i fucking hate mosh-pit

      Это никогда не было добровольным выбором. Никогда не было тем, что ты можешь изменить, даже расшибив себя в лепешку; никогда не было тем, что можно исправить, вывалив за это целое состояние – это просто глупая Фортуна и подобное ей дерьмо, играющие в русскую рулетку, когда ты рождаешься.       Они никогда не контролируют это. Им никогда не жаль тех, кого они обрекают на бесконечные мучения в течение жизни.       Вероятно, они те еще ублюдки, кажется Джерарду, когда на своё шестнадцатилетие он получает душ из помоев и обгорелый скетчбук. К тому моменту он уже знает, что ему ничего не светит, пока он не найдет соулмейта, однако тот не появляется.       Ни в шестнадцать, ни в восемнадцать, ни в двадцать один.       Его просто нет, решает Джерард, устало падая на кровать после дня, полного отказов на собеседованиях, вероятно, он уже мёртв. Или убит отморозками, ненавидящими изгоев.       Ему кажется, что это логично.       Если его соулмейт не стремится встретиться, не ищет его, значит, он уже не может это делать. Никто ведь в здравом уме не будет жить с мерзкой биркой на шее. Конечно нет.       Бирка, эта мелкая вещица из неизвестного миру материала, значит всё в обществе. Она – то, чего люди боятся, но чему беспрекословно подчиняются. Им не нужны соулмейты, никому не нужна любовь или всё, что она значила раньше, им нужно лишь положение в социуме.       И, пока бирка на тебе, оно будет дерьмовым.       Ну, таким, как у Уэя.       Забавный факт: даже его младший брат смог расстаться со своим клеймом еще на десятый год жизни. О, это было очаровательно! Милейшая одноклассница, чистая романтика, которой бы не было, будь они хоть на пару лет старше… им повезло.       Джерарду – нет.       Всё просто, закономерно и, если честно, его уже мало ебёт мысль о том, что его соулмейт потерялся. Он даже не злится на него. Ну, пропал и пропал – что поделать?.. вместо этого он злится на себя.       Конечно, это ведь его вина, что он такой невезучий мудак, который может запнуться на ровном месте и сломать ногу. Его вина, что он не может сам отодрать эту проклятую вещицу, дамокловым мечом красующуюся на его шее. Его вина, что…       Процесс самоунижения обрывается телефонным звонком.       Джерард с трудом поднимается с кровати, через непомерные усилия заставляя себя переставлять ноги, и кое-как находит нужную вещь в ворохе грязной одежды.       — Алло?       — Джерард Уэй, верно? Вы оставляли своё резюме у управляющего нашего бара, — сообщает странно-веселый голос на том конце. — Я звоню сообщить, что вы приняты на работу и можете нач…       Уэй недоверчиво хмурится, радуясь, что собеседник не может увидеть его жуткой физиономии в этот момент.       — Так просто? Без собеседования?       — Ага, — легко отвечает мужчина. — Сегодня ночью у нас выступает новая группа, требуется много лишних рук, поэтому вы можете подходить к восьми вечера, чтобы войти в курс дела.       Всё, что может сделать Джи в результате – односложно ответить и накарябать у себя на запястье адрес заведения, чуть не выронив ручку, когда услышал зарплату за одну ночь.       Он чувствует себя странно после этого разговора, но всё равно сразу же звонит Майки, чтобы сообщить, что он больше не «безработный старший брат-задрот, прожигающий свою жизнь без соулмейта», а почти-состоятельное звено общества.       Тот смеется, поздравляя, но лишний раз напоминает, что теперь нужно еще умудриться не потерять новую работу.       Правда последняя часть фразы почти не была услышана донельзя гордым собой Уэем.       *       Снаружи бар выглядит абсолютно обычно. Таких в Джерси десятки, если не сотни. Идеальное место, чтобы напиться после работы, уничтожить свою печень, будучи изгоем, или выступить пару раз со своей дерьмовой гаражной группой, перед тем, как она развалится, а вы все вольетесь в ритм серых будней и стремления к «американской мечте».       В таких местах нет давления на изгоев. Обычно никто просто не замечает твою бирку – слишком темно, и все слишком пьяны для этого.       Вот в тех барах и ночных клубах, что выше по улице, где вывески сияют ярко-неоновыми цветами, там – ад для таких, как Джерард. Туда нельзя соваться и под страхом смерти, потому что оттуда ты уже не выйдешь.       Тебя используют, как дешевую шлюху, а потом накачают каким-нибудь шлаком, чтобы сделать вид, что ты сам передознулся и откинулся.       Никто даже не будет проверять, было ли это так.       В тех местах никак не избавиться от давления, но мелкие, замызганные бары – идеальны для того, чтобы запить свою стерву-судьбу чем-нибудь горячительным. Они созданы для этого.       Уэй не особо проверял, куда присылал резюме, цепляясь за каждую вакансию, но теперь понимает, что ошибся. Если он не облажается, то сможет задержаться здесь. То есть – по-настоящему, задержаться. Осесть здесь, о чем мечтал уже давно: найти место, где можно сводить концы с концами и хотя бы изредка не чувствовать себя ненужным куском дерьма.       Его вдохновляет одна мысль об этом, поэтому, открывая дверь с вывеской «закрыто», он не может не улыбаться.       Но почти сразу стирает эту улыбку с лица, чтобы не выглядеть слишком легкомысленно – вдруг это не понравится боссу?.. это глупые подозрения.       Все в этом месте улыбаются.       Он не единственный новичок – им было нужно реально много рук для сегодняшнего выступления, и большинство из встречающихся ему носят бирки или прячут их за шарфами. Они – изгои, как он, но тут это не ощущается, как что-то плохое. Словно это нормально.       Джерард решает, что это место – его судьба.       *       Форма официанта сидит мешком на торсе и перетягивает все ниже пояса, из-за чего передвигаться затруднительно, но Джи нравится это, нравится чувствовать, что он хоть чего-то добивается сам.       Безумно справедливым жеребьем ему выпадает первый этаж, где столиков не так много, зато всё находится в опасной близости от сцены и, соответственно, буйной толпы. Если это его и пугает, он старается делать вид, что всё нормально.       Не то, чтобы раньше он не бывал на таких концертах; нет, конечно, он бывал.       Правда чаще всего это были случайные выступления, пока он пытался утопить свои печали на дне бутылки абсента. Он никогда ничего не знал про эти группы, никогда не был уверен – были они хороши или он просто достаточно пьян для этого дерьма?.. и уж тем более он никогда не лез в мош-пит.       Нет.       Ни за, блять, что.       Один взгляд на буйную толпу, фактически избивающую друг друга, выбивал у него весь воздух из легких. Можете назвать его неженкой, но в его представление об идеальном концерте никогда не входила пара-тройка сломанных ребер и выплюнутые с кровью зубы.       Поэтому он всегда избегал опасности.       Всегда – до этого дня, когда ему нужно было ловко передвигаться между столиками, вдоль танцующих людей, барной стойки и выходов к туалетам, откуда с разной периодичностью раздавались звуки опорожнения желудка и животного секса.       Но ничего, думал он, справлюсь. И не с таким справлялся.       И он был… почти прав.       Первая половина вечера прошла реально гладко. Музыка оказалась не такой плохой, как могла, заказов было не так уж и много, и Джи даже ничего не уронил по дороге к столикам и диванам. Эта работа была слишком важна для него, чтобы отвлекаться на слэмящихся ребят у сцены.       Где-то после седьмой песни и пары мощных – как они вообще, блять, нашли место для этого?! – циркул-питов, атмосфера начала захватывать и уставших, но довольных, работников. Официанты так же качали головой в такт музыке, стараясь не забывать об аккуратности в исполнении прямых обязанностей, а на обратном пути к бару даже подпрыгивали, натыкаясь на счастливых подростков, лезущих ко всем обниматься.       Уэю нравилось это, хоть он и не был поклонником яростной давки – на его территории было не так много танцующих, а те не были гиперэнергичными.       Он в очередной раз возвращался, чтобы забрать три пинты светлого и две – темного для выдохшейся компании в дальнем углу, когда в него со спины врезалась какая-то девчонка. Она громко смеялась и, не теряя ни секунды, исправила свою оплошность, обнимая мужчину за плечи.       — Чего ты такой грустный?! — Разбирать слова получалось с трудом через барабанную партию.       Джерард обернулся одной головой, чтобы она могла прочесть ответ по его губам. Впрочем, стробоскопы испортили эту гениальную идею, заставив напрягать горло.       — Я на работе, а не отдыхаю, — еще раз повторил он, крича.       Девчонка рассмеялась, словно это самое смешное, что она когда-либо слышала в своей жизни.       — Брось, никто не заметит, если ты отдохнешь пару минут! — клятвенно заверила она. — Эй, смотри! — Она ткнула рукой в сторону расходящейся в разные стороны толпы. — Сейчас будет самое веселье! Побежали!       И, не успел Уэй возмутиться или вырвать свои руки из её, как оказался прижат к ближайшей толпе, прямо на пути у… господи, блять, если я так много грешил, то ты мог просто свалить мне на голову фортепиано.       Он пытался – честно, пытался изо всех сил – вырваться и убежать, но его уже захватила буйная толпа, готовящаяся… о боже, нет, блять, блять, блять, этого не может быть, он просто не мог попасть в эпицентр «Стены смерти», нет, блять!       Но это, определенно, было так. И даже дерьмовый навигатор, купленный пару месяцев назад, выдал бы вместо ответа один мат, если бы понял, где сейчас оказался этот измученный жизнью изгой, весящий намного меньше нормы, и, черт, судя по всему, сегодня он умрет.       Точно-точно умрет.       Вот только начнется… -блять.       Джи успевает только задержать дыхание, как его сжимает между буйными телами, словно пытаясь стереть в порошок. Чьи-то локти и плечи впиваются в органы, чьи-то волосы, пропахшие сигаретами, лезут в лицо, и остановиться ни на секунду не получается – его несет вперед, туда, где была вторая толпа.       Вскоре эта каша из людей теряет четкое направление, и это знак, что обе «команды» смешались. Теперь просто нужно аккуратно выбраться…       Чужое колено неприятно заезжает в пах, а со спины наваливается мощное, мускулистое тело какого-то мужика, вынуждая отклониться, что приводит к, нет, нет, нет, нет, этого не может произойти, он выберется, он… Уэй, неспособный сопротивляться давлению, оказывается где-то внизу. Он бы упал на пол, но в итоге его зажимает где-то на уровне голеней слэмящихся панков, что совсем, блять, невесело.       Болезненный скулеж, когда твердый ботинок случайно ударяет его по скуле, не слышно даже ему самому, а уж окружающим – и подавно.       Вот, как он умрет.       Безнадежно-тупо, похороненный под телами чокнутый панков, которые даже не в курсе, что вскоре будут замешаны в непредумышленном убийстве.       Самое то для изгоя.       Самое то для такого лузе…       В который раз за день его самоунижение прерывают на середине. Чьи-то руки вцепляются в предплечье, кажется, царапая ногтями до крови, но, хэй, кому не похуй на это, если этот человек помогает выпрямиться, снова оказавшись зажатым между уже слегка упокоившимися и менее бесноватыми панками.       Джи даже не пытается открывать глаза, просто позволяя проталкивать себя сквозь толпу. Кто-то еще несколько раз, на память, заезжает ему локтем под ребра, а после, на выходе из этой кучи, смачно толкает в спину, практически заставляя вылететь на свободную часть пола, недалеко от столиков.       Колени жжет от боли, как, впрочем, и всё остальное тело.       Уэй неловко пялится на разбитые руки, которыми упирается в пол, стоя на четвереньках, в затемненной части клуба, и спрашивает себя раз за разом – как он, блять, докатился до подобного?       Ответа нет.       Как нет рядом и таинственного спасителя.       С другой стороны – он и не должен был вытаскивать дальше, это обычное дело – помочь кому-то не умереть в мош-пите, банальная взаимовыручка и уважение к окружающим.       Джерард тяжело вздыхает, с трудом заставляя себя подняться, и устало проводит рукой по задней части шеи, стирая пот и пыль, когда резко замирает, неспособный вдохнуть.       Его клеймо, бирка, цепляется за пальцы, будучи содрана наполовину, а остальной частью всё еще сросшись с кожей.       — Твою мать.       Он недоверчиво моргает.       Еще раз ощупывает шею.       Считает до десяти.       Повторяет предыдущие действия.       Осознание приходит медленно, слишком медленно даже для него.       Уэй стягивает с себя фартук и направляется в сторону курилки за баром.       К черту работу. Без слоновой дозы никотина он не сможет принять и переварить тот факт, что где-то здесь есть его соулмейт, и он в очередной раз его проебал.       Гип-гип ура неудачнику-Уэю!