Алые мечи

Дарт Мол проводил своего нового ученика в какую-то комнату, где тот мог немного отдохнуть, и бедный Эзра заснул, не раздеваясь, едва успев опустить голову на подушку. Когда он проснулся, за окном было совсем светло, и поначалу он с трудом сообразил, где находится и что произошло — сказались недосыпание и стресс последних дней, но потом вчерашние события вспомнились с пугающей яркостью. Он сам добровольно пришел к ситху и согласился стать его учеником в обмен на спасение Геры — впрочем, ситх, надо отдать ему должное, оказался вовсе не монстром, каким юноша представлял его себе раньше, у него вон, оказывается, даже жена и сын есть, и Сатин он не убивал, может, и с Герой не обманет? Поднявшись с постели, юноша какое-то время соображал, где тут ванная, чтобы умыться и хоть немного прийти в себя, но тут в дверь постучали. — Эзра, вставай, — он узнал голос Дарта Мола, — мы ее нашли! — Я уже не сплю, — ответил он, окончательно продрав глаза, — можешь войти. Дверь открылась. Ситх сразу заметил, что его ученик, вымотанный до предела, всю ночь спал в одежде, но ничего не сказал. — Мы нашли твою Геру, — повторил он. — Надеюсь, что она еще жива. Ее увезли на Альдераан. Беги скорее на кухню, перекуси, и летим за ней. Эзра попытался было возразить — он хотел лететь сразу, не теряя времени, но Мол все равно велел ему идти есть. — Корабль все равно еще минут пятнадцать будут готовить, — объяснил он, — да мне как-то и не надо, чтобы ты по дороге еще и в голодный обморок упал. Сил не будет никого защищать. Давай-ка, иди есть, а потом сразу вылетаем. На кухне кто-то уже поставил для него на стол тарелку с несколькими кусками поджаренного хлеба с маслом и фруктовым джемом и чашку с ароматным крепким кофе. Эзра принялся за еду, стараясь покончить с ней как можно быстрее — как-никак Гера нуждалась в его помощи! Тут дверь приоткрылась, и в кухню вошла Сатин Крайз. — Доброе утро, — Эзра на секунду отставил в сторону чашку. — Доброе утро. Ты выспался? — Да, все в порядке, — он не знал, будет ли это с его стороны явной невоспитанностью, но все же решился задать вопрос. — Скажите… а вы с моим учителем как познакомились? — До сих пор не веришь, что никто меня не насиловал и не убивал? — слегка усмехнулась она. — Когда на Мандалоре стараниями республиканцев начался голод, он за мной целую неделю очень трогательно ухаживал и угощал всякими вкусностями. Я поначалу еще его боялась, уж не знаю, почему — наверное, из-за того, что мне про него Кеноби наговорил, а он мне вскоре предложил за него замуж выйти. К тому времени я уже поняла, что он вовсе не такой плохой, как утверждают джедаи, через две недели уже сама влюбилась в него без памяти, через месяц мы поженились, а через год у нас родился Дессел. Теперь, надеюсь, я тебя убедила? — Конечно, — кивнул он, допивая кофе. Быстро проглотив свой завтрак, юноша побежал на посадочную площадку. Там рядом с кораблем его взору предстало еще несколько молодых ситхов: тви’лечка-летанка с черными татуировками на лице и лекку — они чем-то напомнили Эзре татуировки самого Мола, но у девушки напоминали скорее цветочные орнаменты и спирали, а не геометрические узоры, мужчина человеческой расы с собранными в хвост темными волосами и юноша-зелтрон в весьма необычной модной мантии с разрезами по бокам, застежкой-молнией и вышитыми золотом гербами Галактической Империи. — Кстати, хотел тебя еще кое с кем познакомить, — Дарт Мол представил их Эзре, — эта девушка — Нума Эйво, ученица моего брата, я тебе про нее говорил, это Дарт Хейдис, мой ученик и по совместительству очень хороший врач, молись, чтобы его мастерство нам все-таки не понадобилось, а это еще один мой ученик, он буквально сразу после разгона секты джедаев ко мне перешел… — Раис Лайг, — представился зелтрон. — Кстати, я с твоим бывшим учителем вместе в Храме Джедаев лучшие годы своей жизни губил, должен тебе честно сказать — Кэнан тот еще долбоеб, радуйся, что от него отвязался, могу себе представить, какой бред он тебе заливал. — Да я уж сам понял, — разочарованно проговорил Эзра. — Про герцогиню Сатин и нашего теперь уже общего учителя. Знаешь, я, конечно, все понимаю, джедаи и ситхи взаимно ненавидят друг друга, но зачем лить такую грязь на головы вполне приличных и честных разумных? А я еще поверил и всерьез Мола насильником и убийцей считал. — Этот бред изначально сочинил Хреноби, — прокомментировала Нума, — ну, а у Кэнана своей головы нет, он и подхватил, и повторяет всякие идиотские сплетни, потому что сам такой же придурок. Плохо, когда у человека вместо мозга жеваный картон. Ладно, летим скорее за твоей Герой, пока ее там не убили и не покалечили. * Нередко любовь родителей к своим детям бывает слепой и откровенно странной: обезумевший от обожания ребенка отец или мать готовы на любые жертвы во имя своего ненаглядного дитятка, которое может оказаться откровенно неприспособленным к жизни, жестоким, а то и вообще типом с девиантным поведением или тяжелыми криминальными наклонностями. Одним из таких отцов был знатный альдераанец Деон Рив, близкий друг Бэйла Органы. Тридцать лет назад у него родился сын; ребенок был долгожданным и желанным, но вскоре радость родителей обернулась тяжким горем. Врачи поставили малышу диагноз — тяжелая умственная отсталость. Мальчик-олигофрен не смог бы даже учиться в обычной школе, не говоря уже о вузе, и все мечты родителей рассыпались в прах. Материальное положение семьи позволяло родителям пристроить больного ребенка в платный интернат с хорошим уходом, и жена Деона, взвесив все «за» и «против», предложила супругу все же последовать советам врачей. — Дорогой, — сказала она, — я думаю, что нам следует отдать Велли в интернат. Мы с тобой еще молодые, при желании можем родить себе здорового ребенка, зачем нам эта обуза? Пока он еще мал, мне придется не отходить от него ни на шаг, в зрелые годы он тоже не сможет сам о себе заботиться, и все наши деньги будут попросту улетать в черную дыру! Кроме того, он же умственно отсталый, что нам от него ожидать придется? Они же непредсказуемы, возьмет и дом вместе с нами подожжет! Деон, впрочем, не только не разделил идей жены, но и откровенно возмутился. — Саана, — воскликнул он, — как ты можешь быть такой жестокой! Каким бы он ни был, хоть больным, хоть слабоумным, но это наш сын, и мы его родители! У нас достаточно денег, чтобы его прокормить, и мы будем о нем заботиться! Женщина посмотрела на больного малыша, который бессмысленно таращился в пространство, пуская слюни, со смесью жалости и брезгливости. — Деон, ну что ты несешь, я ж не убивать его призываю, — возмутилась она. — Да, это наш ребенок, и он не виноват в своей болезни, он таким родился. Однако я тоже живой человек, и мне хочется жить, а не существовать рядом с безнадежно больным, который добро если научится ходить на горшок и говорить «мама» и «папа». Мы поместим его в хороший интернат, благо можем это себе позволить, там за ним будет должный уход и присмотр, ему даже обеспечат коррекционное обучение, а мы будем его навещать и вполне сможем родить еще нескольких здоровых детей. Муж, однако, был непреклонен. Он обвинил жену в жестокости, но и Саана не собиралась сдавать позиции. Она демонстративно перестала заниматься ребенком, и ее супруг был вынужден наконец нанять профессиональную няню. Естественно, на молодую женщину снова обрушился шквал упреков в бездушии, но у нее были свои доводы. — Я тоже человек, и мне хочется нормальной жизни, — резко сказала она, — а этот ребенок неуправляем. Он совершенно ничего не понимает, когда я пытаюсь его мыть, кормить или купать, он намеренно опрокидывает еду, кусает меня, царапает, щиплет до синяков и дергает за волосы, вырывая их целыми прядями, ты сам это видел! Он же агрессивен, ему нужен профессиональный уход, я с ним не справляюсь! Отец понимал, что сына, в общем-то, и в самом деле стоило бы поместить в стационар, но родительская любовь была сильнее здравого смысла. Несмотря на то, что его слабоумный сын и впрямь был неуправляемым, он продолжал возиться с ребенком целыми днями. Няньки у него иной раз менялись чаще, чем подгузники, но ни одна не выдержала умственно отсталого малыша дольше месяца. Саана, хотя материальное положение семьи позволяло ей не работать, устроилась в какую-то контору и под предлогом занятости старалась как можно реже бывать дома — настолько ее мутило от общества неполноценного ребенка. В один прекрасный день Саана собрала вещи и объявила, что уходит от мужа и подает на развод. Деон умолял ее остаться, но в ответ услышал много интересного — в том числе то, что его супруга уже почти несколько месяцев встречается с другим мужчиной, каким-то имперским офицером-забраком. — Мне надоел этот ад, — сказала она мужу. — Мы с тобой могли бы, как я и предлагала, сдать Велли в интернат и жить счастливо. Я же тебя любила! Ты думаешь, я ушла бы к другому, если бы ты не сюсюкал с этим овощем, а я каждый раз не возвращалась после работы в пропахший подгузниками дом, где ты давно перестал обращать на меня внимание как на женщину! Мы с тобой уже полтора года не спим вместе! Так что прости и прощай, я выхожу замуж и завтра утром улетаю на Иридонию. Плюнув и назвав свою благоверную на прощание шлюхой и ксенофилкой, Деон всецело погрузился в воспитание своего слабоумного отпрыска. Друзей у него осталось очень мало — все они, как назло, разделяли мнение Сааны, желали ей счастья с новым мужем и советовали Деону пристроить сына в интернат, и он общался либо с теми немногими, кто решил промолчать, либо с сиделками, массажистами, логопедами и прочими специалистами, которые круглые сутки возились с его сыном. Следует отдать ему должное — определенных успехов он все же добился, его ребенок научился хоть как-то изъясняться, хотя его словарный запас составлял не более сотни слов, пользоваться унитазом, одеваться и есть с ложки, однако даже коррекционная школа ему все равно не светила. Когда олигофрену минуло десять, Деон женился снова — на молоденькой медсестре, которая ухаживала за его сыном. Девушка не скрывала того, что не любит своего мужа, но она была круглой сиротой, у которой в кармане повесилась мышь, и в итоге Деон получил в результате этого брака бесплатный секс и бесплатный уход за слабоумным, а нищая медсестра — еду, одежду и крышу над головой. Все были относительно рады такому положению дел, и через год молодая жена Деона родила ему второго сына — в этот раз, на общее счастье, вполне здорового. Время шло, дети росли, младшего записали в элитную школу, старший соображал по-прежнему немногим больше, чем овощ на грядке, но в его теле здорового парня с умом ребенка пробудились вполне себе взрослые гормоны, и ему понадобилось удовлетворение половых потребностей. Поначалу олигофрен лишь упорно ублажал сам себя, но потом, когда он попытался схватить за ягодицы симпатичную мачеху, Деон запер его в комнате и попросил жену больше не оставаться с ним наедине, а уход за больным взял на себя. Однако вскоре альдераанец дожил до черного дня: придя домой, он нашел тело супруги в комнате старшего сына на его кровати с сорванным нижним бельем и сломанной шеей — слабоумный юноша сломал замок в двери, затащил мачеху к себе, изнасиловал и убил. Делом заинтересовалась полиция, больного хотели принудительно забрать в госпиталь как социально опасного типа, но отец, несмотря на страшную смерть жены, внезапно вступился за своего отпрыска. — Пожалуйста, не надо, — умолял он прокурора. — Он же болен, он не понимал, что делает, я буду лучше за ним присматривать, а в больнице он умрет, там за ним никто не станет ухаживать! Добиться снисхождения ему удалось с большим трудом: Деона заставили написать расписку, что он обязуется лучше смотреть за сыном, а окончательно замять дело и оставить больного дома ему удалось лишь благодаря солидным подношениям альдераанскому лидеру Бэйлу Органе. Вскоре Деон нанял следить за олигофреном не медсестру, а крепкого накачанного медбрата, и они зажили дальше — младший сын был еще мал, на момент несчастья был на утреннике в школе, и отец соврал ему, будто мама поехала к косметологу и разбилась в аварии аэротакси. Однако второй отпрыск Деона оказался тоже не особо здоров на голову: в младших классах он постоянно задирал девочкам юбки, что все поначалу списывали на невинные детские шалости, потом начал приставать к одноклассницам в более грубой форме, а в итоге, когда ему исполнилось семнадцать, отца вызвал к себе директор школы и настоятельно потребовал забрать сына: мальчик стал совершенно неуправляемым, а после уроков попытался с понятной целью затащить в туалет девочку из параллельного класса — несостоявшегося насильника спугнула уборщица. Деону с большим трудом удалось упросить родителей девочки не подавать заявление в полицию — естественно, тоже за кругленькую сумму; сынка-дегенерата он перевел в экстернат, а дома объяснил ему, что удовлетворять свои сексуальные потребности следует более приемлемым путем. — Сын, если тебе уж так нужна женщина, я вызову для тебя на ночь девушку из специальной службы, — пообещал он, — только ты уж больше не позорь меня! Никаких денег на вас с братом не хватает! Свое обещание Деон сдержал и на следующий день вызвал к своему выродку-недоумку профессионалку, однако та, услышав, что за озвученную сумму ей предстояло оказать услуги не только озабоченному прыщавому недорослю, но и его папаше, и брату-олигофрену — своего старшенького Деон тоже не забыл — тут же направилась к дверям, она не собиралась выполнять за конкретную плату тройную работу. Альдераанец попытался ее задержать, но девушка начала кричать и успела вызвать полицию. Деону снова пришлось откупаться и писать объяснительные, содержимое его сейфа значительно уменьшилось, детки-придурки хотели секса, да и сам он уже давно не спал с женщиной — в общем, природа настойчиво требовала свое, финансы пели романсы, а ночные бабочки — положенную им по закону плату за услуги. Некоторые богатые люди, не желающие обременять себя семьей, заключали особые контракты с представительницами эскорт-сервиса — предоставляли им полное содержание и проживание, а также ежемесячно выплачивали определенную сумму за услуги интимного характера, и он обратился в соответствующую службу, но никто не желал связываться с Деоном, стоило ему только упомянуть о физиологических нуждах своего сынка-олигофрена и его младшего братца. Тут дружка Бэйла Органы посетила гнусная мысль: все-таки накопить денег, навести справки и попросту купить на черном рынке рабыню, которая будет не просто обслуживать его выродков и его самого в постели, но и заниматься всякой работой по дому — не надо будет тратить деньги на девиц легкого поведения, техническое обслуживание старых дроидов и покупку новых! Когда он осторожно поделился своей задумкой с самим Органой, благо тот неоднократно выручал его из беды, сенатор тут же сделал ему деловое предложение. — Есть тут одна, если тебя, конечно, устроит девка с хвостами на голове, меня лично от тви’лечек тошнит, но это дело вкуса, — произнес он. — Что скажешь? — А мне все равно, ты мне хоть па’лоуика женского пола предложи, — печально ответил отчаявшийся Деон, ведь после скандальных выходок его семьи даже ночные бабочки шарахались от него, как от стихийного бедствия. — Моим-то обоим безразлично, кого пощупать, им главное, чтобы это была женщина, а не доска с дыркой, да и мне… сойдет, я думаю. — Ну ладно, — кивнул Органа. — Тогда я могу познакомить тебя с тем, кто ее продает. Девушка сильная, долго выдержит, — многозначительно пообещал он и подмигнул товарищу. Цена Деона устроила, хотя в его положении выбирать не приходилось, и вскоре Органа свел покупателя с продавцом — им оказался мрачный седеющий мужчина средних лет, который привез с собой красивую юную тви’лечку с нежно-зеленой кожей. — Довольны? — отрывисто спросил он у Деона. Тот едва заметно кивнул, постоянно озираясь по сторонам — в Империи работорговля была объявлена вне закона, и за то, чем они тут занимались, можно было угодить не только в тюрьму, но и на эшафот. — Смотреть будете? — поинтересовался продавец. — Или так возьмете? Деон ощутил липкий страх, его прошиб пот — в глубине души он понимал, что совершает что-то очень неправильное, но отступать было уже поздно. Более того, его охватывал ужас вовсе не из-за понимания того, что стоящая перед ним девушка — тоже разумное существо, которое испытывает такую же боль и страх, как и он сам, и лишать ее свободы и причинять ей страдания было бы попросту недопустимо, а из-за опасения быть застигнутым на месте преступления и попасть за решетку — за преступное деяние в отношении жителя другой планеты он бы уже не отделался простым выговором и штрафом и точно не смог бы откупиться. — А я и так смотрю, — он не понял вопроса. — Ну, раздевать, — пояснил продавец. Девушка переменилась в лице, повернулась к нему и хотела было что-то ответить, но мужчина достал из кармана маленький пульт и показал ей. — Гера, ошейник на тебе не для красоты, и наручники тоже не для виду, — пригрозил он. — Если она начнет сопротивляться, — обратился он к Деону, — пара ударов током, и все, станет тихо. Тут тви’лечка, которая до этого момента вела себя на удивление спокойно, кажется, испугалась не на шутку, и альдераанец сразу понял, что работорговец ее попросту обманул, соврав, что пристроит ее в танцовщицы или официантки. Она сжала губы, распахнула глаза в немом ужасе, но не издала ни звука. Деону же захотелось как можно скорее расстаться с деньгами и покинуть это место, хотя теперь он вообще не был уверен в том, что это не подстава. — Не буду, я и так вижу, что фигура у нее прекрасная, — отрывисто бросил он. — Я ее забираю. Деньги наличными или вам на счет? — Лучше на счет, — ответил его собеседник. * По дороге в дом своего нового хозяина несчастная Гера Синдулла уже успела проклясть и свою глупость и доверчивость, и тот день, когда связалась с прореспубликанскими террористами, и все на свете; ошейник и наручники не оставили ей ни единого шанса даже на элементарную самооборону. Отец и Сато во всех красках расписали ей бедственное положение Сопротивления, рассказали о том, что повстанцам не хватает денег даже на медикаменты, из-за чего многие солдаты обречены на смерть в мучениях, а также на оружие и провизию, и в итоге она все же согласилась пожертвовать собой — тем более что Чам Синдулла клятвенно пообещал на вырученные за нее деньги все же найти для Кэнана хорошего врача и приобрести импланты. Он уверял дочь в том, что все это временно, что одному человеку, причем вполне приличному, просто нужна помощница по хозяйству, а потом они разберутся с финансовыми проблемами, и она вернется к своим. Эту жалкую ложь доводилось слышать уже тысячам и миллионам рилотских женщин, которых вот так вот уговаривали жертвовать собой члены их семей, и Гера, которая всегда считала себя сильной и самостоятельной, тоже поверила в это — поверила, чтобы помочь тем, кто был ей дорог, спасти человека, которого любила, но чем все обернется для нее теперь? Она едва не зарыдала от злости и бессилия и со страхом подумала о том, что купивший ее человек вполне может не только заставить ее работать целыми днями, но и предъявить все права на ее тело, а она ничего не сможет ему противопоставить — только умолять или отбиваться из последних сил, пока не лишится чувств от ударов током или тяжелыми предметами, и тогда самого страшного не избежать… но она ведь мечтала о верной, чистой и светлой любви, о единственном дорогом ей человеке! Теперь для нее все окончательно потеряно, и даже если ей когда-нибудь все же удастся вырваться из рабства, все будут относиться к ней исключительно как к женщине легкого поведения и считать, что она сама этого хотела, пусть это и не так! Ей удалось хоть как-то взять себя в руки и успокоить себя мыслями о том, что этому мужчине, возможно, и впрямь нужна служанка, а не наложница, однако по прибытии на место Гера поняла, что зря надеялась на лучшее. Буквально с порога ее нагрузили разнообразными поручениями; как удалось понять самой девушке, вечером хозяин дома планировал устроить не то званый ужин, не то просто посиделки с друзьями, и бедной Гере пришлось наравне с дроидами-уборщиками драить весь дом и готовить разнообразные блюда. Чуть позже ее новый господин — она уже успела узнать, что находится на Альдераане и зовут этого человека Деон — велел ей самой привести себя в порядок к приему гостей, и ничего хорошего от этого ей ждать не приходилось. Он приказал ей не только накрыть на стол, но и самой вымыться и переодеться, а потом явиться в зал и ждать дальнейших указаний. Бедная девушка, уже не помня себя от страха, взяла те вещи, которые вручил ей хозяин, и пошла в ванную. Теперь ей было неоткуда ждать спасения, да и постоять за себя она уже не могла — если раньше она имела возможность ударить того, кто пытался причинить ей вред, или выстрелить в него из бластера, то теперь купивший ее человек мог делать с ней все, что только пожелает, и даже если она вдруг попытается сопротивляться или схватить какой-нибудь предмет, годный для использования в качестве оружия, ей самой придется очень и очень несладко. Вскоре пришли два гостя — по виду ровесники хозяина; они много ели и пили, и Гера едва успевала подливать им спиртное, подавать блюда и уносить со стола грязные тарелки. В какой-то момент веселая компания наконец закончила попойку и трапезу, и хозяин дома велел дроидам убирать со стола, а своей рабыне — раздеваться. Гера беспомощно заплакала. Ей безумно хотелось вернуться домой, спрятаться в своей каюте и сидеть там в одиночестве, но теперь она оказалась в руках монстра — сколько она слышала о таком и читала, но никогда не думала, что это произойдет именно с ней! Бежать было некуда, но и заставить себя подчиниться она не могла. — Не надо! — взмолилась она. — Не трогайте меня! — Я сказал — раздевайся, — в его голосе зазвучала угроза. — Или мне тебя сначала отключить? Знаешь, электрический ток — это не очень приятно… Она медленно повиновалась — ей уже больше ничего не оставалось; мысленно пытаясь отрешиться от происходящего, она стянула через голову платье, стала расстегивать лифчик. — Шевелись, — поторопил ее альдераанец. — Ты что, уже сдохла?! Один из его дружков быстрым движением схватил девушку за запястья, свел ее руки вместе и заломил за голову, а потом навалился на нее, придавив к полу. Она отчаянно закричала, а тот связал ей руки заранее приготовленной веревкой и закрепил узел на ручке шкафа. — Теперь все пойдет куда лучше, — сказал он хозяину дома. — Меньше будет дергаться. Прежде, чем Гера успела опомниться, пьяный дегенерат одним резким движением сорвал с нее трусики, а его дружок, вцепившись в ее лодыжку, привязал ее левую ногу к ножке огромного стола, затем проделал то же самое с правой. Теперь она была совершенно беззащитной и беспомощной перед тремя нетрезвыми уродами, которые решили над ней надругаться; слезы ручьями потекли по ее щекам, но это совершенно не трогало ни хозяина дома, ни его приятелей. — Давайте, — поторопил он своих собутыльников, — а то мои ребята тоже хотят, оставим им немного вкусненького. Откуда-то донесся какой-то грохот и ругань. Один из гостей встрепенулся, но Деон поспешил его успокоить. — Не обращай внимания, это мой младший опять в игры режется. Тот расстегнул штаны и собрался было приняться за свое грязное дело; девушку трясло от невообразимого, запредельного ужаса, она понимала, что от непоправимого ее отделяют в лучшем случае какие-то секунды, но ее мучитель не обращал на это никакого внимания. Она почувствовала, как к ее телу прижимается что-то твердое и горячее, но у пьяного дегенерата ничего не выходило — похоже, хватил лишнего. — Не получается, — разочарованно протянул он, и бедную Геру едва не вывернуло наизнанку от омерзения и алкогольного смрада. — Узкая слишком. — Слюной смажь, болван, — разочарованно пробурчал его дружок. — Что, первый раз женщину видишь и не знаешь, как надо? Дегенерата-садиста внезапно осенило, и он потянулся к валявшейся на полу винной бутылке. — А я вот что возьму, — сказал он, — тогда у нее там точно станет пошире. Девушка отчаянно закричала, давясь рыданиями, но в этот момент чья-то сильная рука внезапно отшвырнула ее обидчика к стене; сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Гера смогла рассмотреть, что это был молодой мужчина расы зелтронов в длинном черном плаще с разрезами. Вырвав у альдераанца бутылку, он разбил ее об стену прямо у него над головой; того, еще не успевшего понять, что происходит, осыпало осколками. — Получай! — воскликнул зелтрон и с выражением довольного злорадства на лице воткнул розочку от разбитой бутылки недоумку в горло. Тот, видимо, хотел было просить пощады, но не успел — дико выпучив глаза от боли и удушья, он вскинул обе руки к ране и, размазывая по шее кровь, медленно сполз на пол. Эзра тем временем, перерубив веревки, прижал к себе заплаканную Геру, пытаясь хоть как-то ее успокоить. Она вцепилась дрожащими руками в его куртку, все еще не веря, что спасение пришло в последний момент и ей уже ничто не угрожает. — Эзра?! — удивленно спросила она. — Это… ты?! Как ты меня нашел? — Я, — юноша сам еще не мог до конца поверить в то, что все обошлось. — Долгая история, но теперь все будет в порядке. Я больше никому не позволю тебя тронуть, а эти твари получат свое. Она повернула голову и увидела, что хозяин дома и его уцелевший приятель лежат без движения на полу, а какая-то покрытая черными татуировками тви’лечка в черном плаще надевает на них наручники. — Да живые они, не дохлые, — ухмыльнулась она, поймав вопросительный взгляд Эзры. — Я их придушила немножко, мы их сейчас к моему отцу доставим, он любит убивать всяких республикоидов разными изощренными способами, а для этих извращенцев он особый сюрприз приготовил. — Кто это? — тихо спросила Гера. — Не бойся, это Нума, — Эзра поднял с пола платье девушки, неловко попытался помочь ей его надеть. — Сейчас мы отсюда улетим, и я увезу тебя в безопасное место. Нума Эйво подошла к ним. — Хочешь полюбоваться их казнью? — предложила она, обращаясь не то к своей соплеменнице, не то к ним обоим. — Нет! — вскрикнула Гера и отшатнулась. — Заберите меня отсюда! — А я хочу, — неожиданно для себя ответил Эзра, мысленно поймав себя на том, что делает что-то явно неправильное. — Летим со мной на Рилот, — сказала Нума и потянулась за скотчем на комоде, чтобы заклеить дегенератам рты. — И этих двоих туда возьмем. — А Гера?! — обеспокоенно воскликнул юноша. — Я не могу ее оставить! — Ты ее со мной оставь, — в этот момент в комнату вошел Дарт Хейдис, который только что нашел сынков хозяина дома и разделался с обоими. — Во-первых, я понимаю язык их расы, во-вторых, я врач и заодно посмотрю, насколько сильно они ей напакостили. Бедная, что они с тобой сделали? — он перешел на тви’лекский, обращаясь уже к самой Гере. — Серьезно досталось? Что болит? Та снова всхлипнула. — Ничего! Не успели, как раз вы сюда пришли! Я просто очень испугалась, я думала, мне конец, — она зарыдала еще сильнее, еще не опомнившись от пережитого потрясения. — Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю, — Хейдис старался говорить как можно спокойнее. — У меня вон, кстати, жена из ваших. Пойдем скорее отсюда, — он бережно взял ее за руку. Она кивнула — этот человек почему-то не внушал ей страха. * Оставив несчастную зареванную Геру со своими новыми товарищами, Эзра все-таки решился отправиться с Нумой Эйво на Рилот — увиденное потрясло его настолько, что он до сих пор не мог осознать, что это произошло с ними в реальной жизни, а не в ночном кошмаре, и в его мозгу до сих пор не укладывалось, что вполне обычные с виду люди способны сделать что-то подобное с другим разумным. А что, если бы он не успел вовремя? Какой ад пришлось бы пережить Гере с этими монстрами наедине? Своими мыслями он по дороге поделился с Нумой, и та только мрачно поджала губы. — Да ты еще и половины не видел. Мой отец правильно говорит, что наши женщины для республикоидов — вещи для забавы, а те вообще не соображают, что делают, особенно когда нажрутся. Насилуют своих рабынь всеми способами, сигареты об них тушат, бутылки во все места засовывают, мой парень вон служит в пятьсот первом легионе, так они с товарищами один раз наткнулись на идиотов, которые нализались и со своей жертвы после групповухи развлечения ради живьем содрали кожу, она уже и орать не могла, а ведро с этой кожей стояло у них там же под столом с кучей выпивки и закуски. Эзра после этих слов представил себе всю сцену в красках и ощутил, что его вот-вот вырвет. Нума заметила, что ему дурно, и решила сменить тему. — Тебе среди республикоидов не место, — сделала вывод она. — Ты, в отличие от этих ублюдков, все-таки настоящий мужчина, а мужчину мужчиной делает отнюдь не способность кого-то поиметь, а правильные поступки. Сейчас я тебя со своим отцом познакомлю, — злорадно усмехнулась тви’лечка, — знаешь, какой он сюрприз для альдераанских идиотиков припас? Вечер с огоньком! Те обеспокоенно завозились в углу, что-то замычали сквозь заклеенные рты. Нума подошла и со всей силы пнула одного из них по причинному месту; тот закатил глаза и чуть слышно завыл. — Если ты уже понял, кто мы такие, куда тебя везем и что с тобой будет, — девушка говорила медленно и зловеще, — то уверяю тебя, что твой дружок, который получил стекло в глотку, еще очень легко отделался. Мы для тебя такое придумали, да и для вашего сообщника Чама Синдуллы тоже. — Синдуллу еще найти надо, — Эзра сжал кулаки, предаваясь мыслям о мести мерзкому тви’леку. — Синдулла уже арестован, мне вон отец позвонил и обрадовал новостью, — тихо засмеялась девушка. — Знаешь, что учинил этот идиот? Он решил взорвать имперский звездный разрушитель, к сожалению, не безуспешно, да только тот рухнул прямо на жилой квартал! — Да, жалко ваших, — печально проговорил юноша. — Этого идиота взяли с поличным, — на лице Нумы не дрогнул ни один мускул. — Теперь ему светит высшая мера, и мой отец решил сам привести приговор в исполнение. Буквально через полчаса звездолет приземлился в одном из космопортов Рилота, где Нуму встречал отец — имперский гранд-мофф Инетри Эйво. Он показался Эзре довольно-таки неприятным типом — возможно, из-за своей манеры постоянно скалить остро заточенные зубы в злорадной усмешке и высокомерного поведения, но сейчас юноша был вне себя от гнева, и ему очень хотелось посмотреть на расправу гранд-моффа с мучителями Геры и ее родителем-мерзавцем, который без зазрения совести продал родную дочь извращенцам. Охранники выволокли преступников из звездолета, одного из них оставили по знаку Инетри валяться связанным на земле, а другого потащили к большому костру, где приковали наручниками к вкопанному в землю металлическому столбу. Подойдя ближе, Эзра увидел с другой стороны Чама Синдуллу — тоже в наручниках; недолго думая, он решил не сдерживаться и показал республиканскому генералу неприличные жесты обеими руками. Гранд-мофф смерил обоих приговоренных презрительным взглядом, потом начал медленно говорить. — Я очень рад видеть здесь вас обоих, — негромко произнес он. — Известного преступника Чама Синдуллу, который не только обвиняется в терроризме и участии в незаконных вооруженных формированиях, но и со спокойной душой продавал всяким выродкам собственных детей. Как мне удалось выяснить, старшую дочь довели до безумия и глубокой инвалидности, из больницы она уже вряд ли выйдет, младшую спасло лишь своевременное вмешательство других. Ну и того — меня не интересует его имя, у выродка не должно быть имени — который пытался надругаться над беззащитной девушкой, видимо, считая, что окружающие — это вещи для удовлетворения его скотских потребностей, а не живые существа. Вот теперь у тебя больше не останется потребностей. Ваши жизни для меня не дороже навоза, и в нашей славной империи нет места озабоченным кретинам и упырям. Нума, зажигай. Охранники гранд-моффа облили костер и обоих преступников топливом. Чам Синдулла пытался орать какие-то проклятия и вопить, что Республика победит, но Инетри был спокоен, как статуя, и удовлетворенно улыбался. Совсем недавно одна мысль о чем-то подобном привела бы Эзру в состояние дикого ужаса, но сейчас он совершенно равнодушно наблюдал за тем, как Нума Эйво активирует меч, подносит его к разлитому на земле топливу, и костер мгновенно вспыхивает. Двое преступников еще пытались молить о пощаде, но их в мгновение ока охватило пламя, и слова потонули в жутких криках; это длилось довольно долго, и Эзра не знал, в какой момент они наконец-таки умерли, но ему было абсолютно все равно. Все равно, потому что они это заслужили — юноша понимал, какого невообразимого кошмара благодаря его решению просить о помощи Дарта Мола чудом избежала Гера Синдулла, и теперь виновные должны были понести наказание; сейчас его куда больше волновало благополучие спасенной им девушки, которая благодаря своему ублюдку-папаше и его дружкам пережила много неприятных моментов. Сейчас Эзра смотрел на Нуму Эйво в черной ситхской мантии и ее отца в парадном мундире имперского гранд-моффа и думал о том, что Инетри, в отличие от Чама Синдуллы, при всех его откровенно садистских наклонностях никогда в жизни не подпустил бы к своей дочери какого-нибудь извращенца типа этого Деона с Альдераана и попросту убил бы обидчика голыми руками, но не позволил бы ему коснуться Нумы даже пальцем. Когда костер догорел и от обоих остались лишь обгорелые кости, свисающие со столба, гранд-мофф поднял с земли тяжелую дюрастиловую арматурину и подошел к третьему преступнику, который валялся на земле и отчаянно вертелся, понимая, что спасения уже не будет. — Господа, — обратился он к охранникам, — снимите с него штаны. Побыстрее, попроворнее, если можно. И уложите его вот сюда, на площадку, поближе ко мне. Те сразу же выполнили приказание, и Инетри аккуратно пристроил ему арматурину между ягодиц, на лице у него было выражение злобного триумфа. — Этот, видимо, тоже считал, что насиловать кого-то — это хорошо и правильно, потому что он просто обычный скот. Ну так пусть испробует на себе, как это приятно. Арматурина вошла в тело преступника и едва не разорвала его пополам, пробив живот насквозь, а Инетри для пущего эффекта еще и покрутил ее внутри альдераанца. Кровь и внутренности расползлись по асфальту, а Эзра в этот момент испытал странное для него блаженное ощущение покоя. Справедливое возмездие. Так вот как переходят на Темную Сторону? Он смотрел немигающим взглядом на тело мучителя Геры, распростершееся в неестественной позе в красно-коричневой луже, и почему-то радовался; рот у ублюдка был разинут, глаза выпучены, а юноша, с трудом сдерживая злобный смех, повернулся к Нуме. — Спасибо тебе за помощь, — произнес он. — Да не за что, — махнула рукой она. — Кстати, ты, наверное, голоден. Не хочешь поужинать с нами? — Да мне как-то неудобно, — замялся Эзра. — Я приглашаю, — настойчиво предложил гранд-мофф.