Алые мечи

Сектант Мэйс Винду, как того и следовало ожидать, сорвал злобу на наставнице Баррисс Оффи — мириаланке Луминаре Ундули. Он рассчитывал на то, что сможет обвинить во всем Асоку и затем, воспользовавшись этим фактом, безнаказанно вышвырнет из Ордена ее учителя, но тут настоящая преступница сама призналась в содеянном, и Винду сначала бросил Баррисс в темницу, а потом набросился с отборной бранью на бедную Луминару, которая была совершенно не причастна к содеянному ее ученицей. — Это просто немыслимо! — исступленно орал он. — Кого вы воспитали? Террористку, причем она была даже не подкуплена конфедератами, а действовала по собственной инициативе! Вся ответственность за это лежит на вас! — Но я ни о чем не знала! — чуть не плача, оправдывалась Луминара. — О чем вы вообще?! Если бы я была в курсе ее замыслов, то никогда бы не позволила ей совершить что-то подобное и попробовала бы ее остановить! — Нет, это ваша вина! — бушевал глава секты. Мириаланка только молча уставилась в пол. Здравый смысл подсказывал женщине, что учитель не в ответе за преступные действия своего совершеннолетнего и дееспособного ученика, он же, в конце концов, не подбивал его на злодеяние, не подстрекал к нему косвенным образом и не в состоянии проникнуть в его мысли, но переспорить злобного фанатика было еще тяжелее, чем заставить время повернуть вспять. — Простите меня, — наконец пробормотала она. Ей было и без того тяжело смириться со смертью Баррисс, но Винду без зазрения совести продолжал добивать ее словами. — Вы ужасный учитель, — с самодовольным видом заключил он. — Верно магистр Винду говорит, — вторил ему Йода, постукивая об пол палкой и взирая на Луминару с брезгливым презрением, как обычно смотрят на тяжелобольное, запаршивевшее животное, от которого все отшатываются на улицах, дабы не заразиться какой-нибудь гадостью, хотя оно еще живо и страдает. — Каков учитель, таков и ученик его будет. Недоглядели вы за ученицей своей. Ваш долг был в курсе всех мыслей ее пребывать. — Вот именно! — заорал глава секты. — Учитель в ответе за ученика. Если ваша воспитанница повела себя неподобающим образом, то это ваша вина. Энакин Скайуокер тоже плохой учитель, потому что Асока оказалась наглой строптивой дрянью и вместо того, чтобы вернуться в Орден, улетела на родную планету, а вы еще хуже! Я категорически запрещаю вам обоим впредь брать учеников и заниматься их подготовкой, Скайуокеру — до поры до времени, пока не осознает все свои ошибки, а вам так вообще навсегда! Вон отсюда! — Вы даже не дали мне с ней попрощаться, — попыталась возразить Луминара, но добилась лишь того, что взбешенный Винду прямо на глазах у Совета отхлестал ее по щекам, осыпая отборной бранью. На свое счастье, Энакин в этот день улетел по делам на Камино, в противном случае он попробовал бы вступиться за Луминару, и не факт, что дело кончилось бы хорошо. — О месте в Совете Джедаев можете забыть, — рявкнул сектант. — И вы виноваты в этом сами, только сами! Более того, мне очень не нравится ваше поведение! Вам не кажется, что вы были слишком сильно привязаны к Баррисс и тем самым дурно на нее повлияли? Повесив голову, мириаланка пошла в свои покои; длинная накидка волочилась за ней по полу, словно жалко опущенные крылья раненой птицы, из-за своего недуга лишившейся способности летать. После оплеух Винду щеки у нее горели, но гораздо сильнее и унижения, и физической боли было осознание того, что произошло с Баррисс. Сейчас она была не рыцарем-джедаем, а просто несчастной женщиной, потерявшей самое дорогое, что у нее было. Теперь ее ученица мертва, а виновата в этом она, ее наставница! Возможно, она была чрезмерно строга с Баррисс, не всегда помогала ей, когда она в этом нуждалась, что-то упустила, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Никакой помощи и сочувствия от других джедаев ждать не приходилось: она уже давно усвоила, что они не любят вмешиваться в чьи-либо дела, даже если речь идет об их товарищах по Ордену, если только речь не идет о чем-то крайне серьезном, и, попробуй она обратиться к кому-то из них, наверняка начнут читать ей мораль на тему ненужных и недопустимых привязанностей, которые уже привели многих, к примеру, графа Дуку, на Темную Сторону. Ей оставалось только держать свою боль в себе, даже не надеясь на то, что время хоть как-то ее излечит. * Герцогине Сатин Крайз было довольно непривычно ощущать себя замужней дамой — за столько лет она уже привыкла к одиночеству, более того — смирилась с тем, что Оби-Ван никогда не уйдет из Ордена и она так наверняка и не создаст свою семью. Годы шли, а в ее отношениях с джедаем все оставалось неизменным, вернее говоря, если раньше он вел себя с ней, по крайней мере, вполне по-дружески, то потом стал холодным и отстраненным, в итоге же все переменилось буквально в одночасье. Сейчас она сама удивлялась тому, как умудрилась почти внезапно влюбиться в кого-то другого и очень быстро выйти за него замуж; она совершенно не сожалела о своем решении, более того, думала, что Оби-Вана уже давно надо было послать куда подальше, а если принять во внимание ту безобразную сцену, которую он ей устроил во время их последней встречи, то он заслуживал худшего. — Это ты с ним еще очень мягко разговаривала, — как-то сказала своей невестке Ночная Сестра Кайсина, которая была очень рада женитьбе старшего сына и осталась довольна его выбором. — Женщина должна прежде всего любить и ценить себя! Сколько мужчин по всей галактике были бы вне себя от радости, если бы ты приняла их предложение руки и сердца, а этот еще непонятно о чем думал, хотя чего вообще можно ждать от джедая? — Мне изначально не надо было ни перед кем унижаться и доказывать, что я его люблю, — сейчас Сатин злилась на себя из-за собственной недалекости. — Следовало понять, что если кто-то чего-то действительно хочет, то он рано или поздно найдет способ это сделать, а не будет искать отговорки. — Вот и правильно. Чувство должно быть взаимным, а если этот придурок тебя не оценил — так это его проблемы, тоже мне, великий джедай… говна кусок. Сатин спокойно относилась к тому, что ее муж почти никогда не говорит ей о любви, тем более что по характеру он был довольно сдержанным, но в этом случае слова и не были важны — она не ждала от него пламенных признаний, поскольку уже неоднократно убедилась на деле в том, что его чувства искренни, ведь он оказался по сути дела единственным, кто протянул ей руку помощи в трудную минуту. Однажды утром они решили немного подольше поваляться в постели, благо в тот день не нужно было никуда спешить. Мол повернулся к ней, в этот момент одеяло слегка сползло, и в дневном свете Сатин ясно увидела, что ему осталось на память от Кеноби — симметричный узор татуировок на теле резко нарушался жутким шрамом на талии. Вздрогнув, она отвела глаза; Оби-Ван в свое время хвастался перед ней своими подвигами в битве за Набу, но когда человек слушает чужой рассказ, он все же воспринимает описываемые события несколько отстраненно, примерно как книгу или фильм, не принимая это близко к сердцу, тем более если он не знаком лично с другими их участниками. Теперь же мандалорка представила себе все произошедшее в деталях и невольно испугалась. — Что случилось? — Дарт Мол заметил, как она изменилась в лице. — Ничего, — она взяла себя в руки. — Я просто подумала о том… как тебе в свое время досталось от Оби-Вана. Думаю, этого за глаза хватит, чтобы желать человеку смерти, — она сжала его руку в своей ладони, а другую, повинуясь внезапному порыву, положила ему на поясницу. — Говоря честно, если бы не мои учитель и ученик, я бы сейчас с тобой не разговаривал, — ситх приподнялся на локте, потом сел. — Если тебе не повезет получить серьезную травму, то в первое мгновение ты даже не успеваешь осознать, больно тебе или нет. Действительно плохо будет потом, и даже не в те несколько часов после такого, когда ты из последних сил в ожидании помощи за жизнь цепляешься, а когда твой организм пытается все-таки восстановиться и начать нормально функционировать заново — такое ощущение, что ты собираешь себя из кусочков, и твое тело не понимает, что к чему. Поначалу меня от любой еды наизнанку выворачивало, а при попытке принять вертикальное положение и пройти два метра от кровати до окна голова кружилась так, что все было, как перепутанные картинки в паззле. — Извини. Я не хотела. — Забудь. Сейчас все в порядке, а этот придурок когда-нибудь получит свое, и не только за меня, вернее, не столько. Он вон у своего ученика столько крови выпил и нервов ему вымотал, что иной раз я за ними наблюдаю и Энакину не завидую — даже кажется, что лучше один раз пострадать от его учителя-мучителя физически, чем всю жизнь терпеть его издевательства. Губы Сатин тронула слабая улыбка. — Прости еще раз. Не хотела тебе о таком напоминать. Несмотря на все выходки Оби-Вана, Сатин тем не менее, будучи по характеру все-таки довольно доброй и не агрессивной женщиной, на тот момент все еще не желала ему зла и тем более смерти, хотя и понимала, что он этого заслуживает; она и не подозревала о том, что меньше чем через год ее бывший возлюбленный вытворит такое, что даже она при всем своем миролюбии захочет закопать великого джедая живьем и вдобавок еще и плюнуть на его могилу. * Наблюдая за семейной жизнью своего учителя, Дарт Хейдис решил тоже не терять времени зря — в конце концов, Эйла всем своим поведением показывала, что молодой ситх вполне ей симпатичен, а из Ордена она ушла, не сидеть же ей всю жизнь в одиночестве! В конце концов, попытать счастья стоило, зачем тянуть резину и ходить вокруг да около? Если он ошибается и она скажет, что не хочет быть с ним вместе, то он не станет настаивать, а если не станет возражать, то все прекрасно. Вечером, когда Эйла пришла с работы, поела, приняла душ и собралась было идти к себе, чтобы немного посмотреть перед сном головизор, юноша обратился к ней. — Мне очень надо с тобой поговорить. Она посмотрела на него с любопытством, кроме того, в ее взгляде Хейдису почудилось что-то необычное, вернее, такое было и раньше, но сейчас стало более заметным — видимо, он все-таки тоже ей нравится. — Конечно, — она приоткрыла дверь в свою комнату, — заходи, поговорим. Эйла уже прекрасно поняла, на что он намекает, и знала, что этот молодой человек давно в нее влюблен, но, будучи бывшей гражданкой Республики и проведя все детство и юность то среди своих родственников-работорговцев, то в секте джедаев, никак не могла взять в толк, почему Хейдис не пытается ее лапать, как наверняка поступили бы многие парни на его месте. Тот же, впрочем, хотя давно мечтал о том, чтобы затащить девушку в постель, за время работы предостаточно насмотрелся на представительниц ее расы, зверски изувеченных озабоченными республикоидами, и твердо усвоил одно: сначала нужно убедиться в том, что другой не против того, что ты собираешься с ним делать, а потом уже и распускать руки. — Скажи, я тебе нравлюсь? — Нравишься. Я думала, ты давно догадался. — Я мысли читать не умею. С явной решимостью он положил руки на плечи Эйлы, ощутив под пальцами тепло ее кожи сквозь тонкую ткань длинного халата. Она улыбнулась и не сделала попытки отстраниться: одной рукой она обняла его, другой захлопнула дверь и поцеловала его в губы, прижавшись к нему всем телом. Хейдис почувствовал, как у него замирает сердце — это было просто невероятное наслаждение и счастье. Девушка дрожала от волнения — она, конечно, знала, что должно случиться рано или поздно, но испытывала небольшой страх перед неизведанным. — Ты хочешь быть со мной? — спросил он, еще не смея поверить в то, что Эйла ответила ему взаимностью. Та уверенно кивнула, и молодой ситх осторожно стянул с нее халат и ночную рубашку, одновременно с тем целуя ее лицо, губы, шею, плечи, грудь; они наслаждались каждым прикосновением друг к другу, как человек, смакующий любимое блюдо, получает удовольствие от каждого кусочка пищи. — Я так рада, что ты меня любишь, — прошептала Эйла, отвечая на его поцелуи. Потом они опустились на постель, не размыкая объятий, и все произошло так же естественно, как ночь переходит в утро, а потом в день. К своему удивлению, девушка не почувствовала сильной боли, которой ее пугали другие женщины в детстве — может, потому, что они с Хейдисом любили друг друга и оба этого хотели? Потом она быстро заснула, а когда утром наконец открыла глаза, то увидела, что он смотрит на нее, опираясь на локоть и радостно улыбаясь. Хейдис чувствовал себя в высшей степени счастливым, ведь лежавшая с ним рядом женщина казалась ему самой лучшей и прекрасной на свете, ни с чем не сравнимым сокровищем, он давно мечтал именно о ней, и это чувство было взаимным. — Я люблю тебя, — сказал он. — И хочу видеть тебя рядом каждое утро. Пойдешь за меня замуж? Эйла расслабленно улыбнулась и, слегка привстав, обняла и поцеловала молодого ситха. — Я тоже тебя люблю, — ответила она. — Конечно, пойду! — Я обязательно познакомлю тебя со своими родителями, — пообещал тот. — Уверен, что ты им понравишься. Проводив Эйлу на работу, он вытащил из шкафа комлинк и набрал код вызова своей мамы. Та ответила сразу — в руке у нее Хейдис увидел полотенце и чайник, видимо, она готовила завтрак. — Мамуль, привет, как ты там? — Все отлично, папа вон детали скупщикам относить пошел, а я его жду, сейчас вернется, есть будем. Ты там как, у вас все хорошо? — Лучше не бывает. Я женюсь. Кими едва не выронила чайник. — На той тви’лечке, что тебе нравилась? Неужели?! Наконец-то! — На ней, — улыбнулся Хейдис, и его мать охватило странное чувство, которое она затруднилась бы описать словами: казалось, что совсем недавно она оказалась на Лото Миноре, будучи еще юной девушкой, вчерашней школьницей, и вот теперь ее взрослый сын, на счету которого жизнь уже не одного джедайского выродка, стал, как она и мечтала, настоящим ситхом и даже собирается жениться… а у человека и тви’лека, наверное, вряд ли могут появиться дети? Или все-таки могут? Задавать такой вопрос сыну она, конечно же, не стала, потому что для нее главным было счастье Маано — в конце концов, детей, если что, можно и усыновить. — Когда свадьба? — Через две недели. Мы решили с этим не тянуть. Я хочу, чтобы вы с папой обязательно на ней были. Я пришлю за вами корабль. * Тем временем Энакин Скайуокер обратил внимание на то, что поведение магистра Йоды становится все более странным. Человек, сведущий в медицине, предположил бы, что к вялотекущей шизофрении у зеленого сморчка-дислексика, за девятьсот лет так и не научившегося связно излагать свои мысли на нормальном общегалактическом языке, прибавилась еще и болезнь Альцгеймера, то есть старческое слабоумие, но в этом вопросе юноша был не силен, а поделиться своими опасениями ему было не с кем: практически все его близкие друзья и ученица сбежали из Ордена, отношения же с Оби-Ваном были довольно натянутыми. Учитель-мучитель постоянно шпынял своего ученика за незначительные проступки и постоянно обвинял его в том, что он плохо занимался с Асокой и уделял ей мало внимания. — Простите, учитель, — резонно возразил Энакин, — но у Асоки не было ни выбора, ни выхода. — Выбор есть всегда, но она сделала неправильный! — Не думаю, что можно назвать свободным выбором то, что не имеет альтернативы. Выбор — это когда есть равнодоступные и равно ненаказуемые варианты. Она ничего не делала, а ее по ошибке обвинили непонятно в чем и отдали бы под суд без возможности оправдаться. Мы запаниковали, вместо того, чтобы спокойно во всем разобраться, нашли крайнюю и только больше ее напугали, вот она так себя и повела. Моей вины в этом однозначно нет. — Ну нет, Энакин, извини, но учитель все-таки несет большую ответственность за действия своего ученика, - Оби-Ван снова принялся читать молодому джедаю мораль в своей обычной манере. — Он его учит, наставляет на путь истинный. Поэтому то, что случилось с Асокой — в значительной мере твоя недоработка. В будущем магистр Винду, возможно, разрешит тебе взять другого падавана, однако сейчас тебе нужно как следует подумать над своими ошибками в обучении Асоки. Побеседовать по душам с учителем юноше так и не удалось, но тут странное поведение зеленого старикашки стало бросаться в глаза также и другим джедаям. Когда престарелый сектант принялся старательно убеждать магистра Винду в том, что его преследует дух Дарта Бейна, глава Ордена тоже заподозрил, что у его боевого товарища большие проблемы с психикой; к сожалению, толкового или даже вообще хоть какого-нибудь психиатра в республике было не сыскать днем с огнем, поэтому джедаям предстояло справляться с сумасшествием одного из членов Совета своими силами. Недолго думая, Винду собрал внеплановое заседание, темой которого было состояние здоровья магистра Йоды. — Я попросил всех вас прийти сюда, — сказал он другим сектантам, — чтобы обсудить чрезвычайно важную проблему. Не замечали ли вы в последнее время ничего странного за нашим старым другом и соратником мастером Йодой? Злые невыспавшиеся джедаи поняли, что так просто отделаться от заседания им не удастся — придется вещать что-то умное. Ки Ади Мунди зевнул и кивнул. — Да, магистр Винду. — И что же вы думаете? Говоря по правде, цереанец с гораздо большей охотой прикорнул бы хоть на полчасика прямо в кресле члена Совета — в последнее время Винду постоянно изводил своих прихлебателей дополнительными медитациями и ночными бдениями, целью которых было обнаружение в Силе разнообразных прислужников Темной Стороны, в том числе вероятного учителя Верджер, благо главе секты все же удалось из десятых источников узнать его инициированное ситхское имя — Сидиус, но его начальник настойчиво требовал ответа. — Магистр Мунди, вы что, спите? — с явным подозрением рявкнул Винду. Цереанец снова зевнул — вчера он был вынужден исполнять супружеский долг, но от усталости плохо держался на ногах и сначала, даже не успев снять штаны, сел мимо кровати, ударившись лбом об тумбочку, вследствие чего на лице у него теперь красовался здоровенный багрово-фиолетовый синяк с царапиной посередине, а потом умудрился заснуть прямо в процессе на одной из своих несчастных жен, которая, впрочем, из деликатности не стала выражать недовольство и сделала вид, что ничего не случилось. Однако Винду не сводил с подручного испытующего взора, и тому пришлось отвечать. — Ну, магистр Винду, — пробормотал заплетающимся языком сонный Ки Ади Мунди, — мне кажется, что трудности последнего времени сильно подорвали ну… здоровье магистра Йоды, он… э… неважно выглядит и, как мне кажется, очень устал и измотан. Остальные джедаи закивали. — Да, — подтвердил сам Йода, — сплю я в последние дни плохо очень, и сердцебиение сильное чувствую, сердце болит мое время от времени. Дроид медицинский аритмию нашел у меня, и лекарство принимать я стал, но не слишком хорошо помогает оно мне. — У меня такое предложение, — сказал более молодой и энергичный Оби-Ван, на котором постоянный недосып сказался не столь серьезно, как на незадачливом цереанском многоженце. — Магистр Йода, безусловно, самый старший и самый мудрый среди нас, кроме того, еще и самый проницательный, и нам не победить в этой войне без его помощи и советов. Наиболее разумным выходом, как мне кажется, было бы отправить его лечить сердце в самую хорошую клинику, чтобы он вернулся к делам совершенно здоровым, но в нынешнее неспокойное время мы не можем разлучаться с ним надолго. Поэтому я предлагаю просто предоставить мастеру Йоде недельный отпуск, который он может провести в уединении, предаваясь медитации; думаю, что это поможет ему хоть немного восстановить здоровье. Винду задумался. С одной стороны, он понимал, что если у Йоды действительно съехала крыша, недельный отпуск ему не поможет, с другой — прикинул, что галлюцинации и бред преследования у лица столь пожилого возраста могут начаться и от отсутствия полноценного сна, поэтому все же согласился с предложением Оби-Вана. — Ну хорошо, — согласился он с явно недовольной миной. — Вы, магистр Йода, выберите себе подходящее безопасное место и как следует отдохните, после чего возвращайтесь к нам. Заседание Совета Джедаев объявляю оконченным, все остальные сейчас идут на общую двухчасовую медитацию в главный зал. Ки Ади Мунди поднялся с кресла и с унылым видом поплелся за Винду, думая о том, как бы в течение этих двух часов не отключиться вместо медитации, потому что заснувшим и рассеянным было не миновать гнева главного сектанта на свои несчастные головушки.