Сборник "Дракон и Бабочка"

      Эмоций больше не было.       Их не было уже довольно давно. С тех самых событий, с того самого рокового дня, в тот самый момент, когда, смеясь, Демиан разрывал его союзников у него на глазах, Леон понял, что теряет не просто часть себя. Он теряет именно ту часть, что отвечала за его эмоции.       И не просто эмоции. Те самые эмоции, что делали его им. Те эмоции, те их частички и оттенки, что заставляли Винтера любить жизнь, тех, кто находится рядом, и себя. Те эмоции, что наполняли его жизнь разными оттенками цветов, когда он чувствовал себя радостным, злым или уставшим, когда он чувствовал счастье, отвращение или даже презрение.       Но их больше не было.       Было ли это вызвано стараниями Демиана, или же последствием шока, Хранителю Миров, на самом деле, было глубоко наплевать. Его не волновало больше ничего. Ни то, что он находится под полной властью Демиана, в его замке, в его темнице, ни то, что именно в этот период времени Эсгардия окончательно сломалась под зверским гнетом Нового Бога. Люди погибали тысячами, миллионами, и никто даже не пытался остановить тирана. Никто не мог это сделать. Леон слышал, как приспешники духа говорили об этом, патрулируя коридоры замка. Он слышал, как они смеялись.       И ему было наплевать.       Было ему наплевать и на издевки Демиана над ним. Он начинал постепенно привыкать к магическим и физическим пыткам, к тому, что его постоянно морили голодом. Он привык к сырости и холоду темницы, к дикой боли во всем теле и затекшим от долгой неподвижности мышцам. Его ничего не волновало. В его сердце и разуме словно поселилась пустота. Не умиротворение, ничего такого. Лишь темная, холодная пустота, пожирающая остатки последних сил, убивающая изнутри. И сменяли ее лишь самые темные и отвратительные эмоции, что были даже хуже. Еще темнее.       И единственное, что спасало Леона от этой тьмы, это сон. Несколько часов забвения в день теперь были самыми лучшими моментами в его жизни. Особенно, если ему ничего не снилось. Впадать в Царство Морфия было наслаждением, это почти что приносило какие-то крупицы счастья в мерзкие, мрачные и наполненные одной черной болью дни, которые растягивались в целую вечность. Леон едва помнил, сколько времени он провел здесь.       Иногда он считал черточки, что были выцарапаны им же самим на одной из стен его темницы. Обычно получалось ровно восемьдесят семь штук. Восемьдесят семь дней, которые парень провел в этом месте. Ровно через столько дней он забросил это дело. Он отчаялся. За ним никто не придет, его никто не спасет. Он останется здесь навсегда, так к чему это все?       Но порой парня пугало то, что количество черточек на стене менялось. И иногда они двигались.       Реже Винтер слышал голоса. Они говорили о чем-то, спорили, иногда очень громко ругались. В таких случаях он закрывал уши ладонями и ждал, когда голоса замолкнут. Видимо, жалея парня, они успокаивались почти сразу.       Если Леон не фокусировал взгляд на чем-то одном, он мог увидеть черные тени. Они стояли в углах, висели на стенах и потолках, а однажды одна из них даже приблизилась к парню и коснулась его. С тех пор Страж их не боялся. Он знал, что они его не тронут. И, как он сам полагал, голоса, порой неожиданным гулом врывающиеся в его темницу, принадлежали именно им.       Часто Винтер вспоминал то, что было в прошлом. Удивительно, но добрых и приятных воспоминаний почти не осталось. Но он наизусть помнил все ссоры с людьми, ненависть и злобу, которые когда-либо испытывал, обиду, страх и тоску. Неужели в его жизни не было ничего хорошего?       Нет. Было.       Но почему-то все ночи напролет ему снились только кошмары. Убийства, кровь, пытки и душераздирающие крики были неизменными спутниками его снов. Очень часто в них появлялись его погибшие друзья и семья. Стеф, Нерея, Эйс, Дирен и другие. После таких снов Леон жалел, что остался жив.       Потому что жить ему больше не хотелось.       На самом деле, в его жизни вообще больше не осталось желаний. Возможно, только одно — умереть, и то было невыполнимым. Хоть Винтер и понимал, что уже несколько месяцев подряд бесповоротно съезжал с катушек, он оставался достаточно адекватным, чтобы увидеть, что Демиану от него что-то нужно. Сила, всего скорее. Но перед этим хорошенько поиздеваться над Винтером, сломать его.       И у Демиана получалось. Странно было это признавать. Если бы Леону не было настолько плевать, он бы сопротивлялся. До самого конца, до самой смерти. Он бы сражался, не дал бы себя сломать или запугать. Но Новый Бог решил пресечь эти попытки на корню и завладел разумом врага. Винтер был уверен, что дух почти каждую секунду контролировал его мысли. Потому что порой они менялись слишком быстро и без его желания...       Будто прочитав мысли Стража, противно скрипнула дверь, а по полу и стене расползлась полоска света, ослепляя Леона. Он никак на это не отреагировал, продолжая сидеть на холодном полу.       Только сейчас он осознал, насколько его тело замерзло. Винтер закрыл глаза и прислонился головой к стене. Он услышал стук каблуков и почувствовал, как кто-то остановился перед ним.       — Встань, Винтер.       Этот голос, за столько времени уже приевшийся шатену, сейчас не вызывал никаких эмоций. Раньше он вызывал страх, ненависть и многие другие темные чувства. Но сейчас не было ничего. Обычный голос, который, как и миллионы других, просто разрезал бы тишину темницы.       Леон проигнорировал приказ, не делая никаких движений. Он даже не посмотрел на вошедшего. Парень перестал слушаться Нового Бога уже давно, и тот просто управлял им, как безжизненной куклой.       Но почему-то сейчас дух ждал, что Винтер подчинится ему.       Ага, как же. У Леона не осталось сил даже на то, чтобы просто снова открыть глаза, не говоря уже о других, более сложных действиях.       Демиан склонил голову, смотря на своего пленника.       Снова повисла тишина. Дух глядел на Леона, и парень чувствовал этот обжигающий взгляд на себе. Для этого даже не требовалось держать глаза открытыми.       — Ты не слышал моего приказа, Винтер?       Интересно, почему Демиан всегда называл его исключительно по фамилии? Он никогда не называл Леона его именем. Только если, опять же, вместе с фамилией.       Он прекрасно слышал приказ, но не мог его выполнить. Да и не хотел. Тело отказывалось повиноваться почти любым приказам, такой слабости он не чувствовал еще никогда.       — Мне поднять тебя силой?       Хранитель Миров промолчал. Он не отвечал Демиану уже очень давно, и когда они находились наедине, получался своеобразный монолог духа. Впрочем, ответы вслух ему и не требовались, ведь он без проблем мог вытащить их из головы Винтера.       Над головой парня послышался словно бы уставший вздох, и это заинтересовало Стража. Он медленно открыл глаза и пытался сфокусировать взгляд на том, кто стоял перед ним.       Демиан выглядел немногим лучше Леона. На его теле, конечно, не было никаких увечий, но выглядел дух очень уставшим. Словно не знал, что значит слово "отдых".       На секунду шатен замер, внимательно смотря на врага. А потом он сделал то, чего не ожидал сам Демиан.       Губы Винтера расплылись в улыбке. Но не доброй или радостной. В победной. Новый Бог пораженно смотрел на него.       — Выглядишь отвратительно, — Леон заговорил, еще больше поражая духа. После столького времени, проведенного молча, его голос слегка охрип.       — Кто бы говорил. Раз уж соизволил что-то сказать, может, соизволишь подчиниться и подняться с земли?       — Многого хочешь. — Винтер фыркнул и снова откинул голову назад, опираясь о стену.       Демиан промолчал. Почему-то Леону показалось, что духу сложно говорить.       — Если ты пришел сюда забрать мои силы и жизнь, чтобы восстановить свои, то у меня для тебя плохие новости. — Демиан нахмурился, сверху вниз смотря на врага. — У тебя ничего не выйдет. Пока ты не поймешь, из-за чего это все. Я думал, ты более догадливый и умный. На секунду Новый Бог призвал темную энергию, сосредоточив ее в ладони. Леон спокойно посмотрел на сгусток.       — Ты действительно становишься слабее. Не хочешь поугадывать почему? — Винтер выдавил из себя усмешку. — Хотя... даже если сказать тебе это напрямую, ты все равно не поверишь. Да и сделать ничего не сможешь.       — Говори.       Шатен ухмыльнулся, не обратив внимания на ледяной тон собеседника. Он закрыл глаза.       — Я медленно умираю. Поэтому, если ты хочешь получить мои силы, тебе лучше поторопиться.       — Ты сказал, что это не поможет, и ты не врал. Что поможет?       — Что, мысли не удается прочитать? — Леон откровенно издевался. Он знал и понимал это. Но теперь его очередь. Он все равно скоро умрет, не от Демиана, значит, от истощения. Его дни сочтены. — Какая жалость.       — Отвечай!       — Тебе не поможет уже ничего, Демиан. — Голос Леона приобретал его обычный тон. Хрип почти ушел, и теперь в голосе проскальзывали стальные нотки. — Давай, продолжай. Уничтожай Эсгардию, убивай людей, твори ужасные вещи. Это скажется только на тебе. Я поздравляю, ты разрушаешь сам себя.       Повисла тишина.       С секунду Демиан стоял, яростно прожигая взглядом своего пленника.       Потом он развернулся и вышел из камеры, захлопывая за собой дверь.       Скрипнул засов. Леон улыбался. Он не врал, он медленно умирает.       Но теперь он умрет спокойно, зная, что за ним в могилу пойдет тот, кто, уничтожая его собственный Мир, уничтожил сам себя.