперед руку с отставленным большим пальцем, одобрил удар вдвойне. – Ах вот за что… А я-то думаю, как он решился… Сильно, сильно, - Хань покивал собственным мыслям. – Ладушки, крошечка. Отдыхай, позаботься о братике, он сегодня герой. Да-да, передай от меня аплодисменты. И от Чонина привет… А нет, он показывает мне средний палец. И что-то мне подсказывает, что это точно не привет, - Хань сбросил вызов и посмотрел на Чонина серьезно и строго: - А ты, приятель, совсем берега потерял. - В смысле? – Чонин растерялся немного от этой перемены. - В прямом, - Хань нахмурился: - Если тебе так противно было внимание Чунмёна, мог бы достать язык из жопы и сказать прямо: «я не по мальчикам». Или «ты не в моем вкусе». «Давай останемся друзьями». Какого лешего ты затеял этот спектакль? Домой ходил к ним, как к себе, жил там неделями на всем готовом. Чунмён вас обстирывал, кормил, веселил, оплачивал ваши киношки, кафешки. И что он за это получил? Еще и Сехуна обидел. - Да не хотел я его обижать, - попытался оправдаться Чонин, но Хань не пожелал слушать: - Да плевать! Хотел, не хотел, но обидел. Ты лучшего друга своего обидел просто так. Чтобы задеть человека, который тебя любит. Ну и урод же ты, Чонин, - Хань брезгливо поморщился. - Ну конечно, это я урод. А может, дело в том, что ты просто дружишь с Чунмёном. И защищаешь его поэтому, - Чонин и сам уже испытывал потребность кому-нибудь врезать. - Да даже если бы я дружил с тобой, а не с ним, - Хань покачал головой, - ничего бы не изменилось. Ты повел себя как настоящий придурок. Ни за что не поверю, что Чунмён так уже замордовал тебя, детку несчастную, своей любовью. Да тебе же нравилось, что взрослый, серьезный и самостоятельный парень в тебя влюблен. - Да что там могло нравиться? Ты на него посмотри хотя бы, - Чонин скривился. Во многом, конечно, Хань был прав, но соглашаться Чонин не собирался. – Он же… ну… ботаник, заучка… серая мышь. - Ты еще скажи, что синий чулок, - Хань хмыкнул насмешливо. – Этот ботаник разбил тебе физиономию одним ударом. А перед этим, если не ошибаюсь, как котенка вышвырнул за дверь. Тебе не кажется, что твои сведения немного устарели? - Не кажется. И не надо мне сейчас заводить волынку про внутреннее содержание, - Чонин в который раз осторожно потрогал распухший нос. – Я же не слепой. - И не собираюсь. Сам поймешь, что не только слепой, но и тупой еще, - Хань встал со скамейки. – Ладно, пойду, что ли, к Минсоку. Ночью Манчестер с Арсеналом играть будут. Так что пиво, острая жареная курочка и хорошая компания… - Я к вам тоже приду, - Чонин даже улыбнулся, вспомнив, как приятно обычно протекали подобные футбольные ночи. - Нет, спасибо. Мы собирались пригласить Чунмёна с мелким. С ними веселее, и точно без истерик, - Хань махнул рукой на прощание, лихо перемахнул через скамейку и вскоре скрылся за углом. *** Спустя несколько недель Чонин признал, что никогда прежде не проводил столько времени дома. Поначалу он еще выходил на тренировки, только там особо не задерживался, а после и вовсе перестал появляться в студии. Сехун вроде и смотрел на него исподтишка, и улыбался робко, но первым не подходил, не здоровался и мириться явно не собирался. А еще Тао – вот тебе и китаец безмозглый, по-корейски ни в зуб ногой – первым к Сехуну подошел, что-то написал на бумажке, сверившись с переводчиком и вложил Сехуну в карман прямо в раздевалке студии. Чонину не требовалось много ума, чтобы понять, что его место в жизни Сехуна занял другой человек. И если в первые дни Чонин умело лгал себе, что его это совершенно не трогало и не волновало, то сейчас ему не оставалось ничего, кроме как раз за разом прокручивать в голове детали ссоры. Сейчас Чонина особенно интересовал вопрос: что ему помешало промолчать? Почему он решил во что бы то ни стало обидеть Чунмёна? Решил испытать пределы его любви? Он ведь знал, что нравится Чунмёну, не стеснялся принимать его заботу и знаки внимания. Какой бес в него вселился? Чонин бездумно сидел за компьютером, открывал и закрывал страничку за страничкой в социальных сетях, пока не наткнулся на фотографию Сехуна. В кадре были только две руки с закрученной в спираль картошкой на палочке, а подпись гласила, что Сехун водил Тао гулять. Чонин внимательно прочитал все комментарии с ужасающими ошибками от Тао, восторженные, полные смайлов ответы Сехуна, а потом перешел на страничку Чунмёна. И залип на несколько часов. С маниакальной жадностью Чонин изучал списки любимых книг и фильмов, читал оригинальные и забавные подписи к фотографиям, короткие и длинные заметки на самые разные темы, а так же безадресные статусы. Он узнал строки из своих любимых песен и запоздало догадался, что, вероятно, эти статусы появлялись в ответ на его поступки. - I can’t see, I can’t see… I’m going blind, - напел себе под нос Чонин, а потом вбил эти слова в строку статуса. Похоже, он действительно ослеп. Не физически, конечно, но душевно. Он зарвался, привык к тому, что его любят несмотря ни на что, принимают любым и прощают все недостатки. Он смело рискнул самым дорогим, что у него было, и проиграл. «Привет. Почему ты сидишь дома в одиночестве? Погода прекрасная» Чонин с удивлением уставился в окошко диалога. Имени не было, а никнейм вообще ни о чем Чонину не говорил. Кажется, он впервые в жизни пожалел, что так мало читал и не старался запоминать героев стоящего кино. «Потому что мой друг нашел себе другого… хм, друга. А я ему больше не нужен, - откровенничать с незнакомцем было легко. Примерно как рассказывать случайному попутчику о своей жизни, точно зная, что вы не встретитесь больше никогда. – А откуда ты знаешь?» «Я предположил и угадал. А книги, телевидение, музыка, спорт? Чем ты любишь заниматься в свободное время?» Чонин несколько раз задумчиво перечитал сообщение, сходил на кухню за чаем, покачался на стуле, но так и не нашел оригинального ответа, за который ему вдруг не было бы стыдно. «Я ничего не люблю. Один не люблю. Танцевать только. Но сейчас почему-то не получается. А мой друг больше со мной танцевать не хочет», - Чонин решительно отправил сообщение, а потом торопливо допечатал еще одно. «Я его очень сильно обидел, а извиниться не смог сразу. А теперь, наверное, ему уже не нужно». «Разве извинение может быть лишним? Попытайся» Чонин представил себе, как Сехун посылает его к черту с его вымученными извинениями и уходит под ручку с Тао, поморщился и торопливо застучал по клавиатуре: «Не могу. Я уверен, что он даже не помнит, что мы с ним дружили. Он нашел свою любовь, и теперь ему никто не нужен». «Тогда грош цена такому другу. Может быть, тебе тоже стоит найти любовь?» Чонин задумался, на всякий случай свернул окошко диалога, чтобы оно не отвлекало и не смущало, и спустя несколько минут сам себе признался: - А я теперь вообще никому не нужен. Чонин сначала очень удивился, когда понял, что все их общие знакомые заняли сторону Чунмёна и Сехуна. И если старших друзей – Ханя, Минсока, Бэкхёна – Чонин еще мог понять, как-никак они всегда дружили сначала с Чунмёном, а потом уже с его малолетними довесками, то приятелей из танцевальной студии уже нет. Их-то он чем оскорбил? Тем, что с другом поссорился? Или что получил в нос от собственного же поклонника? Идиотизм чистой воды. Чонин сполз со стула, подцепил пустую чашку и побрел на кухню за новой порцией чая. Впрочем, сейчас он сам себе напоминал чайник, наполненный этим самым чаем до краев. Наклоняться было даже немного страшно: вдруг чай польется из носа или из ушей? Почему все так ополчились против него? Потому что он был слеп? Не замечал чужих чувств? Или потому что не ответил на них? Но разве он должен был? Чунмён ему не нравился, Чонин даже не пытался это скрывать. Чонина страшно раздражала манера Чунмёна носить очки и бесформенные, потертые, линялые тряпки вместо нормальной одежды, бесила дурацкая прическа, а также общая миролюбивость и забитость. Та ссора и последовавший за ней удар буквально прочистили Чонину мозги, как бы он не пытался убедить себя в обратном. Не стоило судить о книге по обложке. Чонин познал эту расхожую истину на себе, правда, познал позже, чем хотелось бы. Теперь Чонин дорого дал бы, что отмотать время назад и дать Чунмёну шанс. Нет, не так. Дать себе самому шанс присмотреться, познакомиться, поговорить и узнать, такой ли Чунмён внутри, как снаружи. «Пойдем гулять? Одевайся и выходи» Чонин прочитал сообщение и поперхнулся чаем. Он отставил чашку подальше и снова прочитал: - Гулять? Как с тобой гулять? Ты вообще кто? Мой виртуальный друг, ха-ха, - Чонин крутанулся на стуле и спешно напечатал: «Я еще не совсем сошел с ума. Как я тебя узнаю?» «Никак. Просто возьми телефон, куртку (на улице ветрено очень) и выходи» Чонин на всякий случай открыл страничку своего собеседника, убедился, что зацепиться не за что, а потом решился, сунул телефон в карман и вышел из комнаты. Правда, через пять минут вернулся, взял куртку и с удивлением посмотрел на себя в зеркало: он родителей так не слушал, как этого своего собеседника. Чонин неспешно брел по улице, время от времени пинал мелкие камешки и думал, когда он успел так одичать, что сейчас вцепился в возможность пообщаться хоть с кем-нибудь. Он не знал ни имени, ни возраста, ни вкусов своего собеседника, не представлял, как он выглядит, и не мог даже однозначно сказать, парень это или девушка. При этом Чонин даже мысли не допускал, что можно заблокировать настойчивый контакт и забыть, как страшный сон. «Не спеши. И подыми голову. Посмотри, как красиво» Чонин споткнулся от неожиданности, закрутил головой, всерьез думая, что за ним наблюдали. Он пытался отыскать среди прохожих кого-то знакомого. Или хотя бы заинтересованного в нем, но не находил никого. Чонин несколько раз повернулся вокруг себя, но не нашел никого подозрительного. В какой-то момент ему даже показалось, что он уснул или вовсе умер и стал призраком, и теперь его дух вынужден был бродить среди живых. Очередной порыв ветра прорвался под куртку, лизнул холодом грудь. Чонин вздрогнул, обнял себя руками и решил, что поход в кафе тоже можно считать прогулкой и сменой обстановки. Он перешел дорогу и нырнул в первое попавшееся заведение. Обычно Чонин предпочитал садиться в центре зала, рассматривать людей, громко смеяться и заигрывать с официантками. Но сейчас ему хотелось согреться, выпить какао и просто подумать, как жить дальше. Обняв горячий стаканчик, Чонин устроился за дальним столиком и даже успел сделать несколько глотков, прежде чем услышал: - Чунмён! Я не могу… Ты просто прелесть! – прозвучало практически над ухом. - Конечно, я прелесть, - Чонин мог поклясться, что слышал голос Чунмёна. Он закашлялся, закрутил головой, но не нашел никого похожего. Он не видел ни дурацкой прически, ни очков, ни мешковатого свитера с протертыми на локтях рукавами. - А мы увидимся завтра? Чунмёни, пожалуйста, - парень рядом молитвенно сложил руки, и Чонин даже успел подумать, что, наверное, обознался. Вряд ли во всем Сеуле был только один Чунмён. - Нет, Чондэ. Завтра у Сехуни показательное выступление. Так что я весь вечер буду в их студии, - Чонин вздрогнул и разлил какао на джинсы. – Если хочешь, давай послезавтра. - А пригласи меня с собой, - тот, кого назвали Чондэ, продолжал настаивать. – Я никогда не бывал на таких соревнованиях. - Ты хочешь? Здорово, - Чунмён – Чонин не верил своим глазам и ушам – улыбнулся: - Я узнаю у брата, можно ли мне привести гостя. У них, знаешь ли, всегда столько зрителей, что даже танцорам не всегда хватает места. Я позвоню тебе вечером и скажу точно. Чонин вынул телефон, открыл раздел сообщений, сделал вид, что увлечен перепиской, а сам принялся рассматривать Чунмёна. Он смотрел на него и не узнавал. У этого Чунмёна были белые волосы. Белые! И выразительные глаза, яркие, блестящие весельем. Живая улыбка совершенно довольного своей жизнь человека. Сердце Чонина билось через раз, потому что он понимал: ничего лучше с ним прежде не случалось. Комментировать сильные руки с худыми, суховатыми запястьями мозг Чонина отказывался. А когда Чунмён встал, Чонин таки опрокинул многострадальный стаканчик на пол. За эти дни выше Чунмён не стал, но Чонин впервые этого даже не заметил. Сейчас он видел только узкие бедра и стройные длинные ноги. «Ты всегда такой угрюмый, когда гуляешь? Ленивец ты. С тобой скучно гулять» Чонин едва не отправил вслед за стаканчиком свой некстати оживший телефон. Он отвлекся на сообщение, вспыхнул, возмутился и упустил момент, когда Чунмён со своими спутником покинули кафе. Чонин решил остыть и не отвечать на сообщение сгоряча. Вместо этого он набрал номер Сехуна и дрогнувшим голосом спросил: - Мы, правда, завтра выступаем? - Мы выступаем. А ты нет. Ты не приходил на тренировки, не давал о себе знать. Тебя исключили из команды, - суховато ответил Сехун, но спустя секунду его тон изменился: - Тао, секундочку, подожди. Это Чонин. Он вспомнил, что мы существуем. Я сейчас, уже заканчиваю. Эй, не ешь без меня! Я все вижу! - Сехун, подожди, не клади трубку, - Чонин вздохнул, собрался с силами. – А Чунмён… - Что Чунмён? У Чунмёна все классно, - он подумал немного и добавил: - Как и у меня. Пока, - он повесил трубку, оставив Чонина наедине с его сожалениями. *** - Какие люди и без охраны! – Тэмин с силой хлопнул его по плечу. – Выглядишь, как наркоман в завязке. Ты что, только из трипа? - Из чего? – немного ошалевший от такого напора Чонин даже не понял, о чем его спросили. К тому же, он искал встречи совсем не с Тэмином, поэтому сейчас предпочитал смотреть по сторонам, а вовсе не на приятеля. - Проехали, - Тэмин снова ударил его, теперь уже по спине: Чонину показалось, что даже гул пошел. – Ты тощий, как скелет. Ты где был вообще? Ты знаешь, что тебя турнули из группы? - А нас пригласили, кстати, на национальные соревнования, - за спиной у Чонина появился Исин. В своей привычной манере он наклонился к плечу Чонина, вдохнул воздух и хмыкнул: - Смени парфюм, ты пахнешь, как школьник младших классов. - Да какая разница? – Чонин передернул плечами и отошел в сторону, но Исин поймал его за рукав: - Не скажи. Вот у брата Сехуна парфюм… Боги китайские, я просто бегаю по стенам. Вот просто смотришь на мужчину и слышишь в голове «call me daddy», - последние слова Исин промурлыкал ниже и тише. - Не говори, - к удивлению Чонина, Тэмин согласился. – Я его сегодня на крыльце встретил, чуть не умер. Даром что я по девочкам. Просто my body is ready. - Перестаньте, - хмурый Сехун услышал обрывок разговора, но посмотрел сердито почему-то на Чонина. - Так мы же ничего плохого, - Тэмин моментально изобразил святую невинность. – Твой брат просто очень… - не найдя подходящего слова, Тэмин вытянул губы трубочкой и звонко чмокнул воздух. - Я и не знал, что он стал в качалку ходить, - растерянно протянул Чонин, а Сехун только засмеялся насмешливо, обидно: - В каком труднодоступном месте ты хранишь свои глаза? Он туда всегда ходил. И на рукопашный бой. И в тир… - Чунмён? В тир? Он же… - Чонин проглотил слово «ботаник», судорожно заменив его далеко не лучшим вариантом: - Очкарик… В смысле, он же видит плохо. - Ты что-нибудь слышал про контактные линзы, например? А про то, что плохое зрение – это не всегда тотальная слепота? – Сехун с трудом сдерживался, чтобы не влепить Чонину подзатыльник. – И вообще, какое тебе дело до моего брата? - Может, он мне нравится, - Чонин привычно пошел в нападение. - Еще бы он тебе теперь не нравился. Только поверь, ты такой не один. Займи очередь, - Сехун мстительно улыбнулся и поспешил отойти: его звал к себе Тао. Чонин мгновенно поник, ссутулился, поспешил отойти в дальний угол, где спрятался за телефоном. На экране мигал конвертик непрочитанного сообщения. «Ты мог бы сейчас готовиться к выступлению, но предпочел просиживать штаны за компьютером» «Между прочим, я их с тобой просиживал», - обиделся Чонин, отправив ответ. Конечно, он понимал, что его собеседник прав. Он упорно игнорировал личные вопросы, но сам, похоже, знал о Чонине все. И если бы в другое время Чонин хотя бы испугался, попытался бы вычислить сталкера, а лучше сразу от него избавиться, то сейчас он всеми способами цеплялся за возможность продлить общение. «Это не повод пропускать тренировки и запускать себя. Ты был прекрасным танцором, очень перспективным. К тому же, у тебя был явный талант» Чонин успел подумать, конечно, что все это выглядело тревожно: человек явно видел его танцующим, смотрел выступления, возможно, даже общался с Чонином. Но сейчас у него не было ни одной разумной идеи, кто именно продолжал разговаривать с ним после той ссоры. Впрочем, куда сильнее тревожило это прошедшее время глаголов в сообщении. Что значит, был талант? А сейчас уже не было? Разве талант мог взять и исчезнуть просто так? Чонин стиснул зубы, спрятал телефон в карман, решив не отвечать на эмоциях, а сам протолкался вперед, где их тренер наблюдал за разминкой: - Я хочу вернуться в команду. Чонин даже не догадывался, сколько ему придется выслушать о безответственности, легкомыслии и подростковой глупости. Тренер, воспользовавшись моментом, отчитал Чонина и за то, что он подвел команду, и за то, что поссорился с друзьями, поддержка которых только помогала Чонину раскрываться. Чонин даже не пытался оправдаться, как-то защитить себя. Он слушал, опустив голову, изучал паркет и носки собственных кроссовок и ждал вердикта тренера. - Я дам тебе шанс. Последний, - Чонин даже не успел обрадоваться. Он вскинул голову, чтобы взглянуть на тренера и так и застыл, даже рот забыл закрыть: там, где он раньше сидел, теперь расположился Чунмён. Чондэ стоял перед ним, по-хозяйски уверенно обнимал Чунмёна за пояс и при каждой возможности пытался его поцеловать. Чунмён уворачивался, но, как показалось ослепленному ревностью Чонину, исключительно ради удовольствия завести Чондэ посильнее, спровоцировать и заставить потерять голову. Чонину следовало признать, что ничего столь же болезненного он прежде не испытывал. Сейчас, как никогда остро, он осознал, что мог бы быть на месте Чондэ. Он мог бы обнимать Чунмёна, водить ладонью по бедру, шептать на ухо какие-нибудь не очень приличные фантазии. Он даже представлял, как Чунмён краснел бы. А может, все было бы иначе. И это Чунмён вел бы его, держал и направлял, как ведут и направляют партнершу в танго. Чондэ слишком громко рассмеялся, а Чонин вздрогнул. Оказалось, он не слышал ни музыки, под которую выступала его команда, ни восторженного гула зрителей. Он лишь жадно ловил отзвуки чужого счастья и малодушно надеялся уловить хотя бы один признак недовольства Чунмёна. «Поздравляю с возвращением в команду! Это правильное решение. Но тебе придется потрудиться. Ты готов к этому?» Чонин таки уронил телефон, снова лихорадочно осмотрелся и снова не нашел никого, кто мог бы отправить ему это сообщение. Разве что Чунмён, который как раз в этот момент прятал свой собственный смартфон в карман. Но ведь Чунмён не мог ему писать. Конечно, он лучше всех знал Чонина, был осведомлен о его привычках, вкусах, а также навыках и талантах. Но Чунмён еще и был обижен. Чонин оскорбил его, обидел Сехуна и вообще повел себя как дебил. Чонин привычно мерил людей по себе и был уверен, что сам бы он ни за что не стал прощать человека, который швырнул ему в лицо столько ненависти и презрения. Чонин помнил каждое из сказанных им слов, помнил свое желание никогда больше не видеть этого гиперзаботливого неудачника и понимал, что так и вышло. От прежнего Чунмёна не осталось и следа. А в этого нового – веселого, классного, стильного – Чонин влюбился сам: отчаянно и безответно. И, похоже, совершенно безнадежно. Когда Чонин снова вернулся в реальность, Чунмён и Чондэ уже ушли из зала: видимо, отправились в раздевалку к Сехуну, чтобы поздравить его и Тао с удачным выступлением. «Если хочешь хорошо зарекомендовать себя, подготовь сольный номер. Только ты и музыка. Докажи, что ты занимаешься своим делом» «Почему я должен что-то тебе доказывать? Я тебя даже не знаю. Может, я больше не хочу танцевать?» - Чонин отправил ответ и тут же пожалел об этом. В его словах не было ни капли искренности. Он сопротивлялся исключительно из вредности, а еще из иррациональной обиды. Чонин, единственный виноватый в том, что с ним случилось, обижался, что никто не захотел с ним помириться, никто не попытался его простить. Его просто вычеркнули из жизни и забыли. «Я думаю, тебе подойдет эта музыка. Но не испорти, это моя любимая» Чонин прочитал название вложенного файла и тяжело сглотнул. Астор Пиаццола. Либертанго. Он пропал. Чонин не представлял, кто взялся бы танцевать танго в одиночестве. *** - Не хочешь показать свои наработки? – спустя полтора месяца ежедневных тренировок тренер стал смотреть на Чонина гораздо мягче. Он снова делился секретами мастерства, направлял и подсказывал. Чонин с благодарностью принимал его помощь, но как только дело касалось его сольного номера, он мгновенно напрягался и замыкался в себе. - Нет, не хочу. Я должен сделать его сам, - Чонин выпрямился, посмотрел на себя в зеркало и отметил, что ему не помешало бы хоть немного поспать. - Я бы и не стал ничего менять. Но вдруг мог бы посоветовать? – тренер не настаивал, но и не терял надежды как-то поучаствовать. - Посоветовать? Мне уже посоветовали, - Чонин вспомнил сообщение с вложенной музыкой. – Но я теперь в безвыходной ситуации. - В чем дело? Чонин, я готов помочь, - но Чонин только покачал головой: - Я все же еще немного попытаюсь. Но спасибо. Если я пойму, что не справляюсь, я приду к вам, - Чонин огляделся по сторонам, пытаясь найти предлог, чтобы сменить неудобную тему. – Учитель, а чья куртка на подоконнике? Вроде бы все уже разошлись. - А, эта? – мужчина кивнул. – Сехун сказал, что его брата. Кстати, он обещал за ней зайти в течение часа, так что ты уж дождись его. Все равно ты еще собирался заниматься. - Я дождусь, - Чонин торопливо согласился. – И все выключу, а ключи сдам. И распишусь, я помню. Разве я хоть раз вас подвел… В смысле, я ведь больше не ошибался, правда? Едва лишь закрылась дверь за тренером, Чонин подскочил к подоконнику и схватил куртку. От нее узнаваемо пахло Чунмёном, его парфюмом и ледяной водой. Чонин даже не подозревал прежде, что существуют такие запахи: неприторные, горьковатые и обжигающе холодные. - Для танго нужны двое, - Чонин поблагодарил мироздание, что остался в студии один. Он хотел попробовать, воплотить в жизнь мысль, которая только что пришла ему в голову. Он смело прижал к себе куртку, как прижимал бы партнершу – нет, конечно, не партнершу, но Чунмёна – и закрыл глаза. Так было проще представить себе, что Чунмён в самом деле танцует с ним. Увлекшись и полностью сосредоточившись на музыке, Чонин не услышал ни чужих шагов, ни даже громкого смеха. Дверь в студию распахнулась, и Чунмён удивленно застыл на пороге. Чондэ врезался ему в спину, засмеялся снова, но тут же затих, когда Чунмён его толкнул локтем. Чонин танцевал так самозабвенно и чувственно, что Чунмён не решился вмешиваться в это таинство. Он спешно вырвал из блокнота страничку и торопливо написал: «Мы не решились тебе помешать. Мы зайдем завтра. Ты гениально танцуешь». Чонин очнулся далеко заполночь. Либертанго продолжало звучать, даже когда он выключил плеер. О том, что у его безумия были свидетели, молчаливо свидетельствовала записка на ближайшем к двери подоконнике. Чонин мучительно сглотнул, покраснел и от души пожелал, чтобы этим невольным зрителем оказался Сехун. Да пусть хоть вся их команда, но только не Чунмён. Чонин считал, что в его глазах ему падать ниже просто некуда. «С таким рвением ты заранее обеспечил себе победу. Будь осторожен, ночные улицы не слишком дружелюбны к одиноким прохожим» «Да чего мне бояться?» - легкомысленно отписался Чонин, а потом подумал и добавил: «Я, похоже, сегодня выставил себя полным психом и фетишистом перед человеком, в которого я влюблен. Что может быть хуже?» «Ты так уверен, что это худшее, что может сделать влюбленный человек?» Чонин взглянул на часы и удивился: в такое время нормальные люди предпочитали спать. Он сдал ключи охране, виновато улыбнулся, приврал, что просто заснул от усталости, а потом вышел на улицу. Ночной воздух бодрил, пробирался под свитер и щекотал бока. Чонин обнял себя руками и бегом рванул к круглосуточной кофейне: чтобы добраться до дома в отсутствие общественного транспорта и денег на такси, ему требовался источник тепла. Только потом, снова ощутив вкус к жизни, Чонин рискнул вытащить телефон и набрать ответное сообщение: «Не худшее. Худшее я уже сделал. Но тогда я не любил, вернее, не знал вообще, как это делать. И не думал даже, что буду любить этого человека. А теперь уже поздно». «Он умер?» Чонин споткнулся и выплеснул остатки чая на тротуар. «Что ты? Конечно, нет. Но у него своя жизнь, отношения, в которых он счастлив. Я ему не нужен. Я хожу рядом чаще, чем он думает, а он меня даже не видит. Как я его когда-то». «Тогда еще не поздно» Чонин даже остановился, перечитал несколько раз, а потом задумчиво покосился на картонный стаканчик в своей руке, спросил вслух у него: - И что мне тогда делать? Отбивать его у Чондэ? Признаваться в любви? А если Чондэ мне морду набьет? Хотя… так, как Чунмён, же никто не сможет. После него мне никто не страшен, - Чонин выбросил своего «собеседника» в урну и ускорил шаг. Уже у самого дома его настигло еще одно сообщение: «Начни с извинений». *** - Что ты сегодня никакой вообще? Кто тебе спать не давал, когда я дома ночевал? – ехидно поинтересовался Тао, но Сехун только отмахнулся: - Ну кто? Кому у меня дома не спится? Хен не давал. - Хен? Он же тихий, - Тао даже не поверил сразу. – А чего не давал-то? Чондэ девственности лишал? - Ага, ментальной. У них был жесткий секс в мозг, - Сехун присел на скамеечку, где Чонин преувеличенно старательно шнуровал кеды. - В каком смысле? А традиционно уже никак? – Тао не скрывал искреннего любопытства. - Как видишь, - Сехун развел руками. – Как я понял, хен напомнил Чондэ об их договоре, а Чондэ решил, что хен так прикалывается. Помнишь, я рассказывал. Ну, что Чондэ за хеном по пятам ходил, сколько я себя помню. И все предлагал ему встречаться. А хен отказывался и говорил, что Чондэ не любит. Хен все время Чонина любил, - Сехун покосился на притихшего Чонина. Тот только покраснел и низко опустил голову. Он не хотел думать о том, что прошедшее время указывало на то, что сейчас чувства Чунмёна на него не распространялись. - Это я помню. Когда вы там все переругались, хену было очень плохо. Ты ударился в любовь с разбегу, дома не ночевал неделями, а хена Чондэ дожал. И уговорил принять его знаки внимания. По крайней мере, до момента, пока хену это будет нужно, - сам себе напомнил Тао, а Чонин вжал голову в плечи и даже немного отодвинулся. - Ну вот. Хен все это время страдал страшно. Потому что он же Чондэ не любит. И ему стыдно, и вообще некрасиво это. Но Чондэ такой счастливый был, дома у нас почти прописался. И все пел хену в уши, мол, я наш уговор помню, я сразу же уйду… - А вчера хен попросил уйти? – предположил Тао. - Не совсем. Ты же знаешь, хен ответственный, обязательный. Он бы скорее своей любовью пожертвовал, чем осознанно обидел другого человека без повода, - Сехун потер виски. – Впрочем, он же так и сделал однажды. И сейчас был готов уже… Но… Я, короче, Чондэ вчера просто не понял. - А что он? – Тао устал стоять, уверенно втиснулся между Сехуном и Чонином, сделав вид, что последнего в раздевалке не было. - Да он дурак просто! Ревнивая истеричка, - Сехун тяжело вздохнул. – Я не знаю, с чего началось, но я слышал, что хен с кем-то переписывался в сети. Чондэ приревновал, сначала заорал, что хен больше любит какого-то виртуального дурачка, чем его. Потом заявил, что уже сколько времени терпит едва ли не откровенное блядство. А дальше… Ох, дальше было очень громко. Короче, хен все высказал, что накипело. Потом Чондэ добавил, что, мол, в условия эти никогда не верил, надеялся, что сможет выбить дурь из хена. Я реально думал, что хен ему врежет. - Что-что, а это хен может просто мастерски, - одобрительно высказался Тао. – Короче, Чондэ сам себе хуже сделал, как я понял. Не расскандалился бы, был бы с хеном. А теперь остался один. Зато я рад, что хен избавился от вечных истерик, ревности и недоверия. - Я вообще не пойму, почему ему так не везет. Он же такой клевый, - Сехун покосился на Чонина, видимо, вспомнив один из случаев этого «невезения». - Клевый, конечно, клевый, но тянет его на мудаков, - припечатал Тао, который явно не страдал от злопамятности, а откровенно ей наслаждался. - Его тянет на одного мудака. А другие сами притягиваются, как к магниту. У него таких, как Чондэ, было столько, что хоть на булавки накалывай и в альбом наклеивай, - Сехун встал, потянулся, попрыгал на месте и протянул Тао руку: - Все, отставим страсти. Мы выступаем сегодня первыми. - Повезло вам, - Чонин терпеть не мог ждать, поэтому не сдержался. Ему предстояло закрывать соревнования. *** - Нет, я знал… - Сехун икнул и широко махнул рукой со стаканом пива, веером забрызгал всех, кто сидел рядом, но даже не заметил. – Я знал, что этот гениальный мудак шикарно танцует… Но чтобы так! Гениальный мудак едва ли не впервые за долгое время сидел за общим столом, смущенно принимал восторженные похвалы Ханя, Минсока, Исина с Тэмином, а также других знакомых по студии, краснел и пожимал плечами, когда его раз за разом спрашивали, как ему только в голову пришла и эта музыка, и эта чувственная, поразительно тонкая и цепляющая хореография. Сообщений Чонину больше не приходило, поэтому даже теперь Чонин скучал, маялся и каждые пять минут проверял мобильный. А после стакана соджу в почти пустой желудок, в голову Чонина пришла еще одна неплохая, как ему показалось, мысль. «Я очень хочу тебя увидеть», - написал Чонин, торопливо отправил, а потом выбрался из-за стола и вышел на балкон. Сидеть на одном месте просто не хватало сил. Терпение никогда не было добродетелью Чонина. Он вытащил из чьей-то пачки сигарету, поджег и принялся смотреть на тлеющий уголек. «Ты уверен?» - ответ пришел на секунду раньше того времени, когда Чонин отчаялся бы совершенно. «Да! Да! Да, конечно, я уверен! Я ни в чем не был так уверен, как в этом», - Чонин даже не мог гарантировать, что в этих словах не было ошибок, так сильно он спешил, набирая текст. Он был уверен, как никогда. Он хотел видеть человека, который протянул ему руку. Который один был заинтересован в Чонине. Он сжимал телефон повлажневшей ладонью и лихорадочно думал, куда ему придется бежать. Или даже ехать. Чонин перебирал самые фантастические варианты, поэтому ненадолго потерял дар речи, когда увидел, кто к нему пришел. - Не помешаю? – Чунмён практически бесшумно открыл балконную дверь и оказался рядом. Первым делом потушил истлевшую сигарету, а потом накинул Чонину на плечи какую-то рубашку. – Ты, помнится, не хотел видеть меня больше никогда. - Я тебя и не видел. В смысле, такого, как раньше. Я даже не представлял, насколько слепым и тупым я мог быть тогда, - Чонин не скрывал смущения, но смотрел при этом с восторгом малыша, встретившего живого Санта-Клауса. Он не верил своим глазам. И все хотел протянуть руку, потрогать и убедиться, что Чунмён перед ним настоящий. - Ты прозрел и поумнел? – уточнил Чунмён, на что Чонин кивнул: - Да, но, кажется, я немного сошел с ума. Доктор, что со мной? – Чонин все-таки решился, шагнул вперед и робко тронул запястье Чунмёна. – Хен? Ты спасешь меня? Ты меня простишь? Чунмён не убрал руку, не отшатнулся, не бросил Чонина одного в полумраке балкона. Вместо этого он сократил расстояние между собой и Чонином, уверенно взял того за руку: - Конечно, Чонин.