Противоположности

      Небо хмурилось за вцеплявшимися в высь темного мира карими глазами, а по другую сторону их — небеса стояли безгранично-синие, не таящие и намека на грозу, не вещавшие бурю. Весна в Обществе душ, успевшая пропитаться насквозь теплом и цветочными ароматами, будто поглотила воспоминания о дурных событиях, будто бы в привычном ключе протекала тихо, мирно, без крови и без слез.       Командир Омницукидо насупил брови и сжал плотнее губы. Он припомнил занятную тенденцию в работе наемников в такую пору: весной количество заказов на убийство и шпионаж заметно снижалось, советники успокаивались, бунтовщики в Руконе присмирялись, враги затаивались. Казалось, все души уравнивались меж собой в какой-то миг, дабы предаться безмятежному созерцанию цветения природы и позабыть о невзгодах, подлостях, коварстве и лжи. Только самые бесчестные из них, совсем пропащие сподобились бы бросить камень и всколыхнуть ту беспечность и негу, разлившиеся ныне по земле и убаюкавшие тех, кого та на себе носила. Все они — жители этого мира, со своими достоинствами и недостатками, заслуживали на временную передышку в бесконечной борьбе за выживание меж собой, со смертью и перед тварями, спускавшимися с небес. И даже закостенелые профессиональные убийцы принимали это: совершать расправу в период ханами считалось в их кругу поступком низким, трусливым, мерзким. История много веков не знала тому подобных примеров. Не знала до вчера.       Капитан Шиба скрестил руки на груди крепче, заметно напрягая каждый мускул под кожей. Превратить праздник любования цветущей сакурой в одном из благороднейших поместий в трагедию, избрав в жертву ребенка?! Шиба перекатил желваки на щеках и натужил мышцы сильнее — он готов был голыми руками размозжить череп каждому, кто являлся причастным к гнусному инциденту, подвергшему Юширо смертельной опасности, однако правда реалий сковывала Шибу невидимыми кандалами. Виноватым пока — черт бы побрал это многократное «пока»! — надлежало оставаться в тени и дальше, тогда как головы сложить предстояло невиновным.       — Начинайте. — Хладнокровное благословение донеслось из высокого окна неприступного замка Шихоин. Окна опочивален господ выходили в сад и открывали отменный вид на ту часть его, которую великий клан ниндзя некогда отвел под проведение всякого рода обычаев. Сегодня это место стало сценой для самого жуткого и в то же время доблестного зрелища — ритуального самоубийства, сэппуку.       Синигами, находившиеся внизу в ожидании дозволения от своего нынешнего главы, дружно согнули спины в глубоком поклоне и, задержавшись так дольше положенного, в знак глубочайшего почтения, опустились на циновки, разостланные на траве. Верные спутники самоприговоренных к смерти — кинжалы да мечи — уже дожидались их тут же, на подставках, слепя глаз бликами багрового вечера.       Было нечто противоестественное в этом — видеть в открытую занпакто членов Отряда тайных операций: обычно, те мало пользовались ими в заданиях и битвах, оправдывая статус ниндзя как мастеров хакуда, хитрости и изощренных способов убийств. Более того, белые одежды наемников также вызывали неприятие: капитан привык исправно встречать и провожать отряд в их маскировочных костюмах — серых, фиолетовых и коричневых расцветок. Однако ритуал сэппуку обязывал к цвету торжества, а смерть — к цвету траура; подобное изуверство над собой считалось почетной казнью, и даже не-самураи признавали это, ведь честь для ниндзя также не являясь пустым звуком. Те четверо, что находились в саду, что только что сунули ладони меж пол своих ситаги и синхронно обнажили до пояса торсы, что крепкой рукой взяли с подставок фамильные кусунгобу, что с вызовом в очах встречали смерть, также позаботились о ней. Эти наемники могли запросто принять яд — так велели им их родные каноны ниндзюцу, ведь самоубийство по причине невыполнения миссии считалось самым верным решением во избежание позора в кругу своих. И всё же данные ниндзя пожелали убить себя публично, номинально — на глазах у того, пред кем провинились, доверие которого подвели, чье поручение не выполнили. Эти четверо сознательно и самостоятельно приняли такой конец пути; глава на это их не обрекал.       Ичиго уважал такую самоотверженность, но в то же время и не понимал ее. Не самурайского рода, как Кучики, и не из семьи потомственных шиноби, как Шихоин, истинный Шиба, как представитель вольнодумной аристократии, привык нарушать правила, обходить традиции и подчас игнорировать свой долг перед Обществом Душ, как бы парадоксально это ни звучало для члена Великого клана. Ичиго не запретил обряд сэппуку честолюбивым вассалам, но он откровенно считал, что подобная верность заслуживала на продолжение, а не завершение. Кроме того, как мудрый руководитель он не мог дозволить отряду подобного расточительства — те ребята, что вознамерились вспороть себе животы, были отличными бойцами, и назначение их телохранителями Юширо свидетельствовало о том самым прямым образом.       Даже со скупым на жалость сердцем, Ичиго сожалел, что не мог обернуть время вспять и не отдавать тот злосчастный приказ личной охране наследника, дозволивший командиру Тао Цзы и его людям передохнуть от службы, пока Орихиме переняла на себя обязанность присмотреть за шебутным мальчишкой. Однако Тао остался при своем мнении: как слуга верховного Дома Шихоин, он не смог простить себе, что не предвосхитил все варианты опасности, и искупить свою оплошность счел возможным только кровью. Его группа товарищей пожелала пройти такой обряд искупления вины вместе с ним.       Ритуальные кинжалы, занесенные для рокового удара, вновь с чудовищной торжественностью блеснули в руках бойцов. Верные мечи пошедших на смерть были занесены над их головами с той же решительностью — братья-ниндзя взяли на себя право избавить соратников от длительного продолжения столь мучительной традиции. Сой Фон была также среди них. Именно на нее, девушку, с которой вырос под одной крышей, Тао бросил прощальный взгляд через плечо, о чем-то твердо кивнул ей, а затем резко подобрался и без промедлений всадил кинжал себе в брюшину. Его напарники с убийственной синхронностью повторили за командиром — рывком вспороли живот: в сторону и вверх.       — Эээх!!! — истерично, с натужной удалью вскрикнула Сой и одним взмахом меча снесла Тао голову, а три других — глухо ударились оземь у нее за спиной. Кошмарную «музыку» довершил тяжелый стук завалившихся наперед тел. Их обнаженные шеи выедали теперь глаз кроваво-красными дырами…       Ичиго круто, с некоторой брезгливостью отвернулся от окна и тут же напоролся на отрешенный взгляд Орихиме, которая о происходящем могла судить только по звукам, доносившимся через окно. Вряд ли она смогла бы что-то разобрать полнее, если бы смотрела ритуал воочию: будто ослепнув, она глядела куда-то мимо Ичиго, и боль ее, неприятие событий, нарекание на несправедливость и молчаливое смирение мужа, отдавалась эхом где-то далеко-далеко, на донышке замерших зрачков, потухших и не блестевших намеком на слезы.       «Хорошо», — заключил мысленно Ичиго: меньше всего сейчас ему хотелось иметь дело с женской истерикой, кроме того шок Орихиме избавлял его от сложных и запутанных пояснений, почему он отправил-таки Тао на смерть. Нет, вчерашней руконгайке еще было не понять, насколько сильно честолюбивые аристократы жаждут крови в расплату за случившееся. Судьи, совет старейшин клана, родственники и бойцы отрядов — все они требовали бы найти и наказать каких-нибудь виновных, неважно истинно были бы те причастны к трагедии или нет.       Если бы Орихиме спросила, то Ичиго бы не покривил душой, сказав, что отправил бы на смерть с тысячу таких как славный Тао, только бы уберечь ее одну от казни. Так, что стоило Гину засвидетельствовать, что никудышная «нянька» из клана Шиба подвергла опасности наследника Шихоин? Тогда бы масштабы споров и столкновений меж двумя Великими Домами сложно было бы даже представить. А ведь здесь, в Обществе Душ, еще не было Йоруичи… Вопреки строгому отношению к брату, за последнего та бы, не раздумывая, убила бы и Короля Душ, поэтому Ичиго не сомневался в том, что нашел бы Орихиме мертвой скорее, чем успел бы проговорить имя ее палача. И то, что из нерадивой «няньки» Орихиме в одночасье сделалась «чудесной спасительницей», можно было считать чисто везением.       Впрочем, все события вчерашнего вечера не имели ничего общего с фактом удачи — Ичиго знал это как никто другой. Столкновение лбами двух кланов или испытание сил его жены — что-то одно из двух обязательно да сыграло бы на руку интриганам, стоявшим за покушением на Юширо. Так что, пробудившийся недюжинный талант Орихиме скорее служил сигналом к повышению бдительности, чем к разрешению спокойно выдохнуть и решить, будто всё плохое осталось позади. На самом деле, самое плохое еще даже не началось…       — С наследником всё хорошо, — пролегло тихое меж немо смотревшими друг на друга супругами.       Капитан Унохана, находившаяся здесь же, у постели Юширо, аккуратно поправила полог одеяла, укрывая мальчика по грудь. Ласково причесав его разметавшиеся по подушке волосы, она не менее тепло улыбнулась, повернув лицо к наставнику принца:       — Теперь Юширо-куну нужны только покой и отдых. Ни внешних, ни внутренних повреждений у него не обнаружено.       Ичиго поклонился главному медику Готэя:       — Благодарю Вас за заботу, Унохана-сан.       Женщина ответила не менее уважительным поклоном и, вновь улыбнувшись, с толикой присущей ей лукавости пролепетала:       — Благодарите свою супругу, Шиба-сан. Если бы не разительный скачок сил ее лекарского дара, то, боюсь, всё закончилось бы плачевно. Впрочем, я бы хотела осмотреть также и леди Шиба. Вы позволите мне увести ее к нам, в Четвертый?       Орихиме чуть вскинула брови — видимо, она считала, что не нуждалась в услугах лекарей, но Ичиго просьба ее бывшего капитана не смутила — уж больно жадным любопытством горели глаза Первой Кенпачи, которая явно хотела разобраться в случившемся «чуде» раньше его. Отказать в этом праве женщине, которая «открыла» Орихиме как личность и бойца, он не посмел бы, естественно.       — Безусловно, я отпущу жену с Вами, только прежде мне бы хотелось переговорить с ней о том, что мы с Вами уже обсудили.       Унохана понимающе кивнула. Собрав неторопливо свой лекарский скарб, она выплыла за дверь, оставляя супругов наедине не в первый раз после происшествия с маленьким Шихином, в комнате которого они оба так и провели целые сутки, но не говоря ни слова, обмениваясь лишь недосказанными взглядами.       Ичиго засмотрелся на малыша, что так беспечно нынче спал, широко раскинув руки и сладко посапывая. На лице у того отображалось полное умиротворение, не без тени легкой усмешки — наверняка ему снились хорошие сны, значит, его и вправду ничего не беспокоило, хотя еще вчера этому егозе констатировали перелом хребта и внутреннее кровоизлияние — от невероятной силы удара от падения с огромной высоты раздробленные ребра пронзили легкие, вот почему он ничего не сумел сказать, только и пускал изо рта кровавые пузыри.       Сейчас эта жуткая картина представлялась надуманной — в самом деле, Ичиго мог бы допустить, что вчерашняя трагедия почудилась ему, но слишком ошарашенным оставалось выражение лица у его жены, слишком несмело вела себя и глядела на него эта Кенпачи.       — Ичиго-сама, я… — начала было она с робостью, поднявшись с края постели принца и послушно подойдя к мужу, требовавшему ее участия. Да и объясниться им было просто необходимо.       — Даже не вздумай приносить мне свои извинения, — получалось грубее, чем рассчитывал Ичиго, но его мнение оставалось непоколебимым: в произошедшем с Юширо не было ничьей вины, кроме Айзена и его приспешника; даром что ли Гин весь вечер кружил вокруг Орихиме?       Несомненно, первостепенной задачей Лиса было отвлечь ее внимание, прибегая к их личному конфликту, а попутно отправить наследника Шихоин неправильной «тропой». «Бумажную бабочку», затиснутую в руке у упавшего Юширо, Ичиго узнал без труда — этими созданиями, поговаривали, нечестивцы заманивали голодных детишек Рукона в ловушки для пустых, тех, кто повадился держать деревни того или иного дикого района в страхе и требуя себе «сладеньких» жертв. Наверняка Орихиме не знала о подобных «приманках», но Ичиго не спешил открывать ей на то глаза: это бы помешало ее связи с одним из подозреваемых в бесчинствах в рядах Готэя, а служить под началом капитана Третьего отряда ей предстояло еще долго. Гораздо дольше теперь, чем они планировали.       — Ты отстраняешься от своего задания.       — Что?       Шиба ушел от цепкого взора жены, требовавшего и молившего в равной мере. Он отвернулся вновь к окну — в саду слуги уже закончили собирать останки телохранителей маленького главы Шихоина, о безопасности которого следовало побеспокоиться вновь. Шибе опять надлежало тщательно подобрать из бойцов Второго должную охрану, хотя что-то подсказывало ему: никакие междоусобицы аристократов были теперь не страшны этому, едва не обезглавленному Дому. Нынче клану оставалось одно — либо довершить то, что Айзену не удалось, либо сплотиться ради защиты последнего Шихоина. Шиба ставил на последнее, поскольку первому отныне он не даст никогда случиться: как и Орихиме, он мучился чувством вины и горьким привкусом своей безответственности, но в отличие от нее старался не подавать тому вида вообще. Перемалывать прошлое он считал делом бесполезным и смотрел вперед, намереваясь блестяще исправить все допущенные ошибки, намереваясь больше не подвести доверие, оказанное ему Йоруичи.       — Ичиго-сама считает теперь, что я посрамила его доверие?.. — раздалась иная, но схожая тревога у него за спиной.       — Ичиго-сама считает, что тебе будет сейчас не до этого, — передернул он и взглянул поверх плеча.       Орихиме стояла с поникшей головой; непричесанные еще со вчера волосы спутанными космами падали ей на лицо и плечи. Помятое, окровавленное кимоно утратило всякую прелесть, а следы пыли на теле, подобном яшме, вызывали хмурое недовольство. Сам Ичиго выглядел не лучше, но он был привыкший: в многодневных засадах и ночных потаенных визитах сложно было соблюдать опрятный вид, а порой и вовсе невозможно, если грязь и тряпки составляли элементы маскировки ниндзя. Однако дворец знати — иное дело, и Ичиго зря вчера спровадил слуг крепким словцом, когда те вздумали устроить марафет высоким гостям. На тот момент Шиб не интересовало вообще ничего, кроме заключения Уноханы-сан о здоровье мальчика; время до оглашения этого вердикта словно остановилось для них.       — Тебе нужно переодеться и отмыться, — бросил Ичиго на ходу, минуя жену, — я распоряжусь.       Однако его поймали за руку, не позволив дойти последнюю пару шагов до фусума. Шиба сердито сдвинул брови на такое ослушание, но вдруг совершенно растерялся, когда к его ладони приластились точно кошкой. Орихиме, сохранявшая спокойствие всеми силами, опасливо жмурилась и игнорировала мокрые потоки на своих щеках. Она испрашивала не то ласки к себе, не то жалости, трясь о мозолистую руку хладнокровного воина, своего высшего господина, и не было ничего душещипательней для Ичиго, чем сие признание его авторитета, а значит, и силы вершить чужие судьбы. Орихиме просила за свою.       — Прошу, Ичиго-сама, не теряйте веры в меня, не отбирайте у меня мою работу… Без Вас, без любимого дела во что я превращусь? Я ничтожная Кенпачи…       — Ты замечательный целитель, — возразили ей и, высвободив ладонь, любовно потрепали по щеке. Показавшиеся янтарные глаза уткнулись в грустную улыбку Ичиго, душа которого разрывалась между желанием сражаться с Орихиме плечом к плечу и желанием упаковать ее в шкатулку с секретом на семнадцать замков и носить всегда у сердца. — Послушай меня, — он понизил голос до вкрадчивого шепота, — ты должна разобраться до конца со своими новыми способностями. Вот, что имеет сейчас значение, вот, что будет благоразумнее твоих кровожадных амбиций. Гина убьет кто-то другой. Я уже договорился с Уноханой-сан, спорить с этим решением нет смысла.       Орихиме упрямо помотала головой — видно было, что проживание с Шибами оказывало на нее и дурное влияние.       — Я в полном порядке, — затараторила она, — разве Вы не чувствуете, что моя реяцу ничуть не изменилась после исцеления Юширо-сама?       Ичиго неопределенно покачал головой: это ей так казалось, на деле же изменения ее духовной силы ощущались, и значительные. Если бы Ичиго не знал, что его супруга пришла из Рукона, то по уровню реяцу отнес бы ее к благородным, а то и к потомкам какого-нибудь из Великих Домов. Безусловно, разница меж их духовным давлением оставалась разительной, и всё же серебристая реяцу лизала его кожу упругим теплом, что вызывало невольные мурашки.       — И потом… — Она поспешно закрыла глаза, напряженно сосредоточилась и окружив светящимися лентами свои ладони приложила их к еще находившемуся в бинтах Ичиго: одну — к его плечу, другую — к бедру.       Приятное покалывание исцеляющего кидо не заставило себя ждать в ноющих участках тела; Ичиго, как бы ни хорохорился, а мучиться переломами устал, равно как и своей ограниченной способностью передвигаться. Вчера это стоило жизни Юширо — если бы Ичиго мог использовать сюнпо, он бы поймал мальца. Ичиго превосходил любого в поступи, кроме Богини скорости. Словом, отмахиваться от помощи заботливой жены он на сей раз не стал: гордость гордостью, но здравый смысл твердил, что бороться со скрытным врагом лучше во всеоружии, но… по-прежнему, оставляя дорогих людей в тылу — прикрывать спину либо находиться подальше самим от тех, кто мог уже в их спину вонзить нож.       — Тебя сложно переубедить, — мягко улыбаясь и гладя старавшуюся целительницу по макушке, Ичиго снова думал о том, насколько же Орихиме — Шиба. Они стоили друг друга.       — Тогда?.. — с надеждой взглянула она ему в глаза, оставляя излеченные конечности. — Быть может, Ичиго-сама передумает?       Он помотал головой. Продолжая самими кончиками пальцев ласково распутывать выбившиеся из прически жены волосы, капитан Второго отряда монотонно обдумывал альтернативу своему решению. То, что Орихиме попала под интерес Айзена — факт, и, возможно, смерть ей отныне не грозила, однако молва — как уже успели донести командиру лазутчики, — начавшая шириться улицами Сейрейтея, стала возводить о чудесных способностях молодой Шибы небылицы, и не все они носили радушный характер.       — Твоя сила пугает несведущих. Мне очень жаль, Орихиме, что тебе пришлось получить ее, но мое решение остается прежним: ты должна потренироваться с новыми способностями. То, что ты вылечила Юширо в критической ситуации, и то, что ты так запросто лечишь меня, может быть совершенно разными случаями, к тому же не похожими на третий, когда к тебе станут приводить живых мертвецов. У любой способности есть предел и плата, и лучше бы тебе выяснить о них у Уноханы-сан пораньше, чтобы мы не столкнулись с дурными последствиями их. Ты же понимаешь, что я волнуюсь за тебя?       Она неуверенно кивнула головой:       — Ичиго-сама, считает, что я… выродок и могу послужить опасностью для Сейрейтея?       Наемник закатил глаза: и из каких его вполне мирных слов можно было сделать такие сложные умозаключения? Он хмыкнул — скорее снисходительно, чем рассержено, и, усмехнувшись, прижался губами к челу жены:       — Ты всегда мыслишь не в ту сторону. Я считаю, что это Сейрейтей может составить для тебя опасность. А ты… Ты — самородок, Орихиме. Поэтому свети ярче для меня, ничего не бойся и никогда не темней.