Ремонт дороги

~•~       Солнце печет, воздух над асфальтом искажается от жара… Широкая трехполосная дорога полупуста…       Редкие машины, что проезжают на высоких скоростях, оставляют за собой эхо, будто от резко застегнувшейся молнии. Их машина не оставляет ничего.       — Сколько ещё ехать?       Вопрос, уже не раз и не два заданный, режет слух. Стив поворачивается к водителю и пытливо смотрит. Баки недовольно цокает, вздыхая.       — Ты спрашивал об этом полтора часа назад, омега. — Ударение на слово нарочно/устало. Только бы отвязался. — И тогда я сказал, что еще четыре с половиной часа. Значит сейчас осталось, сколько?.. — Он смотрит только вперед, но знает, что Стив кривится в этот момент. Теперь уже режет по его слуху. Короткое, но слишком много значащее словечко.       — Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так меня называешь. — Он снова отворачивается к окну, хмурится. Нервозность, прячущаяся с сжимающихся пальцах и обкусываемых губах, все-таки вылезает наружу. Как бы он не старался сдерживать ее, она — хоть и в виде одного и того же вопроса — все-таки сильнее. — Это неправильно…       — А ты знаешь, что каждые пару километров мы проезжаем знаки, на которых написано сколько еще ехать. Не задавай мне глупых вопросов, пожалуйста, — Баки проводит рукой по каштановым волосам, обещает себе сделать остановку через минут сорок, чтобы, наконец, отдохнуть. Его нервозность — скорее подозрительность: Стив выглядит чуть более бледным и помятым, но говорит, что все в порядке… — Вести машину не так уж и легко.       Лето только-только вступает в свои права, но теплое солнце уже не щадит никого. Стив вдыхает свежего воздуха, что мечется между полностью открытыми передними окнами, и подставляет светлую шевелюру потоку. Становится немного легче; жар от земли/жар, оседающий на поверхностях салона автомобиля, все же отступает.       — Я знаю. Прости. — Мальчишка виновато отводит глаза, ерзает, откидывается на спинку сиденья. Прикрыв глаза, в который раз пытается расслабиться.       Мысли об окончании школы, мысли о нескольких месяцах безделья… Они не приносят ему спокойствия. Не дарят покоя, что должен появиться из-за надвигающегося, как благодатное цунами, отдыха.       — И ты меня. — Баки по-доброму усмехается, перехватывает руль удобнее и прибавляет скорости. Нервно принюхивается, но ничего подозрительного не чует. Нервозность все еще не оставляет.       Они ведь закончили выпускной класс буквально две недели назад, и это — их перерыв перед входом в студенческую жизнь. Перерыв, который они проведут вдвоем и в компании родителей Барнса на самом лучшем песчаном побережье страны.       Но прямо в этот момент оба не ощущают такой волнующей/волнительной детской радости. Слишком погружены в себя, свои суетные мысли.       Стив раз за разом прислушивается к себе, пытается абстрагироваться, закрыв глаза, но долго так продержаться просто не может. У него хороший слух, нюх, но сейчас это не имеет значения. Закрывая глаза, он чувствует панику, потому что не видя, что происходит вокруг он просто… Просто…       Пугается.       Отчего-то сейчас это кажется жизненно важным — видеть все, что рядом с ним, видеть все, что около него, видеть все, что поодаль. Отчего-то сейчас это кажется жизненно важным — видеть Баки, следить за его движениями, поддерживать уверенность своей безопасности зрительными образами.       Конечно, он доверяет Барнсу. Они друзья, они давно знакомы, они знают друг о друге всё.       Но Стив все равно не может закрыть глаза надолго, ему важно видеть все, что происходит, важно иметь возможность уцепиться за что-нибудь, чтобы просто не думать, ведь…       Он глупый-глупый омега. Глупый-глупый омега, поехавший в последний день своей течки вместе со своим другом альфой чуть ли не за тридевять земель.       Поэтому сейчас ему нужна именно внешняя концентрация. Зрительные образы, отвлеченные мысли… Лишь бы не думать, что подавители — самые дорогие в его жизни, наверное — могут подвести. Лишь бы не думать, что может за этим последовать.       И он прислушивается в, кажется, сотый раз и, в сотый же раз, заставляет себя хоть немного расслабиться: никаких признаков, кроме, может, легкого недомогания и слабости не чувствуется. Таблетки работают, будто часы.       Стив переводит взгляд на дорогу впереди, отвлекается, начиная вновь считать высокие молчаливые фонарные столбы.       Поперек груди его пересекает ремень безопасности, а в тройную сплошную на трассе медленно вклинивается четвертая, дополнительная полоса. Баки нажимает поворотник, замедляется.       Мальчишка — не заметивший, как вновь напрягается и садится, напряженно выпрямившись — откидывается вглубь мягкого сиденья и поворачивает голову, провожая взглядом трехполосную трассу. Его взгляд невольно перетекает на сильные уверенные руки, что прокручивают руль, и он вдыхает немного глубже. Прочищает жаркий ком в горле.       Машина аккуратно съезжает на обычную дорогу; появляются первые деревья, чуть впереди начинается большой остров леса.       — Как папа?.. — мельком бросив взгляд на все еще чересчур бледного друга, Баки продолжает следить за дорогой. Когда они садились в машину, три с половиной часа назад, Стив сказал, что он в норме, потом он повторил это еще дважды или трижды. И у него самого не было причин хотя бы немного сомневаться в честности друга, но…       Он был вялым и тихим. Почти не разговаривал.       Не то чтобы Роджерс был заводилой или может кем-то слишком болтливым. Просто обычно, когда они оставались вдвоем, он часто улыбался, а его глаза светились чем-то таким… Счастливым?..       Именно это Баки всегда и нравилось. То, как он становился настоящим собой рядом с ним, как не стеснялся и не боялся его.       Он не глядя почувствовал, как Стив поднял на него непроницаемый, настороженный взгляд, а затем отвернулся к окну.       — Бакс, ты уже спрашивал это. Если не знаешь о чем говорить, то лучше молчи. Не надо быть наигранно общительным. — Легкое раздражение, желание, чтобы от него отвязались… Все это было в голосе, в чуть хмуром тоне. Все это было очевидно.       — Возможно, тебя наше молчание и не напрягает, но я — не ты. — Парень стискивает челюсти, но, будто одернув себя, тут же пытается расслабиться. Внутри он нервничает, знает, что что-то не так, что что-то нечисто. Возможно, он ошибается, поэтому срываться на Стиве… Последнее, что нужно делать прямо сейчас. — Ты выглядишь потрепанным, все точно в норме?..       — Я уже сказал. Прекрати это, я тебе тут не омега на сносях. — Стив фыркает, огрызается и скалится, показывая чуть заостренные верхние клычки.       Конечно же, он не сказал Баки о течке. Также не сказал, что принял подавители.       Так долго обсуждаемая поездка, так долго планируемая и ожидаемая… Ему не хотелось портить ее, лишь только потому, что он, видите ли, омега. Ведь Баки, если бы узнал, перенес все не просто на один день, на целую неделю…       Иногда его заботу можно было приравнять скорее к кретинизму, чем к опеке. Это всегда раздражало.       И поэтому сейчас он ближе придвигается к окну, вдыхает запах свежести, молодости и лета. Он убеждает себя, что в норме. Это просто последний день, а таблетки, что он выпил очень…действенны. Волноваться не о чем.       Действенны, но чувствительны, если точнее. Они будут полностью перекрывать запах и все симптомы, — ну, кроме, может, бледности и легкой слабости, — но хоть одна малейшая стимуляция, и он пропал. Действие тут же прекратится.       Но волноваться не о чем. Сейчас он в норме. Тем более, какая может быть стимуляция во время обычной поездки на машине.       Это же просто смешно.       — Стив. — Звучит спокойно, но омега знает, что сейчас опять начнется… — Мы с тобой знакомы не первый год. — Это фраза в арсенале Барнса, будто единственная красная тряпка. Не для быка или кого-то еще. Она просто красная и очень показательная в плане продолжения разговора. — Я же чувствую, что что-то не так…       Стив поджимает губы до побеления и выдыхает порциями. Он безмерно любит своего друга, но, когда тот начинает делать из него действительно слабого и жалкого омегу, это до сжимающихся кулаков раздражает.       Впереди начинает маячить ярко-желтый прямоугольный знак с какой-то надписью, и Баки сбрасывает скорость. Стив тоже частично сбрасывает — уже скопившееся раздражение.       — Если это будет смертельно я тебе сообщу, окей. И… Что это там? — Он чуть напрягается, тоже замечает приближающееся оповещение. Самую малость подбирается, предчувствуя что-то нехорошее.       — Через пару километров ремонт дороги… Не уходи от темы. — Альфа лишь фыркает, читая: ну, ремонт и ремонт, какая разница. Намного важнее его омега. Его друг-омега, точнее. Да… Друг-омега… — У тебя недавно…течка закончилась?..       — Да боже мой, Джеймс Бьюкенен Барнс! Я не собираюсь обсуждать с тобой мои течки или же их отсутствие! Если мы дружили еще до гормонального становления, это ровно ни о чем не говорит!.. — Он нервно дергается, чувствуя, будто его поймали на чем-то незаконном, отворачивается и прикрывает глаза. Один день и эта давящая слабость, эта нервозность, кончится. Один день и он снова будет обычным нормальным собой.       Не будет так неосознанно/подсознательно принюхиваться к своему…другу-альфе…       — Эй, я не хотел тебя обидеть. — Парень краем глаза смотрит на него, вздыхает. Им нужно остановиться и размяться. Три с половиной часа пути — это немного утомительно.       Стив не отвечает. Он очень хотел бы, но не отвечает…       Очень хотел бы ответить, что в первый день их знакомства ему хотелось прибить Барнса. Им было по три года и тот забрал его лопатку, когда они встретились в песочнице…       Как глупо. Банально.       Он, конечно же, не растерялся, накормил будущего друга песком, но все же…       Тогда еще его папа строил большие планы на его будущее, думал он вырастет бойким альфой.       Он очень хотел бы ответить еще то, что, когда им было по шесть — они пошли в школу, и в классе Баки тут же нашел себе друга — это он, Стив, подложил тому установившемуся омеге собачью какашку в рюкзак.       Потому что Баки на тот момент уже стал его… Хотя может сам еще и не осознавал этого. Ни один из них тогда еще до конца не осознавал этого.       И он также очень хотел бы ответить, что в день гормонального становления, в пятнадцать, первой его мыслью было: «Я мог бы быть его…»       Первой мыслью, после того как он узнал, что он сам омега — и его папа не то чтобы разочаровался, но был довольно удивлен — а его друг — альфа.       Они не общались тогда почти два месяца. Просто боялись, стеснялись друг друга. Чувствовали неловкость, неуживчивость. Ведь альфа и омега, они же могут быть парой, это же очевидно, но вот друзьями…       Да. Они такие глупые были.       Но, слава случаю — дверь в одном из кабинетов сломалась, и они остались заперты там на несколько часов — в итоге все же смогли поговорить и продолжили дружить снова/заново.       Вся школа тогда вдруг с чего-то решила, что они — пара. И не то чтобы Стив с Баки это опровергали, но и никаких оснований для таких суждений ими предоставлено не было. Сколько сплетен про них было придумано, рассказано и забыто…       Они лишь дружили, чувствовали друг друга на каком-то другом, «магическом» уровне, заботились друг о друге.       Все думали, что они спят вместе.       Когда видели Барнса с очередным омежкой тут же включали «сломанный телефон», распространяя новости.       Когда же замечали Стива с каким-то другим альфой, то презрительно отводили взгляды и кривились.       А он сам смеялся.       Смеялся за их спинами, уходя на свидания с какими-то редкими альфами, подсунутыми Барнсом, а во время течек задыхался в стонах вспоминая, как его Баки похлопывал его по плечу или наклонялся низко-низко, когда что-то рассказывал.       Стив влюбился и когда именно сказать вряд ли сможет. Просто в какой-то момент понял, что никто другой уже не сможет значить столько. Затем также понял, что не сможет разрушить их дружбу и… Просто смолчал.       Смолчал также, как и вчера/сегодня о том, что у него течка.       Баки сбрасывает скорость, видя впереди полоску окончания асфальтированной дороги. Дальше начинается галька, щебень.       Ремонт дороги.       Они больше не говорят. Передние колеса медленно съезжают с края асфальта, за ними и задние тоже. Пару метров едут медленно, а затем Баки снова начинает мягко давить на газ.       Машин на этом отрезке не видно вообще. Так же как и какой-либо ремонтной техники. И в какой-то степени это не удивительно: воскресенье, оно и для рабочих воскресенье.       — Ох… — его ладошки лежащие на сиденье мягко вцепляются в ткань, а глаза распахиваются. Сдержать судорожный вдох он просто не успевает, потому что все происходит слишком неожиданно.       Автомобиль набирает скорость. По сиденьям распространяется ощутимая, приятная дрожь из-за камешков под колесами.       — Все в порядке? Не тошнит? — Баки отзывает мгновенно, поворачивает голову, чуть ли не сканируя его взглядом. Стив отворачивается, бледнеет сильнее, а его щеки покрываются красными пятнами.       — Прекрати опекать меня, тебя будто подменили! — он неуловимо дышит носом, сжимает челюсти, пытаясь не обращать внимания на распространяющееся в паху тепло. Он прикрывает глаза, лишь бы не видеть/затылком чувствовать, как друг хмурится, прищуривается.       Скорость растет. Дрожь/вибрация растет вместе с ней.       Омега кусает щеку изнутри сильно, жмурится, поворачивается к окну чуть ли не всем корпусом, пытаясь надышаться.       Если он не будет воспринимать это как стимуляцию, то это ею и не будет… Ведь так?..       Так же?!       Мысль о том, что он рядом с Баки в таком положении простреливает молнией по позвонкам и хорошенько его встряхивает. Он жмурится до всполохов под веками, удерживает стон, переводя его в мычание, и дергает головой.       Чувствует, как подавители исчезают, развеиваются, растворяются во взбудораженной/растревоженной крови. Оголенные провода его нервов начинают искрить и возбуждаться.       Где-то на закоулках сознания он еще глупо верит, что сможет продержаться до конца ремонтируемого участка.       — Стив?.. — Баки смотрит краем глаза, сглатывает. Становится не по себе, накатывает легкий испуг за напряженного, отвернувшегося/отстранившегося омегу.       — Проедем этот…участок, надо будет…ос-остановиться. Я в норме, но… Черт. — Его подбрасывает на какой-то кочке и прихлопывает к сиденью. Стив комкает ткань в пальцах, чуть дергает коленками, держа их сомкнутыми… И сжимается. Чувствует, что ему нужно.       — Стив, ты… — Баки нервничает, резко вдыхает и…замирает. Тут же сглатывает снова, но уже по-другому.       Запах, что не успел вылететь через окно, доносится до его обоняния, забирается внутрь и оседает в легких. Он сжимает руки на руле, сглатывает, задерживает дыхание на миг и, так и не переборов себя, вдыхает полной грудью. Долго, медленно, чувствуя, как запах проникает в каждую клеточку его организма, как в паху наливается тяжестью.       — У тебя течка… — Прикрыв веки, парень прячет расширившиеся зрачки и голод в глазах, пытается расслабиться. Даже не замечая, он прибавляет скорости.       — Ну… — Стив фыркает, сбиваясь на резкий выдох и следом чуть ли не на стон. Кусает губу сильнее и пытается сесть ровно. Хочется хныкать в голос и развести ноги в стороны от расходящейся волнами вибрации, но он не может. Хочется показать альфе — что ощущается всем телом, и находится совсем рядом, только руку протяни — показать, что он готов принять его/предложить себя, но он не может. Только негромко фыркает снова: — Допустим.       — Почему ты не сказал мне?! Мы бы выехали позже, завтра, например! Через неделю! Почему ты?.. Идиот.        Он пытается перевести набирающее силу возбуждение в злость, но не получается. Он же раз за разом глубоко вдыхает, будто бы не может надышаться. Заманчивый запах течного, свободного омеги; его сладость и порочность… Он хочет попробовать их. Очень-очень давно хочет.       — Я принял подавители и… — Отговорка кажется глупой, его голос звучит все тише, изредка срывается на писклявый фальцет.       — Подавители, Стив?! Ты знаешь, чем это чревато, а? Ты знаешь, что бывает?.. — Джеймс натурально, теперь уже точно зло, рычит и резко надавив на газ, выкручивает руль, сворачивая в пролесок. Из-под колес летит щебенка, камешки, пару раз машина подпрыгивает. А затем замирает.       Стив выгибается, чуть ли не приподнимается всем телом на этом скоростном, прошибающем до потери сознания финте. Приоткрыв рот, он теряет весь воздух и, только когда машина замирает, спрятавшись в кустах, слабо падает на сиденье. Обмякает.       Зуд и жар распространились уже по всему телу; его зад судорожно сжимается, тонкие бедра напрягаются, а щеки горят; чувствительные соски трутся о футболку, требуют внимания; пальцы нервно теребят край шорт, норовя подобраться к молнии и расстегнуть ее, поласкать себя, чтобы хоть немного избавиться от этого. Освободиться.       Баки выключает зажигание и резко бьет по рулю. Затем снова. И снова.       Откинувшись на сиденье тоже, вдыхает опять. И просто разрывается потому что и хочется — до белых пятен перед глазами хочется — и нет возможности, потому что… Он просто не может променять дружбу, променять чувства на одноразовый секс.       — Ты вообще!.. Ты!.. Господи. — Слов не остается. Повернув голову в сторону мальчишки, он уже хочет протянуть руку, чтобы коснуться, чтобы проверить все ли в порядке, но останавливает себя. Потому что и так видно, что не в порядке. И так понятно, что его самоконтроль хорош, но не настолько. И дальше выходит как-то совсем хрипло, низко. Во рту пересыхает от вида того, как Стив поджимает живот, ощущая спазмы в паху, как весь вздрагивает и сглатывает. — Я п-пойду… Пойду проветрюсь.       Он уже делает движение, уже немного отстраняется, тянется к ручке. Не успевает.       — Стой… — Омега вдруг хватает его за запястье и останавливает. Открыв глаза, смотрит на друга с точно таким же шальным взглядом, что и у него самого, наверное. И шепчет быстро, в спешке, будто боится, что кто-то услышит, уличит его: — Нет, ты… Ты не должен… Не должен идти, просто… Бакс… Останься, ты…       Стив не может сказать этого. Не может сказать, что именно ему нужно, хоть это понятно и безо всяких слов. Не может сказать, что, если останется один на один с этим, то просто сломается, хоть это и непонятно вовсе, ведь… Баки же ничего-ничего не знает о его чувствах. Даже не догадывается, что сейчас, когда они, как кажется Стиву, так близко, прямо здесь и прямо сейчас они рядом и…       Стив не знает. Ничего не знает и ничего не помнит.       Тело горит, требует, жаждет. Голодно, повелительно.       И ему просто хочется хотя бы раз почувствовать каково это, когда Баки. Когда его прикосновения, его голос, его тело… Когда весь он только его.       Ведь он просто до чертиков устал прятать то, как сильно на самом деле чувствует, как много на самом деле чувствует. Он устал биться в истерике каждую течку из-за того, что на некоторых его вещах запах Барнса, но он сам никогда-никогда не будет так рядом.       Стив всегда был силен духом, но он все же омега. Глупая. Маленькая. И чертовски влюбленная.       — Что я? — Все мысли исчезают в миг, в горле першит от мандариновой сладости и железной остроты чужого запаха, а он не может пошевелиться. Внутри появляется какая-то ликующая уверенность; весь страх, вся нервозность… Все пропадает.       Все кроме его омеги, который предлагает ему себя.       И Баки прищуривается. Внутри него все переворачивается от этой возможности, наконец, узнать, вывести Стива на чистую воду, но он старается держать лицо более-менее спокойным.       Если Стив тоже его… Если тоже хоть что-то чувствует помимо дружбы, то…       Это ведь шанс чуть ли не один на миллион. И его уж точно нельзя упустить.       — Я… Я просто… — Стив краснеет под взглядом, что вдруг становится слишком пронзительным, прочищает горло. Идти ва-банк это не то, что он любит или умеет делать. Ему нужно взять себя в руки. Если он хочет узнать нравится ли Барнсу, ему нужно взять себя в руки. — Я п-просто хочу…       — Хочешь, чего, Стив? — Он наклоняет голову на бок, изучающе голодно смотрит на чуть испуганно замершего омегу. Дергает уголком губ в усмешке. — Хочешь, чтобы я помог тебе?.. Чтобы помог справиться с возбуждением?       — Я… — Он отчего-то слишком удивленно приоткрывает рот, распахивает свои красивые глаза, обрамленные золотистыми ресничками, и останавливается. Почти не дышит.       Осознание накатывает резко, неожиданно. Он ведь знал на что решился, все обдумал, но… Осознание — это будто немного другое.       И что он делает вообще?.. Это же течка. Просто гормональный срыв. Его мозг под действием гормонов, резко вышедших из-под контроля лекарств, творит какую-то неведомую ерунду и он…       Он не может сопротивляться. Запах Баки — карамель и еловые растертые в пальцах, его собственных пальцах, иголки — туманит его мысли. Взгляд Баки туманит его рассудок.       Он хочет почувствовать его сильные горячие руки на своей коже, на своем теле.       Он хочет прижаться кончиком носа к тому местечку на шее, где пахнет острее всего, и просто задохнуться.       Он хочет ощутить, как эти губы прижмутся к его ключице и оставят метку. Не настоящую ещё, но что-то, да, значащую.       Он хочет быть только его. Только своего альфы.       Он хочет… Так сильно хочет…       — Черт, я, Бакс, я правда не знаю… Это… Это… Я несу какой-то бред… Прости, я не… — Он медленно отпускает чужую руку, отрицательно мотает головой. Стыдливо начинает отворачиваться. Зад почти обжигает, он рефлекторно сжимается раз за разом, хочет быть заполненным, хочет почувствовать чужую ответную жажду. — Прости, я не хотел, это гормоны и…       — А даже если и так. — Альфа заглядывает ему в глаза, переворачивает руку, перехватывая тонкое ускользающее запястье. Если Стив решился, значит есть что-то, какие-то чувства, иначе, он бы не стал так рисковать… — Я могу выполнить любую твою просьбу, Стив, ты же знаешь…       — Я… Я не… — Он кусает губу, сглатывает. Баки чувствует кончиками пальцев, как чужой пульс просто срывается и бежит. Бежит далеко-далеко, чтобы потом все равно вернуться. Вернуться к нему. — Я не хочу терять…тебя, как друга, и… И…       Этот голос. Он обволакивает, заставляет пальцы на ногах подгибаться от чудесной муки, а ягодицы напрягаться.       Мальчишке хочется застонать в голос от того, что его раздирает. Многолетняя дружба или потребности?.. При условии, что потребности просто прогрызают в нем дыру. Что они будут захлестывать его раз за разом с новой силой, пока он их не удовлетворит.       — Все будет, как раньше. Я ведь все понимаю. — Парень мимолётно оглаживает пальцами чужие костяшки, сглатывает, облизывает пересохшие губы. Запах — афродизиак. Он забивает ноздри и не дает дышать ничем, кроме себя. — Иди ко мне…       Стив медлит. Он знает, что это — единичная возможность. Знает, что после будет больно, потому что понравится, но больше не повторится. А еще знает, что будет сложно вернуться к прежней дружбе. Очень, очень сложно, хоть Барнс и говорит, что все будет в порядке.       Но он видит его, Баки. Такого всегда сильного, всегда стабильно стойкого и всегда готового помочь. Что бы ни происходило — он был рядом, он есть рядом и…       Стив знает, что у него нет шансов. Он не «нормальный» омега. Не имеет ни красивой одежды, ни косметики, ни длинных волос. Не имеет ни кротости, ни мягкости, ни послушания…       У него нет и не будет любви Баки. Так, почему же он медлит?.. Почему так хватается за это «дружба», которое уже давно стало синонимом к «мучение»?..       Нервно дернув запястьем, скорее испуганно, чем зло, он опускает руки на бедра и приподнимает подол широкой футболки. Медленно расстегивает пуговицу, ощущая чужой взгляд, будто запоминающий каждое его движение. Пальцы чуть дрожат, когда он стягивает шорты вместе с бельем, когда неловко выпутывается из них.       Футболка достаточно просторная, чтобы скрыть его стыд, но омега все равно краснеет. Румянец горячей волной скатывается на шею, ключицы и убегает под ткань. Затаив дыхание Баки следит за ним, неосознанно проводит языком по губам.       В тишине, без лишних слов Стив поднимается и напряженно, аккуратно перебирается к Баки на колени. Тут же обнимает его за плечи, за шею, прячет пылающее лицо где-то рядом с его сонной артерией. И он пытается убедить себя выдохнуть/расслабиться, но просто не может.       Его тело вот-вот буквально разорвется от напряжения.       — Вот так вот… Хорошо… — Баки медлит секунду, не знает куда опустить чуть дрожащие руки. В итоге кладет их на талию, перенимает дрожь Стива, делится с ним своей. Шепчет: — Я помогу тебе и все… Все будет в порядке…       Омега сглатывает, кивает ненароком задевая кончиком носа чужую теплую кожу. Барнс вздрагивает.       Его ладони медленно проводят по бокам, по пояснице. Горячим мазком оглаживают голые бледные ягодицы и ныряют под футболку.       Он будто бы никуда и не торопится. Совсем-совсем.       Стив легонько продвигается ближе и выгибается всем телом, следом за опаляющим касанием вдоль позвоночника. Он зажмуривается, запрокидывает голову, когда чужие руки ложатся на лопатки. И чувствует медленные, жадно-долгие поцелуи в шею.       Тихо-тихо судорожно ловит ртом воздух.       — Твоё тело… Никогда бы не подумал, что оно такое чувствительное… — Баки слизывает солёную каплю пота, медленно катящуюся по шее, а затем легонько прикусывает кожу в том месте. Пальцы медленно бегут вниз по чужому позвоночнику, слабой щекоткой обходят ребра и еле-еле ощутимыми касаниями обводят пупок. Мышцы чужого живота тут же напрягаются, и Баки, будто издеваясь, нажимает сильнее. Ведёт вниз и теряет весь воздух, когда подушечки касаются гладкой кожи на лобке.       Стив дергается назад, пытаясь чуть отстраниться, и заполошно шепчет:       — Это все течка… Я просто… — Оправдания, сорванные, жалкие, звучат, как и должны. Будто оправдания.       И Баки знает это. Все знает.       Его ладонь властно ложится на чужую поясницу, не давая отодвинуться, кончики пальцев пробегают по всей длине аккуратного, небольшого члена. Подцепляют капельку предэякулята, а затем мягко размазывают. Он со смешком целует за алым омежьим ушком и шепчет:       — Не верю.       Стив пытается толкнуться, его тонкие пальцы дергано зарываются в тёмные волосы на чужом затылке, а губы сжимаются в тонкую нитку. Глаза почти закатываются.       Он не думал, что это будет так медленно, чувственно. Баки должен был просто натянуть его и дать забыться на мгновенье. Он не должен был превращать это в такую искусную пытку. Такую ласковую, нежную и… Будто бы… Будто бы… Будто бы…       — Открой свои глаза и посмотри на меня… — Он подцепляет ткань его футболки, тянет её вверх. Стив позволяет стянуть с себя последний элемент одежды и мотает головой. Баки целует его подбородок, скулу. Уже хочет коснуться губ, но мальчишка отворачивается и шепчет:       — Это нелепо… Просто дай мне кончить… — Он толкается снова, но альфа ничего не делает. Выцеловывает его ключицы, настойчиво лижет соски, срывая тихие несдержанные вздохи.       — Не понимаю, что здесь нелепого… Я просто хочу насладиться тобой… — Его ладонь соскальзывает с поясницы, легонько оглаживает ягодицу и касается входа. Наткнувшись на небольшую преграду, замирает.       — Я не вижу в этом смысла… Нелепо же то, что ты все ещё в о… Ооххх…       Его самую малость подбрасывает, когда довольно резким движение чужие пальцы вытаскивают тампон. И Стив жмется ближе, подставляется, прогибаясь. Тихо стонет, тут же чуть ли не кусая себя за язык, лишь бы замолчать.       — Ты никогда не видишь смысла, потому что оцениваешь себя слишком низко, дурачок… — Баки выкидывает средство гигиены куда-то в окно, в кусты, и вновь тянется назад. Оглаживает чуть растянутую дырочку, чувствует, как края сокращаются, а смазка уже течёт по пальцам. — Посмотри на меня, Стив. Посмотри, иначе я решу, что ты трусишка…       Он мягко вталкивает смазку обратно и проникает на две фаланги. Омега сжимается, но он растянут так чертовски хорошо, что со скрипучим выдохом Баки вводит ещё один палец. Слышит тихое хныканье.       — Зачем… Зачем все это… Это… — Стив царапает его лопатки через футболку, неосознанно трется носом о шею и мелко покачивает тазом. Кусает губы, боясь, что голос предаст.       — Потому что я хочу поцеловать тебя, глупый омега… — Чуть боднув острое бледное плечо, он дожидается пока Стив все-таки отстранится, нахмурившись и напряженно поджав губы. Баки мягко обезоруживающе улыбается.       — Это не… Н-нет… — Он мотает головой, кусает губы, насаживаясь на растягивающие пальцы сильнее. Шепчет: — Это же нелепо… П-поцелуи это… Будто бы тут что-то большее…       В уголках его глаз собираются слёзы. От долгожданной близости, от душевной боли, от физического тягучего удовольствия.       Барнс улыбается чуть шире. Чуть нежнее. Его свободная рука касается острого бледного подбородка. Он говорит:       — Ты самый глупый омега в моей жизни, если все ещё не заметил между нами чего-то большего.       И раньше, чем Стив возможно оттолкнет его, раньше, чем что-либо скажет, альфа дергается вперёд и накрывает его губы своими. Толкается в его рот языком, заставляет пустить себя и ответить себе.       Ответить неожиданно жёстко и грубо. Зло.       Аккуратные ладошки больно тянут за волосы, будто в отместку за то, что не признался раньше, в отместку за то, что скинул все смущение и страх на него одного, а затем падают вниз. Тут же хватаются за его футболку, остервенело стягивая её.       — Какой же ты… Раздражающий… — Стив кусает его за губу, когда вещь улетает куда-то на задние сиденья, а уверенные пальцы вновь возвращаются в тесноту его дырочки. Теперь их три по самые костяшки, но омега чувствует, что этого все ещё недостаточно. Этого мало.       А Баки хрипло смеётся. Грудную клетку распирает от счастья, что это ворчливое, иногда грубое, чаще всего улыбчивое, но не по-омежьи напористое создание теперь его. Только его.       Он шепчет:       — Как же я люблю, когда ты злишься… Это всегда выглядит так возбуждающе… Хоть бери и трахай прямо на месте. — Его клыки царапают бледную кожу на плече, и Стив тихо стонет. Нарочно сжимается туго-туго. — А хочешь я расскажу ещё кое-что, отчего ты будешь просто в ярости?..       Он ухмыляется, а тонкие пальцы дергают пуговицу на джинсах остервенело, несдержанно, рвут молнию.       — Удиви меня, альфа… Я весь в предвкушении… — Он помогает приспустить чужие штаны вместе с бельем, и замирает, уставившись на толстый, красивый член с яркой, налившейся головкой и выступающими венами. Стив просто подвисает, даже дышать забывает, лишь суматошно облизывает обкусанные губы.       Баки замечает это. Нарочно шепчет:       — Оу, я заметил твое предвкушение… Ты так сильно сжимаешь меня внутри… — Кончики пальцев чуть потирают чувствительное местечко, и омега весь как-то резко дергается, натягивается, будто струна, на миг жмурится, а затем обмякает, утыкается лбом в плечо своего альфы. Моргает, судорожно дышит и не может отвести глаз от своей спермы на чужом животе. Баки шепчет: — Не расстраивайся, это далеко не последний раз…       — Ты такой… — Он кривит губы и негромко смеётся. — Такой…       — Твой самый любимый и желанный, мм… — Баки ехидно подмигивает, усмехается. А Стив, ошарашенно замерев, выдыхает:       — Да.       Теперь они оба на секунду подвисают. Альфа приоткрывает рот, но тут же закрывает его. Приоткрывает вновь. Ему требуется пара мгновений, чтобы собраться с мыслями/силами, чтобы не накинуться на своего мальчика прямо сейчас… Только вот Стив этого не знает. Ему кажется, что Баки сейчас вот-вот отвергнет его. В глазах собирается предательская, глупая влага.       Стив слышит шепот.       — Ты даже представить себе не можешь… Даже представить не можешь, как долго я ждал этих слов… Как долго я ждал возможности дотронуться до тебя… — Его пальцы касаются предплечья, ведут по плечу, ладонь властно, повелительно, ложится на горло. Баки завороженно смотрит на свои пальцы на чужой коже, шепчет: — В каждую твою течку… Каждый раз, помнишь, я звонил тебе… Звонил и рассказывал какую-то ерунду, слышал как ты сорвано дышишь, как сглатываешь стоны… Я так надеялся, что дело не в реакции организма на альфу, надеялся, что это все ты… Что это все ты и… — Его глаза замирают на глазах Стива. Чуть придвинувшись, Баки сорвано дышит, обводит языком пересохшие губы. — Ты глупый-глупый неустойчивый омега… Нет причин плакать, потому что я тебя никому не отдам… Заберу себе и никому-никому не отдам…       Он целует сладко и быстро, собирает губами соленые капли, и тут же целует шею, горло, прикусывает кадык. Стив забывается, пытается верить в чужие слова, но просто не понимает, не верит, что такое действительно возможно. Он запрокидывает голову, стонет, толкается. У него снова стоит. Головка касается головки члена альфы.       — Я хочу… Хочу, чтобы ты вставил… Вставил мне… — Пальцы вплетаются в темные волосы, отрывают Баки от бледной кожи. И омега заглядывает в его глаза, вздрагивает.       Они горят ярко-алым. Из-под верхней губы выглядывают заострившиеся клыки, а ноздри жадно, хищно раздуваются.       — Б-Баки… — Он чуть испуганно вздрагивает, но перебарывает себя. Шепчет немного тверже: — Я… Я хочу узел…       Барнс ухмыляется, хмыкает и тянется к его губам.       — Если посмеешь сказать это еще хоть кому-нибудь, я тебя убью… — Звучит правдиво и спокойно. Его сильные пальцы выскальзывают из отверстия, и оторвав от широкого рулона пару салфеток он быстро вытирает их. Стив замечает это, напрягается, но пока что не может вырваться из плена чужого рта. Его ягодицы приятно мнут и сжимают, подвигая тонкий таз ближе. И целуя, покусывая чужие губы, Баки еле-еле проговаривает: — Но я боюсь не смогу исполнить твою просьбу…       — Салфетки… — Стив будто не слышит его, тихо нервно хихикает. Запрокидывает голову, прикрыв глаза. — И как же часто здесь на твоих коленях сидят омеги?.. Раз у тебя целый рулон салфеток…       — Каждый день их вожу. По несколько раз, ага… — Баки прижимается к синему проводку пульса под бледной кожей и чувствует его губами. Так же чувствует, как его омега еще сильнее каменеет от сказанных слов. Усмехается, бормоча: — Салфетки для тебя, Стив-я-не-умею-есть-в-машине-аккуратно. Только для тебя…       Позволив мальчишке расслабиться, он поднимается ладонями выше, оглаживает тазовые косточки, бока, прямую, гордую и тонкую, спину. Со скрипом проговаривает:       — У меня нет презервативов, Сти-ив… — Выходит чуть скуляще, он лишь силой воли подавляет желание податься вперед бедрами, хоть чуть-чуть облегчить сладкое жжение. И омега все равно льнет, тихо, сквозь зубы рычит:       — Жалкий врун… Я тебе не верю, я… — Мальчишка сглатывает, медленно опускает руку и обхватывает чужой член. Альфа кусает губы, откидывает голову на спинку кресла и негромко матерится. Прикусывает клыками свою нижнюю губу, чуть ли не до крови.       — Они в сумке в багажнике, но… Вряд ли я сейчас смогу за ними сходить… — Его ладони сжимают чужую тонкую талию сильнее, а бедра напрягаются. Он жмурится, надавливает пальцами на бледную кожу.       — Конечно, не сможешь, п-потому что ты занят… Занят мной. — Говорить становится немного легче, возбуждение никуда не уходит, но от мысли, что теперь они есть, становится намного проще. Теперь волноваться не о чем.       Стив проводит сжатыми пальцами вверх-вниз, из-под прикрытых ресниц смотрит на Баки и нервно сглатывает.       — Я… Я на таблетках… Просто помоги мне, ладно… Просто… — Он приподнимается, вжимается грудью в чужую, сильную. Баки сглатывает и кивает, опуская руки, поддерживает его бедра.       Омега опускается медленно. Чувствует, как головка раздвигает чувствительные стенки, как неспешно скользит по бугорку удовольствия. Он не может контролировать себя и судорожно сжимается несколько раз, пока опускается до самого основания. Тут же ощущает уже набухающий узел.       Нервно сглатывает.       — Все в порядке… В порядке… — Баки прижимается своим лбом к чужому, рвет дыхание на лоскуты, помогая омеге опуститься окончательно       Мальчишка запрокидывает голову и стонет, не удержавшись, сжимается. Ощущение того как его растягивают изнутри, как заполняют, сносит крышу. Внизу живота крутит и тепло подрагивает.       Баки жмурится, что-то неразборчиво шепчет и медленно разжимает пальцы, опуская Стива до конца.       — Как же…глубоко… — Он хнычет, сжимает в пальцах темные пряди Бакса и ерзает. Они оба тут же стонут от переизбытка.       — Не привык к…такому?.. — Альфа пытается съязвить, но выходит плохо. Он сглатывает, закусывает губу. Его руки шарят по телу омеги, оглаживают бока, соски, выступающие ребра.       — За-мол-чи. — Стив мягко бьет его в плечо и приподнимается. Тут же медленно насаживается. Баки ловит его жаркий стон и прижимает к себе. Толкается навстречу.       Их языки переплетаются. Стив мягко сжимается, скользя вверх, а затем резко опускаясь вниз. Его альфа рычит в поцелуй, снова опуская ладони на мягкие ягодицы.       Баки ощущает, как раз за разом чужие мышцы напрягаются. Его сильные пальцы медленно спускаются к самому входу, заставляют Стива замедлиться, остановиться.       — Что ты?.. Ааххх… — Мальчишка сглатывает, дышит носом, зажмурившись. Чужие пальцы аккуратно растягивают его сильнее, оттягивают край входа в сторону, забираются внутрь наравне с членом.       — Ты же хотел узел, омежка… А я совсем-совсем не хочу тебя порвать. — Баки ухмыляется, обводит кончик чужого ушка языком и прикусывает. Помогает Стиву начать двигаться. — Очень, очень медленно… Вот так.       Омега кусает губу, сжимается и мотает головой. Слишком много… Всего слишком много.       Барнс целует острую челюсть, напряженную шею и останавливается, удерживая чужой зад над начинающим набухать узлом. Стив открывает глаза, нервно хмурится.       — Я еще никогда не…       — Тсс. — Он мелко целует чужой чуть припухший от поцелуев рот, заглядывает в неуверенные глаза. — Я знаю.       Альфа медленно натягивает омегу на себя и, наконец, отпустив, целует. Медленно обводит языком приоткрытые подрагивающие губы, проходится по зубам и берет глубже. Касается языка.       — Тебе нужно самому… Стив, я боюсь сделать больно, тебе нужно… — Баки прикрывает глаза, глубоко дышит.       Стив просто кивает, медленно ведет тазом по кругу. Узел внутри ощутимо пульсирует и все еще растягивает его. Запирает, чтобы чуть позже ни одна капля семени не вытекла…       Баки вздрагивает. Стонет сквозь зубы и удерживает себя, чтобы не толкнуться вверх. В первый раз узел может повредить или…       Омега сладко стонет, сжимаясь, и альфу закорачивает. Все мысли в миг вылетают из головы, он с жадностью прижимается губами к уже налившемуся засосу на шее.       — Ооххх… Ты… — Стив чувствует, что еще чуть-чуть… Чуть-чуть и… Он делает еще несколько размеренных кругов, сжимается, кусает губы, ощущая чужие на своей коже. — Бакс…       Пик наступает внезапно, но так медленно, что фейерверк чувств успевает пройтись по всему телу. Он жмется к Барнсу, впивается пальцами и короткими ноготками в кожу на его животе, и тот прижимает его в ответ.       Когда на долю секунды их взгляды пересекаются, глаза альфы загораются алым, а его хриплое дыхание выходит сорванным рыком.       Стив со стоном падает ему на грудь. ~•~       На улице уже давно стемнело. Его омега только-только заснул, уютно устроившись под боком.       Баки откинулся на спину, чувствуя теплое, прижатое к боку тело и тихо рассмеялся. Он желал этого последние два года и даже подумать не мог, что все сложится так по-дурацки…       Если бы не ремонт дороги, они бы так и сходили с ума, находясь на вытянутой руке друг с другом, но не имея возможности коснуться по-настоящему.       В какой-то момент, когда прошло уже больше двух часов, ему пришлось оторваться от Стива и разложить задние сиденья, иначе они, как пить дать, протерли бы в кресле дыру… Картина лежащего на расстеленном пледе, текущего и хныкающего от жажды и желания омеги навсегда запечатлелась в его памяти.       Потерев слипающиеся глаза, Баки поворачивается на бок, мягко проводит кончиками пальцев по бледной щеке и мягко улыбается. Он не будет обещать ему счастливого будущего, «никому и никогда» или любви до гроба…       Он просто будет рядом. Также как и до этого.       Просто будет. ~•~       — Долго еще? — Стив жмурится на ярком, только встающем солнце и кутается в теплую кофту своего альфы. Выдыхает маленькие облачка пара.       — Столько же, сколько ты можешь продержаться без оргазма на постоянной стимуляции… — Баки с усмешкой поворачивает голову в сторону, крутит руль, въезжая на не очень длинный последний отрезок трассы. В следующую секунду получает сильный тычок в плечо, возмущенный восклик.       — Ах, ты зараза!.. — Стив ошарашенно качает головой, прячет улыбку в вороте чужой толстовки. Рядом с ним громко, счастливо и чисто смеется его альфа.       Любовь переполняет их. И вряд ли этот источник когда-нибудь иссякнет. ~•~