Противоположности

      Первое утро новоиспеченного главы Великого Дома Шиба выдалось немилостивым. Кости ныли, нарядные одежды отдавили плечи будто каменные, а щека саднила от соприкосновения с шероховатой бумагой. Ичиго страшно поморщился, прежде чем открыть глаза и найти себя в прежней обстановке — в кабинете дяди Кайена; Ичиго уснул за его низеньким письменным столом, заваленным всяческими документами, которые пытался пересмотреть вчерашним поздним вечером, борясь с подлой бессонницей.       Зангецу не преминул тут же съязвить насчет не самого удобного «супружеского ложе» для своего синигами, но его выпад остался без ответа — Ичиго только похрустел затекшей шеей и привычно нахмурил лоб. Впечатление складывалось такое, будто он не физически развитый наемник, а разнеженная барышня, которой так претят неудобные позы, долгое занятие или дешевые шелка. Ичиго, словно позабыл уже, каково было учеником простоять на одной ноге не одни сутки на утесе, каково в засаде часами высиживать, не меняя положения тела, где-нибудь в вонючем болоте или в жалящем кожу снегу. Ичиго насупился еще сильнее, попытался бодро подняться, игнорируя боль в отсиженных коленях, потому как неприятное чувство жгло его больше в груди. Что там занпакто говорил по поводу нормальной постели? Взгляд парня стал еще сердитее — на какую-то ночь он позволил себе забыть, что является не только ниндзя, но и хозяином этого дома! Так позорно уступил спальню жене, словно это он в чем провинился, а не наоборот.       — Орихиме! — А в ответ тишина.       Покинув кабинет, громкими шагами и с резким хлопаньем фусума преодолев целую галерею комнат от кабинета до заветной двери, молодой глава не без удивления отметил, что его с супругой опочивальня пуста, причем не просто пуста, а до невольного холодка по спине пустынна.       «Час от часу не легче…» — вздохнул Ичиго. Зря он снял с юной Кенпачи наблюдение, но и без своих верных ребят, капитан предположил единственно верный исход вчерашних событий.       Он подошел прямиком к стенному шкафу, что буравил глаза своей чернотой распахнутых створок. Ни тебе форменных косодэ с хакама, ни парадных хомонги с иротомесодэ, ни торжественных хаори, ни памятных фурисодэ с перевязанным розовой атласной лентой тюком, оберегавшим богатое широмуку. Орихиме особенно лелеяла память о свадебном дне, потому в том, что она забрала его с собой не осталось никаких сомнений.       Шиба чертыхнулся и в сердцах ударил в стену кулаком. Испуганные ойки нескольких служек в коридоре заставили молодого господина быстро взять себя под контроль, а дурную голову зажать в ладонях. Ну что за дуреха! Да и он дурак, которых еще поискать… Шиба возвел к потолку глаза и мысленно обратился к Королю Душ: ну отчего именно сегодня ему, главному ловцу предателей, смутьянов и убийц, нужно было заниматься всеми этими опостылевшими, его доставшими, уже в печенках сидевшими и поистине утомляющими супружескими делами?! Супруги оба не могли дозволить себе такую роскошь как «капризы» накануне чрезвычайно важного для всего Общества душ дела, а до них сперва опустился Ичиго, дав волю эмоциям, теперь — она, взбрыкнув как негодная жена.       Выхода, впрочем, у наемника не оставалось. Он нехотя переоделся, продолжая терпеть тяжесть в груди и весьма сильное нежелание отправляться в столовую. Так уж повелось, что Ичиго с детства научился задницей чувствовать недовольство матери, и, если та уже прознала об уходе Орихиме из дому — а она прознала, ибо не стоило брать под сомнение «сеть информаторов» Шибы Рангику, способной дать фору любому шпиону, — то Ичиго вместо завтрака ожидал очень, очень, ну очень неприятный разговор…       — О! Явился не запылился, голубчик! — прилетело практически сразу в лоб, стоило только переступить через порог новому главе большой семьи.       Семья, к слову, сейчас выглядела заметно поредевшей. Без дяди и тети Мияко начало стола опустело. Глаза остро резало и отсутствие ослабшей Куукаку и исчезнувшей Орихиме. Судя по тому, что детей в комнате также не наблюдалось, к предстоящему чтению нотаций кое-кто подготовился заранее. Неизбежность их делала утренний воздух в поместье густым и парким, но Ичиго не оставалось ничего другого как снести выпавшие на его долю удары судьбы с гордо поднятой головой. Ниндзя он или нет?       — Я тоже рад тебя видеть, мама, — продерзил он, проходя мимо нее на всякий случай на расстоянии, хотя Хайнеко, разумеется, никто в столовую бы не пронес.       Под округлившиеся глаза Рангику Ичиго преспокойно занял свое почетное место во главе и сразу угостился завтраком, даже бровью не поведя на ее угрожающе участившееся пыхтение и искры во взгляде. Пиалой, как минимум, могли в него запустить в следующее же мгновение, но ему «повезло».       — Бездушный челове-е-ек, ай-ай-ай! — поцокала языком мать и покачала головой. Затем выложив пышную грудь на стол, заломив руки и закатив глаза к воображаемому небу, она запричитала: — Ками-сама, и это я родила на свет этого бессовестного мальчишку! Никаких угрызений совести, никакого смятения в сердце, никакого стыда в этих глазах, принадлежавших когда-то такому милому и доброму мальчику! И это после того, как он обидел до глубины души нашу дорогую крошку Орихиме, несчастную сиротку, безобидную девочку, которую жизнь и так мало баловала!       Ичиго скучающе подпер щеку рукой и стал с повышенным вниманием глядеть на развернувшийся пред ним спектакль. Путешествующие бунраку отдыхали в сравнении с драматическим талантом этой женщины; в ней, определенно, когда-то умерла актриса.       — Мам, завязывай, а? — устало пробормотал он, уловив краем уха паузу между ее реплик, и бросил взгляд на распахнутые седзи. На улице поблескивала на солнце роса — еще было рано, пахло лотосами на озере и ветер шелестел в траве. Чуткий слух, острое зрение, непревзойденное обоняние ниндзя могли различить практически всё в окружающем мире, но то ли разум играл, то ли Зангецу издевался, а в голове у Ичиго упорно не желала уходить та мелодия, которую Орихиме недавно разучивала на кото. — Ох, — обронил он вслух, — и без твоих нравоучений тошно.       Ишшин бросил пытливый взгляд на сына, затем несколько порицающе взглянул на жену. Та сразу скуксилась, передернула плечиками и недовольно скрестила руки под грудью. Ее взор несколько смягчился, когда прошелся по растерянному виду своего мальчика, но стоило Рангику только потянуться, чтобы прижать сына к сердцу и пригладить по буйной головушке, как он тотчас фыркнул, резко встал из-за стола и на пороге седзи приказал слуге принести его занпакто.       — Ты за Орихиме? — обрадованно вскрикнула его мать и от нетерпения скорой радостной встречи со своей любимицей аж заерзала на пятках.       — Я сам разберусь со своими личными делами, ма-ам! — отмахнулся Ичиго и легко увернулся от полетевшего ему в спину дзабутона.       Оставшись довольным от созерцания раздразненного личика матери, а также заручившись подмигиванием отца, молодой Шиба ускорился по энгава, на ходу крепя перевязь с Зангецу за спиной, как вдруг путь ему преградили резко и категорично.       — Я с тобой пойду. — Хладнокровный голос брат отдавал сегодня истинным льдом.       — И зачем это? — развязно подбоченился младший, давно переставший опасаться, что Тоширо ему за очередную опасную затею уши надерет.       Тот звучно скрипнул зубами, скрипнул ножнами Хьёринмару, который сжимал в руке, а затем второй ухватил Ичиго за грудки и дернул на себя:       — Ты не пойдешь один к Айзену. И точка. Я не собираюсь доверять твою жизнь той подлой змее. Никогда не собирался и впредь не буду. Ваш вчерашний план — верх безрассудства. Я не дозволю тебе рисковать собой. Ты глава клана теперь, и сам себе больше не принадлежишь.       Указанный глава преспокойно разжал пальцы, до треска сжимавшие его косодэ, и не менее уверенно улыбнулся заботливому родственнику.       — Спасибо за лекцию, о-нии-сан, она прямо существенно изменила мои намерения…       Тоширо цыкнул и попытался вновь осадить братца, но тот увернулся и сам атаковал. Завязалась тихая драка, ибо громкой никто не хотел привлекать внимание еще одной чрезмерно заботливой особы; Рангику бы обоих за уши оттаскала и не моргнула бы.       Наконец повалившись на пол энгавы, кубарем скатившись в мокрую траву, братья угостили друг друга ударами под дых и парой-тройкой синяков, скоро проступивших бы на лице без вмешательства лечебного кидо, но решить их ссору этому так и не удалось.       — Я знаю, что делаю, — отрезал Ичиго, — не нужно мне мешать. Капитанское хаори я заслужил не деньгами клана и не именем предков. И меня оскорбляет твое неверие в мои силы, нии-сан. По-твоему, я сопливый мальчишка в сравнении с Айзеном?       — Да к черту Айзена! — прикрикнул Тоширо и зло зыркнул на брата. — Ты не понимаешь, что это западня? Ичимару всё обставит так, чтобы чужими руками избавиться от тебя и схапать твою жену. Ты что, ослеп, чтобы не видеть очевидное? Придурок! — Он вновь дернул Ичиго на себя за грудки. — Откуда ты знаешь, что она уже не ушла к нему?       Тот вновь высвободился без труда и отряхнулся от грязной мокрой травы, налипшей ему на штанины. Взъерошив и без того вздыбленные от драки и негодования волосы, Ичиго поднялся на ноги и посмотрел на оставшегося сидеть на земле брата сверху вниз.       — Ты же знаешь свою жену? — спокойно попенял он. О том, что Момо шпионка и жертва гипноза Кёки Суйгецу сейчас речь не шла. — Вот и я свою жену прекрасно знаю. Знаю ее мысли, ее чувства, ее страхи и ее сомнения. Есть единственное место, куда она могла бы пойти с обиды. И сейчас я отправлюсь туда не просить прощения, а как раз потому, что Орихиме — мой тыл, мой напарник, мое оружие, в том числе против Айзена с Ичимару.       — Но… Гин, чтоб его, дал ясно понять, будто они…       Ичиго прервал брата жестом и помотал головой: тому не следовало ни договаривать обвинение до конца, ни выдирать из глубин его сердца опровержение для поведения жены.       — Не волнуйтесь, Хицугая-тайчо, — усмехнулся только он, — мы отличная команда с Орихиме, и вновь быстро поладим. А ты, — Ичиго твердо кивнул, он был уверен в том, как никогда, — ты защита моей семьи. Что бы ни случилось со мной, ты должен оборонять их здесь. Только на тебя могу в этом деле положиться. Поэтому не могу взять тебя с собой, никак. Извини.       Капитан Второго отряда растворился в воздухе, оставляя капитана Седьмого наедине не с просьбой, а своего рода приказом. Он рассчитывал, надеялся, что тот правильно его поймет и не станет расценивать такое распоряжение как оскорбление. Хицугая отличался высокой сдержанностью, путаемой с холодностью его занпакто, но близкие люди отлично знали, что прячется за ней огромное жалостливое сердце. Трезвый ум и крепкая рука охраняли его, как и всех близких и дорогих ему людей; это было лучшим доказательством любви и преданности Хицугаи Тоширо.       Шиба отчасти всегда завидовал брату, тому, что не приплетал эмоции в поступки, а чувства держал в узде. Сейчас Шибе хотелось разодрать Ичимару на мелкие кусочки — брату он, конечно, наврал, что абсолютно спокойно воспринимает образовавшийся с его женой любовный треугольник, но ноги всё же уверенно вели его к казармам Четвертого отряда. Он верил, нет, вправду знал, что найдет сбежавшую супружницу там. Он ревновал, но в мыслях не имел столь вопиющей измены, как уход аристократки из клана к любовнику.       Орихиме не знала подлости, хоть и обладала неустойчивым характером. Сегодня одна, завтра другая, то тихая, как штиль, то бурная, как ураган, она пленяла, манила, привязывала к себе и не отпускала, она заставляла бояться ее потерять и… убивать, убивать, убивать заставляла, любого противника, которого мог выдумать воспаленный ревностью мозг!       Однако наемник мог выдохнуть. По меньшей мере, чуть расслабить напряженные плечи, когда, обогнув энгаву домика капитана Четвертого отряда, Ичиго напоролся на ожидаемую картину. Орихиме сидела у чайного столика и пустыми глазами следила как ветром волнуется в чашке чайный янтарь. Рассветные лучи сглаживали цвет игравшей меди в ее волосах, делали их нежного, почти розового цвета, напоминавшими любимый шифоновый шарфик матери. Ичиго сглотнул. Орихиме очаровывала, а рядом с ней тревожила инстинкт самосохранения Первая Кенпачи. Казалось, в ее руках был только безобидный гребень для расчесывания волос, а воображение наемника уже рисовало кровавые картины с фоном из сломанных трогательных незабудок у ее порога.       — О, Шиба-сан, — повернула Унохана к нему свое пугающе спокойное лицо, — счастье видеть вас в столь раннюю пору у себя дома. Чем обязана?       У того пробежал по спине холодок: можно подумать, что она не знала цели его визита, так же, как и причины внезапного переезда к ней Орихиме. Но положение обязывало, чувство вины всё-таки гложило, долг кричал, а кровь помогала сделать жилы из стали, а взгляд — безоговорочно решительным.       — Я пришел поговорить со своей женой, — громко заявил он, и только потом наемник немного остерегся: — Если позволите, конечно.       Унохана улыбнулась еще шире, еще опаснее, и своим до мурашек мелодичным голоском пропела:       — Сейчас-сейчас, Шиба-сан, если позволите, я закончу с прической для Орихиме. В мою молодость замужние женщины собирали волосы вот в такой пучок. Что скажете? Идет он Орихиме? Или вы нормально относитесь к хейанской моде носить женщинам волосы распущенными? Или Орихиме уже не замужем?       Ичиго гулко захлопал глазами, мастерски загнанный в угол провокационными вопросами и, по правде говоря, не зная, какой же менее смертоносный ответ на них выбрать.       — Когаи-магэ, без сомнений, элегантно смотрится на роскошных волосах знатных дам, — отчеканил он в итоге, как на уроке истории, — ваша правда. Но, возможно, Орихиме стоит ходить так, как ей самой удобно? — Шиба не мог не взбунтовать против навязываемых правил, хотя нехорошо сверкнувшие глаза Уноханы заставили его быстренько добавить малодушное: «Наверное».       Похоже, капитан осталась довольна таким ответом, а потому, напевая что-то себе под нос, вернулась к своему занятию, снисходительно дозволяя гостю смотреть на оживленную работу ее рук. Их порхание завораживало, но взгляд Ичиго чаще скользил по грустному профилю жены, так ни разу и не повернувшейся к нему за всё время разговора. Ее ресницы казались тяжелыми от слез, щеки, подкрашиваемые солнечным сиянием, мокрыми и холодными… Перемявшись с одной ноги на вторую, Ичиго таки сел на пятки, отложив в сторону меч, и, резко поклонившись хозяйке дома, признался:       — Орихиме всё еще моя жена, Унохана-сан, какие бы наши разногласия ни заставили ее искать убежища у вас. Прошу еще раз дать нам переговорить. Это дело не терпит отлагательств.       Пальцы Первой Кенпачи дрогнули над прической, и о половицы с громким стуком ударился когай, которым она собиралась закрепить пучок на рыжих волосах. Орихиме словно очнулась, бросив быстрый взгляд на кинжал. Ичиго в тот же миг вскинул взор на нее, но зрачки мгновенно среагировали на угрозу. События развернулись будто в одночасье: Орихиме крикнула «Нет», выкинув руку вперед, Ичиго дернулся в сторону и ощутил, как ухо обожгла рана и горячая стекшая по раковине кровь.       Унохана как ни в чем не бывало прошелестела между супругами полами кимоно.       — Надеюсь, мы поняли друг друга, Шиба-сан, — пролепетала попутно она, — мне очень не нравится, когда кто-то обижает беззащитных…       Седзи звучно захлопнулись, разливая сердитое эхо по энгава.       Ичиго и Орихиме некоторое время оторопело смотрели друг на друга, а потом произошло то, что он никак не ожидал — она кинулась к нему на шею, словно не было размолвки, и запричитала, не сдерживая слез:       — Это всё из-за меня, из-за меня, простите, я не думала, я не хотела…       Он перехватил ее руки, едва его хотели подлечить, и больно сжал хрупкие девичьи запястья.       — Оставь. Это пустяки по сравнению с тем, что ты натворила. Или позора клану ты тоже не хотела приносить? Всё случилось так, нечаянно?       Она мигом отвела глаза, покраснев, и покусала губы.       — Всё не так, Ичиго-сама… Я не собиралась позорить вашу семью, но…       — Но что? Ты не знала, какому порицанию подвергается в нашем обществе запросившая развода женщина? Ты не знала, что на этом закончится всё твое безбедное существование? И что синигами в отряде будут тыкать на тебя пальцем, а аристократы смотреть с унизительным презрением? Ты не знала, что уход от меня вернет тебя к тому, с чего ты начинала? Для чего я предложил тебе вообще брак? Для твоей защиты, неблагодарная! — Он схватил ее за плечи, хорошенько тряхнул и заставил посмотреть заплаканными глазами на него. — Черт возьми, Орихиме, что с тобой?! Почему я должен волноваться за тебя и разыскивать по всему Сейрейтею сейчас, если нам предстоит куда более опасная затея?!       Она свесила голову. Плечи ее осунулись, сделались совсем мягкими, безжизненными под крепкими ладонями мужа. Новая Кенпачи, словно лишилась хребта, и в голову наемника невольно забралась мысль, а не сломал ли он его сам, как когда-то покончил с Цубаки? Нет, не иначе как Ичимару отравил его сознание, отравил ее чистоту, отравил им жизнь, и представлял из себя ту самую угрозу, о которой предупреждал брата Хицугая.       — Но я же предатель… — обронила тут она, и тихий голос ее рассек тишину, словно гром посреди ясного неба. Орихиме подняла лицо и с умершим огнем в глазах посмотрела долго. — Как я могла оставаться в доме, как могу помогать тому, кого больше жизни люблю, а он думает, что я в сговоре с совершенно другим мужчиной?       На Ичиго вылили точно ушат холодной воды. Честь заставила его взболтнуть лишнего, гордость оттолкнула ближнего, а долг капитана — да будь он проклят! — не дал усмотреть главного. Он ведь не соврал Тоширо, и его жена — сейчас единственная душа, на которую он мог положиться без раздумий. Разве его действия не шли вразрез словам? Слова — всего лишь пыль, для наемников поступки — дело, и то, что он сейчас пришел за ней, как раз, свидетельствовало о том, что он говорил вовсе не то, что думал.       Руки Ичиго отпустили сжимать плечи Орихиме — соскользнули с них, огладили сгорбленную спину и, обняв, притянули крепко к себе, заставляя выравняться, срастись кожей, задохнуться от нежности.       — Возвращайся, — прошептал ей на ухо он, — я не вспомню больше ни одного дурного о тебе слова. Жизнь наемника, помнишь, коротка, и кто знает, может, вечером ты уже будешь вдовой, а я не желаю умирать, зная, что сделал тебе больно. Прости меня, слышишь?       Приникшая Орихиме жарко выдохнула ему в шею. Затем, осторожно обвив ее руками, притянула мужа к себе ближе и приласкалась щекой к его виску. Пальцы танцующими движениями наложили лечебное кидо, и от пореза и крови на ухе Ичиго не осталось и следа.       — Никто сегодня не умрет, — пообещала она, блаженно улыбаясь.       — Конечно, — согласился наемник и, вытащив заколки из прически жены, позволил рыжим локонам привычным водопадом стечь ей на спину. Он не хотел, чтобы Орихиме походила на девиц из Шинохары, и ему почти было наплевать, как настораживающе щелкнули створки седзи под рукой следившей за их примирением Уноханы.