Алые мечи

Несмотря на то, что граф Дуку презирал Кеноби и ненавидел его лютой ненавистью, он все же понимал, насколько тот опасен — наряду с Мэйсом Винду и Энакином Оби-Ван был одним из лучших воинов Ордена. Поэтому он, посоветовавшись с Гривусом, придумал хитроумный план, суть которого заключалась в том, что они оба должны были ворваться в здание Сената на Корусканте и якобы похитить Верховного канцлера. Естественно, джедаи с большой долей вероятности должны были отправить ему на выручку Кеноби, который таким образом угодил бы прямиком в расставленную врагами ловушку, а конфедераты получили бы отличную возможность с ним расправиться. Дарт Сидиус, услышав об этом, не сразу согласился на такую авантюру, но ученик расписывал ему свою идею в настолько привлекательном свете, что он все же скрепя сердце пошел ему навстречу. Дуку жестоко просчитался, а Сидиус горько пожалел о том, что принял опрометчивое решение, поддавшись на его уговоры. Поначалу все шло по плану — Совет Джедаев отправил Энакина Скайуокера и его учителя освобождать канцлера из лап сепаратистов, но Тираннус, помня о наказе своего учителя, вступил в бой с самим Кеноби, а не с его учеником, которого уже один раз чуть не убил. В этот раз преимущество оказалось на стороне джедая — он тяжело ранил Дуку, отрубив ему обе руки, а потом, не обращая внимания на отчаянные вопли возмущенных Энакина и канцлера, которые призывали отдать лидера сепаратистов под суд, хладнокровно снес ему голову у них на глазах. Энакин после этого зрелища вернулся на Корускант в совершенно подавленном состоянии: он был убежден, что его учитель не имел никакого права так поступать и лидера сепаратистов следовало судить в соответствии с законом. Молодой джедай был так молчалив и мрачен, что его жена Падме сразу это заметила и не сразу решилась сообщить мужу радостную новость. Она была в растерянности, потому что давно не видела Энакина таким расстроенным, но решила, что он просто сильно устал и испугался за Палпатина; в последнее время он очень сильно сдружился с Верховным канцлером и даже неоднократно говорил жене о том, что тот во всем его поддерживает и вообще практически заменил ему родителей. Дождавшись, пока тот немного успокоится и придет в себя, она сказала мужу, что ждет ребенка. Поначалу того обрадовала эта новость — конечно, будучи джедаем, он прекрасно понимал, что ему по-прежнему придется скрывать и брак, и тем более отцовство, но той же ночью ему приснился очередной кошмар — они начались у него незадолго до гибели матери и потом стали повторяться с регулярной периодичностью. Он привык к ним, как больной хронической болезнью привыкает к постоянной боли, которая, конечно, мешает жить и двигаться, но не то чтобы прямо очень сильно, можно и притерпеться; он знал, что тоска по матери и чувство вины из-за того, что он не сделал все возможное для ее спасения, не покинут его никогда, но Шми было уже не вернуть. Тут же вместо мамы он увидел во сне Падме — она, судя по всему, рожала и мучилась от боли на операционном столе, звала мужа на помощь, но Энакин почему-то не мог к ней подойти; он слышал отчаянные крики жены, видел слезы в ее глазах, но все это как будто издалека… неужели ей грозит гибель?! Как?! Почему?! Что можно сделать, чтобы это предотвратить?! Он встал, немного походил по комнате, выпил воды, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться; за окном была глубокая ночь. Утром надо было снова вылетать на задание, времени на переживания не было. * В один прекрасный день, когда Энакин, закончив свои дела, наконец-таки пришел к жене, Падме встретила его на пороге с заплаканными глазами. — Падме, что случилось? — он сразу же бросился ее утешать. — Почему ты плакала? Тебя кто-то обидел? Ты нездорова? — Да нет, со мной все хорошо, — она положила руку на растущий живот, — но я боюсь, что уже совсем скоро мы больше не сможем скрывать нашу тайну. Юноша пожал плечами. — Не переживай, как-нибудь выкрутимся, — он попытался успокоить жену, списав ее странное состояние на обычные причуды, присущие многим беременным. — Думаю, что ты вполне сможешь сказать, что твой ребенок приемный, ты взяла его из приюта, родила от донорской спермы или от кого-нибудь другого, например, от покойного Раша Кловиса, а не от меня. Никто же не имеет права заставить тебя делать генетический анализ. Мы-то знаем, кто родители, но другим совершенно не обязательно быть в курсе моего отцовства! Чего ты так волнуешься, мы ведь уже это обсуждали! — он засмеялся с деланной беззаботностью, хотя в его смехе был явный оттенок горечи. — Эни, ты не понимаешь, — его жена всхлипнула. — Сегодня ко мне приходил Оби-Ван. На мне было свободное платье, и он, к счастью, не заметил, что я в положении, но он догадывается о том, что между нами что-то есть. Я неправильно выразилась — он не просто догадывается, он в этом уверен! Энакин нервно прикусил губу. — А ты ему что сказала? — Я, естественно, солгала, будто между нами ничего нет, — ответила она. — Говорю ему: нет, ничего подобного, мы с Энакином просто очень хорошие друзья с ранней юности, я в него не влюблена, он в меня тоже. Мне показалось, что он не поверил, потому что он начал в очередной раз твердить о том, будто джедаи не должны иметь привязанностей и я поступаю безответственно, поскольку подаю тебе ложную надежду, а под конец, — тут Падме не выдержала и расплакалась, обняв мужа и уткнувшись лицом ему в грудь, — заявил, что если между нами действительно что-то есть, я должна немедленно тебя оставить и больше никогда не пытаться мешать тебе постигать Силу. Тот крепко прижал жену к себе и поцеловал. — Я люблю тебя. И никогда тебя не оставлю. — Я тоже этого не сделаю, — всхлипнула она. — Я просто не смогу. Никогда. — Ты все правильно ему сказала, — глаза Энакина засияли, он не договорил, но Падме поняла его и без слов. Предстоящее рождение ребенка окончательно перевернуло их жизни, теперь дороги назад не было, но они принадлежали только друг другу, и ничто не могло их разлучить. Как всегда, он не придал большого значения поведению Оби-Вана — все-таки тот был его учителем, более того, великим джедаем, которого Совет постоянно хвалил за праведность и неукоснительное соблюдение всех постулатов Кодекса, и ему не пришло в голову, что от этого сектанта стоит держаться подальше, потому что Кеноби не просто плохо понимал стремления и чувства своего ученика, но и отчаянно ему завидовал. После того, как Сатин Крайз не просто неожиданно послала его куда подальше, да еще и вышла замуж за его заклятого врага, он жутко разозлился — как же, его, такого хорошего и положительного, вдруг взяли и отвергли, да на кого променяли, на ситха размалеванного, но это было еще полбеды. Заподозрив, что его ученик, возможно, взаимно влюблен в сенатора Падме Амидалу, Оби-Ван про себя отметил, что это весьма нехорошо, и решил непременно разлучить парочку — естественно, руководствуясь отнюдь не завистью, а самыми что ни на есть благими намерениями: ведь общение с девушками сбивает его ученика с пути джедая! Будь Энакин старше и мудрее, он сразу понял бы, куда клонит его учитель-мучитель, и, наспех собрав вещи, сбежал бы вместе с женой подальше от джедаев и республиканцев, но он был пока что еще слишком юным, добрым и открытым и не представлял себе, на что может быть способен завистливый монстр, к тому же даже не осознающий собственной зависти и прикрывающийся благими намерениями. Поэтому он искренне думал, что Оби-Ван не способен причинить вред ни ему, ни его жене, а что к Падме наведался и нес всякую ахинею, так это он просто так воспитан, а на самом деле просто по-своему хочет своему ученику добра. * Энакина Скайуокера постоянно, практически ежедневно, терзали страшные сны, которые сначала касались его матери, а потом Падме, но тут к этому прибавилось еще какое-то странное ощущение, регулярно усиливавшееся в те моменты, когда он находился в Храме Джедаев. Юноша привык доверять своей интуиции, и это ему очень не понравилось. Делая вид, что медитирует, он попытался сосредоточиться на том, что чувствует, и ему показалось, будто кто-то отчаянно пытается звать в Силе на помощь. Он не мог понять, кто это, и подумал, что может, безусловно, ошибаться, тем более что в последнее время у него и так расшалились нервы, однако на всякий случай решил повторить свой эксперимент; на следующий день это ощущение не только не пропало, но и еще больше усилилось. Энакин решил немного успокоиться и проанализировать происходящее — делиться своими тревогами с Оби-Ваном, Винду, Йодой или еще кем-то из своих наставников он, естественно, не стал, поскольку в последнее время у него с ними были не слишком теплые отношения, и это навело его на нехорошие мысли. Кто может звать в Силе на помощь? Понятно, что это разумное существо, кроме того, этот неизвестный — одаренный и к тому же однозначно попал в неприятности и испытывает страдания. Энакину уже доводилось чувствовать такое, когда кто-либо из его товарищей по Ордену попадал в беду, и он мог бы понять, если бы такие ощущения возникли в зоне военного конфликта, но в Храме Джедаев? Откуда? Почему? Ему нужно было срочно с кем-то посоветоваться, но с кем? Учитель-мучитель, естественно, отпадал — после недавнего инцидента с его визитом к Падме и многих других событий Энакин понимал, что ожидать от него понимания, поддержки и сочувствия не приходится; то же самое касалось и магистра Йоды, Мэйс Винду же откровенно не доверял молодому джедаю и относился к нему с нескрываемым пренебрежением. У юноши мелькнула мысль пойти к жене, но ему совершенно не хотелось пугать беременную Падме всякими странными вещами. Его друзья и ученица давно сбежали из Ордена. Оставался только один человек, на которого он хоть как-то мог положиться: канцлер Палпатин. Энакин, естественно, сомневался в том, стоит ли беспокоить и без того в высшей степени занятого и уставшего, к тому же не обладающего чувствительностью к Силе человека посторонними делами, но иного выхода у него не было, и он пошел к канцлеру. Увидев своего спасителя, тот сразу понял, что юноша очень сильно чем-то обеспокоен, и поинтересовался, что произошло. — Эни, у тебя все нормально? — спросил он. — На тебе лица нет. — К сожалению, не все, канцлер, — сказал молодой джедай. — В Ордене Джедаев вообще и конкретно в Храме происходит что-то странное, и мне это не нравится. Кроме того, сенатор Падме Амидала, с которой мы оба давно знакомы… — Так, Энакин, подожди, давай-ка обо всем по порядку, чтобы я мог понять, что у тебя творится… — Дело было так, — он сел в предложенное канцлером кресло, но к напитку, который принес дроид, даже не притронулся — был слишком взволнован. — Я был в Храме и почувствовал в Силе, будто кто-то испытывает страдания и зовет на помощь, и этот кто-то тоже находится там. Мне это показалось очень странным, и я решил еще раз все проверить. Это ощущение только усилилось. У меня просто не укладывается в голове, что же там могло произойти! Канцлер внимательно слушал юношу, подперев голову рукой, и время от времени угрюмо кивал. — Да, это очень странно, — согласился он. — Я могу сделать из этого лишь один вывод: кто-то из твоих товарищей попал в беду, и ему нужна помощь, причем чем скорее, тем лучше. Нет ли у вас в Храме каких-либо подземных ходов или тайных мест, куда мог бы забраться, например, неосторожный юнлинг и не суметь оттуда выбраться? — Наверное, да, я сам не в курсе, хоть я и джедай, — Энакин нервно поглядывал то в окно, то на канцлера, и попытался вымученно улыбнуться. — Мне кажется, что это неприятно, но не смертельно, — успокоил его канцлер, в душе уже подозревая что-то неладное. — Я думаю, что этого неизвестного вполне можно найти, тут тебе стоит обратиться за помощью к членам Совета. — Прошу прощения, господин верховный канцлер, но это еще не все, — продолжил молодой джедай неожиданно дрогнувшим голосом. — Вчера случилось еще кое-что… я не знаю даже, как это объяснить. У Мэйса Винду есть ученица, Депа Биллаба. — Да, слышал о такой, — кивнул Палпатин. — И что же произошло? Говорят, она вроде как переметнулась к врагам. — Нет, это не совсем так, — объяснил юноша. — Ее отправили с миссией на Хэруун-Кэл, и там произошло что-то очень странное, я так и не могу ни понять, ни узнать, что. Магистр Винду вчера привез ее в Храм Джедаев, и она была без сознания. Он и магистр Йода стали рассказывать всем, будто бы Депа действительно чуть не переметнулась на Темную Сторону — именно на Темную Сторону, а не к сепаратистам, но не объяснили, в чем это выражалось, из-за этого сошла с ума, попыталась убить собственного учителя и покончить с собой, а когда это не удалось, внезапно впала в кому. — С чего бы это? — удивился канцлер. — Если она была здорова… в кому-то обычно впадают из-за каких-либо физических травм или болезней. Ты не заметил на ее теле никаких повреждений или там, допустим, крови на одежде? Ожогов от светового меча? Энакин поежился, снова посмотрел в окно — похоже, на улице собирался дождь. — Вот и я о том же. Я попытался расспросить магистра Винду о том, что именно произошло, может, она ранена и ей нужна помощь, предлагал позвать врача или отвезти ее в госпиталь, но он отказался и заявил, что с ней все в порядке, это просто влияние Темной Стороны, а на все мои вопросы отвечал очень уклончиво. Однако мне показалось… или не показалось, у Депы темные волосы, освещение было тусклое, я не очень понял — будто у нее на волосах запекшаяся кровь. Я сказал об этом магистру Винду, он ответил, что она могла слегка пораниться в бою или при падении. Я снова спросил, не нужен ли ей врач, но он недвусмысленно намекнул мне на то, чтобы я убирался и не задавал лишних вопросов. Палпатин нахмурился; он сразу же заподозрил, что в секте джедаев с юнлингами однозначно обращаются не лучшим образом и наверняка бросили какого-нибудь особо провинившегося ребенка в карцер, а тот из последних сил зовет на помощь, что же до Депы, то Винду либо сам покалечил собственную ученицу и теперь решил выдать ее смерть за происки Темной Стороны, либо приказал кому-то, хоть даже тому же Кеноби, это сделать. При мысли о мерзавце, который тяжело ранил одного его ученика и безо всякой жалости на глазах убил другого — тогда ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, все знания и навыки, чтобы сдержаться, не броситься на Оби-Вана с оружием и тем самым не раскрыть себя и не погубить все дело, он почувствовал прилив совершенно запредельной ненависти — с каким удовольствием он медленно порезал бы это чудовище собственными руками на мелкие кусочки, но было еще не время вершить месть. Пока не время, но скоро оно придет… — Нда, мне это тоже очень не нравится… Знаешь что, Энакин, мне вот какая мысль в голову пришла: отправлю-ка я туда службу безопасности с проверкой. Для всех основание будет такое: якобы в последние дни они в штабе неоднократно получали анонимные сообщения с угрозами от неизвестных лиц о том, что в Храме Джедаев заложены взрывные устройства, и на всякий случай пришли убедиться в том, что это всего лишь глупые шутки. Вряд ли магистр Винду откажется пустить их внутрь, они осмотрят все помещения в поисках бомб, найдут пропавшего юнлинга и заодно выяснят, что произошло с Депой и не нужна ли ей помощь. А с Падме-то, собственно, что? — канцлер тоже в последнее время замечал, что девушка неважно выглядит, во время последнего заседания Сената ее кожа показалась ему очень бледной, почти прозрачной с каким-то зеленоватым оттенком. — Ты тоже заметил, что она, похоже, нездорова? Энакин невольно вздрогнул и растерялся: положение становилось абсолютно невыносимым. — Нет, господин верховный канцлер, она вполне здорова… не знаю, как вам объяснить… — Ну как, словами и объясни, — Палпатин разговаривал с ним вполне доброжелательно, без какого-либо обвиняющего тона, как Оби-Ван или Винду, и юноша не решился солгать человеку, который фактически заменил ему отца. — Ладно, — он собрался с духом. — Мы с Падме… — Встречаетесь? — улыбнулся канцлер. — Ну, понятно, дело молодое, мне давно казалось, что она к тебе неравнодушна. И ты боишься, что тебя за это выгонят из Ордена? — Все хуже. Мы не просто встречаемся, мы поженились почти сразу после битвы на Джеонозисе, а вам показалось, что Падме нездорова, потому что… она от меня беременна. Палпатин заметил, как лицо Энакина посерело от страха, юноша чувствовал себя неловко, поделившись такой тайной. — Кто-то еще знает? — участливо спросил он. — Да вроде бы нет… — Раз нет, на нет и суда нет. Это всегда можно скрыть, мало ли кто там от кого забеременел, у твоего ребенка на лбу не будет написано, что его отец — Энакин Скайуокер. Я-то тем более никому не скажу, я не одобряю всех этих джедайских идей безбрачия, — пообещал канцлер. — Понимаете, не в этом дело, — сдержанно ответил юноша. — Если бы Падме просто ждала ребенка, я бы, как вы правильно говорите, благополучно это скрыл, мы с ней и так решили всем соврать, что отец малыша — покойный Раш Кловис, тем более что он погиб буквально за неделю до того дня, когда мы ориентировочно зачали ребенка, хотя она с ним не то что не спала, даже не целовалась ни разу. Беда в том, что меня снова мучают кошмары. Я вам рассказывал про свою маму. — Да, я помню эту историю, честно говоря, до сих пор не понимаю, как Оби-Ван и Совет Джедаев могли не отпустить тебя к матери, — сочувственно произнес Палпатин. — Хотя сытый голодного не разумеет, а тот, кого забрали из семьи в возрасте нескольких стандартных месяцев, никогда не поймет того, кто воспитывался хотя бы одним родителем, не говоря уже об обоих. Был у меня, помнится, школьный друг, он женился, и родился у него одаренный ребенок. Товарищ мой не просто согласился отдать сына в Орден, он даже настаивал на этом, думал, что престижно иметь родственника-джедая. Лет двадцать спустя он попытался разыскать сына, но тот сказал, что его биологическая семья ничего для него не значит, и вел себя с отцом, как с чужим человеком. Теперь тебя беспокоит состояние твоей жены? Энакин печально кивнул. — Мне постоянно снятся кошмары, в которых она умирает от родов и зовет меня на помощь, а я ничего не могу с этим сделать. И не знаю, что делать, — он слегка выделил голосом предпоследнее слово. — У нее какие-то осложнения? Что говорят врачи? — Палпатин удивился, поскольку все-таки такая обеспеченная женщина, как Падме, вполне могла позволить себе квалифицированное медицинское обслуживание, да и они жили как-никак в самом центре галактики, а не в какой-нибудь глухой дыре, где никто не слышал про врачей и молодым женщинам в родах помогают неграмотные соседки. — Они утверждают, что с ней все в порядке и беременность протекает совершенно нормально… это всего лишь мои сны, но они пугают меня. Очень сильно пугают, потому что один раз они уже сбылись, и я не уверен в том, что этого не случится снова. Верховный канцлер ободряюще улыбнулся молодому джедаю — наверное, так любящий отец улыбается напуганному, плачущему ребенку, стремясь сначала его успокоить, а потом уже выяснить, что за беда с ним приключилась. — Не переживай, Энакин, — сказал он, — думаю, что я в силах тебе помочь. Я изучал некоторые старинные книги и узнал из них о том, как можно спасти дорогих тебе людей от смерти. В его голосе звучала такая уверенность, что юноше впервые за много дней стало заметно легче.