Давай забудем об этом

Фенрис уже несколько часов кряду молчаливым охранником стоял около ее дома, не решаясь войти. Он стоял в прохладной тени около арки, хмуро и равнодушно наблюдая за неторопливыми персонами из высшего света и суетливыми слугами, снующими кругом. Его слегка бесило, что все до одного они сторонились его. Для него они были лишь прохожими из верхнего Киркволла, и ни с кем, кроме Хоук в этой части города он не был знаком, да и не жаждал этих знакомств, хотя жил тут уже три года. Он привык быть чужим везде. Но сосредоточиться на ненависти к миру на этот раз было слишком сложно. Он не мог выкинуть из головы картину, которую видел вчера на прощании с Лиандрой, когда Хоук подожгла погребальный костер. Казалось, что она превратилась в камень и ее глаза гасли пропорционально разгорающемуся пламени. Горячее солнце Вольной Марки лениво заползало за горизонт, и тени подкрадывались все выше к окнам городских домов. Эльф старался сгенерировать в своей голове красивую и вдохновляющую речь, чтобы поддержать Мариан. Она стала для него единственной, той самой, которую он был не достоин. Девушка протягивала руку помощи, ничего не требуя взамен. Она всегда была готова поддержать, принять участие и разделить его горе. Только вот проблема пришла откуда не ждали, и теперь этой волевой женщине были нужны слова утешения, а он знал о сочувствии и сострадании столь мало, будто бы и не жил вовсе, отчего чувствовал себя еще ущербнее. Фенрис постучал в дверь особняка Хоук, когда ночь стала полноправной хозяйкой Киркволла, но из окна на втором этаже все еще струился свет, который не давал ему права уйти. Ему открыла тихая Орана, и тут же спрятала глаза в пол. - Она у себя в комнате, господин, - тихо, почти шепотом сказала она. - Не называй меня так… - больше по привычке, чем от злости, прорычал он и направился широким шагом вперед, перескакивая через ступеньку, он целеустремленно направился прямиком в покои хозяйки особняка. Фенрис увидел девушку сидящей на краешке кровати в крайнем напряжении. Казалось, что воздух так накален, что вот - вот начнет лопаться над головой Мариан. Всегда спокойная, стойкая и излучавшая уверенность, сейчас она была похожа на сжатую пружину, готовую в любой момент вылететь, учинив при этом немалые разрушения. Тут же он понял, что должен что-то сказать, ведь его появление не осталось незамеченным. Но от увиденной картины он растерял все слова своей пламенной речи, что готовил для нее. – Я не знаю, что нужно говорить, но я тут, – сказал Фенрис честно. – Просто скажи, что-нибудь, все что угодно, – девушка выплюнула эти слова, не набирая воздух. Подумав момент, он вспомнил часть своей тирады заготовки и отчеканил: – Мм… Они говорят, что смерть - это только путешествие. Это поможет? – Я полагаю, они говорят, что ты уходишь к Создателю, когда умираешь, - мягко поправила она, без намеков на его неграмотность, что могла сделать только его Хоук. – Я тоже слышал об этом, – увереннее добавил он и напряжение, которое минуту назад царило в комнате, исчезло. Он просто решил снова быть собой, говорить то, что думает и, присев рядом с ней, продолжил: – Но, если честно, не уверен, что есть смысл заполнять такие моменты пустыми разговорами... Их взгляды пересеклись. Мужчина посмотрел в ее красные слегка опухшие глаза, тщетно ища там ответы. Он понял, что напряжение опять начало медленно нарастать, хотя уже совсем другого рода. Он до сих пор не привык, что так случалось каждый раз, когда они были вдвоем. Фенрис не выдержал и отвернулся, пытаясь сконцентрироваться на чем-либо другом. Девушка, в свою очередь, не стала настаивать, потому что и так чувствовала себя раздавленной, и не хотела стать еще и отвергнутой. Сама абсурдность ситуации выводила ее из себя. «Ты пришел утешить меня? Прекрасно… Ты хоть понимаешь, что делаешь со мной?!», - раздраженно думала Хоук, уставившись на свои руки. Каждый раз в такие моменты она думала заставить его содрать повязку с фамильным гербом. «Как ты смеешь носить их, если даже не коснёшься меня?!» - эта навязчивая мысль уже давно кружилась в ее голове хороводом с тысячами других таких же «как», «почему» и «зачем». Но ее жизнь всегда была насыщена разными проблемами и как следует подготовить этот разговор девушка не успевала, поэтому пока она просто решила, что если ему нравится носить герб Амеллов, пусть подавится… Ведь как-нибудь она ему все выскажет! А если говорить честно, то все было намного проще, и она была дурой... Влюбленной глупой идиоткой… Искренне верующей, что если наговорит ему колкостей или заставит сделать это, он больше не придет. И она больше никогда не увидит его завораживающих зеленых горящих глаз, не услышит такой родной сипловатый голос с легким имперским акцентом и не почувствует уверенное ровное дыхание в затылок. Иногда до Мариан доходили слухи, что он хочет уйти из города, а это означало медленную и мучительную смерть от одиночества. Она уже потеряла всю свою семью, а сестра находилась фактически в рабстве у храмовников... И лишь этот мужчина - единственный, кто остался хоть какой-то точкой опоры в этом безумии. В мире постоянных похорон, неоправданной смерти и нескончаемой скорби. Девушка, за два последних дня уставшая больше, чем за всю жизнь, приняла самое разумное решение - надраться, вдрызг и немедленно. – Хоук, куда ты? – произнес Фенрис, с недоумением глядя, на решительно вставшую Мариан. Его голос, низкий и властный, всегда заводил ее с пол-оборота, он просто не мог оставить ее равнодушной. Обернувшись в тот же миг, она хотела увидеть на его лице какие-либо эмоции. Но нет, на его лице (как всегда, впрочем) не дрогнул ни один мускул. «Зачем, я обманываю себя?», - подумала она разочарованно, а вслух сказала лишь: – Выпить. Разбойница отточенными движениями быстро накинула легкие доспехи и взяла свои клинки уютно устроившиеся в ножнах. Девушка прибывала в отчаяньи, но не сошла с ума. Хоук, на пути к славе и богатству, успела за последние несколько лет в этом городе перейти дорогу почти каждому, кто имел хоть толику власти, поэтому она четко осознавала, что и перестраховки бывает не достаточно. – Пошли? – глухо сказал Фенрис, поднимаясь. Она ничего не ответила, даже не подарив ему взгляда, ровной и твердой походкой направилась к выходу, а он по привычке подстроился под ее темп ходьбы и пошел следом, закрывая ее тыл.