Противоположности

      За красивым фасадом недостроенный еще Лас Ночес походил на разрезанный рисовый пирожок. Его архитектурные потроха просматривались как на ладони: все уровни этажей, запутанные коридоры, витые лестницы, просторные залы и комнаты поменьше, что служили покоями. Темнота кучилась внутри пустого замка словно готовая вытечь наружу бобовая паста. Вязкая тьма, густая, неприятная и наверняка липкая — не отдерешь потом, — но это не означало, что известная сластена не протянет к ней руку. И Орихиме двинулась навстречу неприятностям.       Она не тешила себя надеждами, что задуманное сойдет ей с рук. Кенпачи знала, без драки за жизнь не обойдется, и, хотя у нее по-прежнему не было меча, сердце переполняла отвага. Сумеет ли она одолеть врага без Цубаки, без покровительства капитана и без защиты мужа? С каждым шагом любопытство пополам с безрассудством разгорались в ней сильнее. Оказавшись в логове неприятеля, азарт — всё, что оставалось поставить на кон. В случае неудачи ее ожидала худшая чем смерть участь — стать пожизненным рабом, как Ичимару-сан, и не иметь шансов освободиться от гипноза Кёки Суйгецу, но Кенпачи давно искоренила в себе страх. Она шла на эшафот уверенно и прямо. Ее банкай или гибель предателя — два способа, чтобы воспрепятствовать столь подлой войне. Третьего не дано.       Орихиме обернулась — никого. Нелл, закончив экскурсию, исчезла тотчас по поручению «владыки» — с Ннойторой им предстояло заполнить темницу под завязку; эксперименты Айзена требовали большого ресурса душ. Судя по той же Нелл, сила Хогёку подтвердилась, камешек воплотил желание творца армии пустых, которым внушали гнев и необходимость обрушиться с карой на «презренных шинигами». Айзен умело манипулировал чужим сознанием, нахально обманывал, опутывал лестью и лживыми обещаниями даже светлейшие умы здешних мест, соскучившихся по жизни человека. Многие из них готовы были отдать всё, лишь бы эволюционировать до сознательного уровня, и кое-кто ловко извлекал из этого собственную выгоду.       Длинные тени от высоких крыш замка, раскинувшиеся по белому песку, уже держали в своих щупальцах дерзнувшую кинуть вызов такому всевластию. Орихиме внимательно рассматривала фронт работ. Идти в обход, как было велено, она не собиралась, как не собиралась и пересекать темницу, чтобы вернуться в свою комнату. В голове призрачно слышался голос Цубаки, эти его «тупица» и обещанные семь кругов ада, если не повернет обратно, но безумная кровь набирала в жилах температуру. Орихиме кивнула, что не проиграет, а если — да, то за нее отомстят и доведут дело до конца, однако сидеть и ждать подмоги она больше не могла. Увидев собственными глазами мир, который недобог перекроил по собственной воле, увидев несчастных существ, которых решил пустить в расход, увидев четко его планы и амбиции, ее сердце тронула страшная несправедливость. Наверное, родство с Шибами сказалось. Рыжая кисло улыбнулась, заприметив зыбкий отблеск Хогёку на втором этаже и нырнула под свод перекрытий замка.       Мраморный пол тронного зала обличил нарушителя покоя эхом каблуков. Выданные обувь и наряд отличались от традиционной в Обществе душ, поэтому не издать ни единого шороха стало сущей проблемой. Орихиме следовало вспомнить о желании стать членом отряда Омницукидо и попробовать слиться с окружающей белой обстановкой, ведь до подставки с заветным камешком путь лежал через огромную пустынную хладную комнату.       Она приподняла подол платья длинного платья, встала на цыпочки, затаила дыхание и тихонько побежала, не чуя под собой земли, не слыша ничего, ведь напряжение заложило ватой уши. Бесстрашная куноичи кожей впитывала рейацу отовсюду, готовясь молниеносно среагировать на любой подозрительный звук или малейший намек на чужое присутствие. Она так истово желала, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, не для себя лично, но и для всех, что подмигивавшее ей око Хогёку, казалось, решило ей подыграть.       «Вот он, — Орихиме завороженно уставилась на мерцавший шарик, коснувшись ладонями защитного стеклянного колпака. — Быть может, мне стоит пожелать мир во всех мирах? Или, чтобы вернулись к жизни все, кто умерли? Или, чтобы злодеи сразу получали по заслугам, а войны ни с кем не случались?» Наивные мысли рождались без разбору и водопадом обрушивались на Хогёку, но, видимо, всё работало не так.       Вобрав воздуха в грудь побольше, шинигами прикрыла на миг глаза, сосредоточилась, выбрала одно, но самое важное из всех желаний, взялась за колпак и… с легким звоном поставила назад, чудом не выронив.       — Тссс, — змеей вползло в уши.       Она замычала — рот крепко сжимала крепкая ладонь. Орихиме напряглась всем телом, чтобы вырваться и отбросить врага; локтем в бок, ребром ладони под кадык, ногой пнуть в корпус, вложив всю мощь в удар — алгоритм действий, доведенный тренировками в сестринстве до рефлекса. Однако ее просчитали. Локти в кольцо обхватила другая рука, Орихиме дернули на себя грубо, и она снова ощутила чужое холодное дыхание щекой:       — Не вздумай рыпаться. Иначе оба засыпимся.       Ей следовало сразу догадаться, что это он, а не Айзен, по вкрадчивому шипению, по ледяным кистям, по той вальяжности, с какой он обращался со своим лейтенантом точно с куклой. Тело мимо воли подалось и ослабило сопротивление, хотя мысль спустить кого-то кубарем вниз никуда не подевалась. Как он смел помешать ей? Почему не дал закончить весь этот кошмар, в том числе свою каторгу длиною в двести лет?       — Что вы творите? — Его пальцы соскользнули с ее губ, мягко очертив их контур, и легонько сжали девушку за шею, не давая ни шевельнуться, ни обернуться — только подать голос.       — Это не я хочу занять место героя. Масть у тебя конечно, подходящая, но Ичиго-чан конкуренции не любииит… — протянули в ответ и цокнули языком: — Яре-яре, зря ты ввязалась в это противостояние.       За спиной шелестнули полы капитанского плаща, заставляя испугаться скорее за свою честь, чем за жизнь — в такой позе Орихиме чувствовала себя совершенно уязвимой, — и в ее правую руку вложили вдруг что-то твердое, округлое и пульсирующее…       — Это всего лишь твой меч, — хохотнул Ичимару, отметив замешательство на лице подопечной, — но если хочешь любовных ласк, то я завсегда, то я конечно…       Шиба оттолкнула его, мигом вырвавшись, и уставилась сердито, воинственно:       — Нашли время шутить! — шепотом, но рьяно возмутилась она, заставляя командира капитулирующе вскинуть руки. — Какая вам вообще разница? Вы обещали всё исправить, но не сделали это! Тогда я сделаю всё сама!       Гин было дёрнулся вперед, но Цубаки в мгновения ока сверкнул из ножен и рубанул наотмашь. Гин с поразительной грацией извернулся, оказавшись-таки перед норовистым лейтенантом нос к носу, и процедил зло, без ухмылки:       — Вторую жизнь загубить ему не дам, ясно? — Его глаза засверлили холодно, дыхание застыло словно у хищника перед прыжком, и только чуть дернувшаяся кожица поверх скулы вдруг выдала в океан разочарования. — Он здесь. Заткнись. Не вздумай издать хоть слово, иначе шею сверну, — плевался капитан быстрыми тихими приказами как ядом, а потом всё в одночасье перевернулось: вжатая в каменную боковину трона, теперь Шибу терзали властные поцелуи Ичимару-сана, словно им головы вскружила внезапная животная страсть.       Айзен тактично прокашлялся у подножья ступеней.       — Ойой, вааашество, вас не учили стучаться? — Маска привычной дурашливости и раболепия скрыла истинные эмоции Ичимару в момент.       Владыка Уэко Мундо нарочито оглянулся по сторонам.       — Упс! — его приспешник надавал себе по губам и театрально устыдился. — Это же ваш торжественный зал! Не тот, что справа, да, который для пыток? Кааак неудобно, похоже, мы с Ори-чан свернули не на ту улицу, хи-хи.       Орихиме с ненаигранно ошарашенным лицом наблюдала за реакцией врага, которого эта ситуация явно позабавила. Заложив руки за спину, тот вальяжно принялся восходить на трон, казалось бы, всё тем же добродушным, простоватым преподавателем Академии шинигами, только и того что без толстых роговых очков.       — Мой друг, любовь делает нас слепыми и глупыми. А ведь я предупреждал, чтобы ты был настороже с этим чувством.       Ичимару утер невидимый пот со лба и картинно обмахнулся: мол, пронесло. Всё действительно выглядело спокойным: Айзен чинно умостился в трон, Хогёку радостно замерцал, приветствуя хозяина, Ичимару устроился на подлокотнике по правую руку от господина, а о третьем находившемся здесь лице, оба словно решили начисто забыть.       Тишина устоялась в зале спустя несколько мгновений, как вода — после потревожившего ее поверхность камня. Все шинигами сделались тут словно фигурками оригами — никто не говорил, не дышал, не шевелился, и это заставляло сердце в юной пылкой груди только стучать всё сильнее и сильнее от растущего напряжения.       По-прежнему прилипшая к трону спиной Орихиме бросала взгляды то на одного, то на другого капитана, желая сейчас с одинаковой силой одернуть смятое платье и всадить меч в грудь негодяя по самую рукоять. Какого именно негодяя — вопрос. Ее губы еще хранили терпкий привкус Ичимару-сана, а следы от его пальцев, казалось, просочились даже сквозь ткань; Орихиме будто вернулась назад во времени. Тогда она до смерти боялась этого жуткого типа, но сейчас могла снести ему голову с плеч на раз, и кровь в ней закипала, закипала, закипала, накликая неотвратимо беду и разогревая рукоять занпакто, который опасно оставили в ее руке.       «Чего ты ждёшь? Струсила?» — Дух бунтовал, подстегивал отомстить, ударить, сорваться с цепи, как обычно сыпля оскорблениями и упрёками. Если бы его хозяйка оставалась тем запуганным младшим офицером Четвёртого отряда, то непременно показала, что недооценивать себя не позволит, но не Цубаки устанавливал здесь правила и ее глаза еще не были затянуты серебристой поволокой…       — Так значит, Хогёку тебе не ответил, Орихиме? — повернул вдруг голову недобог.       У Кенпачи медленно отъехала челюсть. Она на миг позабыла обо всём на свете, включая то, что она и есть Орихиме. Этот шинигами научился читать мысли или он… Орихиме с ужасом осознала, что, возможно, этот злой гений всё время находился в зале, мог видеть и ее шаги, и слышать их разговор с капитаном, а главное — убедиться, что внезапная страсть — пустышка, не больше чем спектакль для его очей. Это был крах. Конец всему. Или… Рыжая упрямо дернула подбородком, в чем-то до ужаса напоминая себе кого-то очень близкого, чуть отодвинулась от спинки трона, чтобы смотреть на врага прямо и иметь удобную позу для удара. Смысла скрывать свои намерения просто не было.       — Хотите сказать, что оно слушает только вас? — сузила Кенпачи глаза.       — Несомненно, — ничуть не смутившись всевластия, кивнул владыка. — Хогёку чувствует силу, тянется к ней. Обычный ход вещей. Когда слабый уступает превосходящему его противнику и служит ему, отдавая дань уважения. — Он перевел взгляд на приспешника: — Верно, Гин?       Орихиме наплевала на приказ и не дала раскрыть рот даже капитану:       — Хотите сказать, что существа, которые сидят там, в темнице, станут вас уважать после этого? — Возмущение рвало ее жилы посильнее дикой рейацу. — Вы ломаете естественный ход вещей, капитан Айзен! Вы не заслуживаете такого ложного превосходства! Чертоги Короля Душ никогда не осквернит нога такого негодяя как вы!       — Дворец Короля Душ, значит. — Возомнивший себя достойным этой участи только усмехнулся краешками губ, лениво облокотившись о трон. С другого подлокотника тотчас спохватились и вкрадчиво принялись нашептывать:       — Женщины, что с них взять? Интуиция, ушки на макушке, умения развязать любому мужчине язык… — Ичимару пошло захихикал. — Аканна, вашество, имейте снисхождение к моей слабости. Ори-чан вконец укатала меня ночью и усыпила всю бдительность. Но, откровенно говоря, она вряд ли кому расскажет про наши планы, верно? Не успеет.       Тут атмосфера в зале странно завибрировала, по ушам ударило легкой звуковой волной, ощутимый толчок пошатнул и люстру, и трон, и весь гранитный монолит постамента нового владыки Уэко Мундо. От таких качель Ичимару невольно вскочил на ноги, а Шиба дернулась вперед как по зову сердца — в воздухе повеяло жизнью, теплом, надеждой.       — Ичиго-сама… — одними губами прошептала она, обрадованная, и на бледном строгом лице ее проступили румянец и несмелая улыбка.       Ичимару красноречиво фыркнул.       — А он недурен. — Айзену всё стало понятно без слов. — Мальчишка. Я ожидал его позднее. Ямамото должен был взять время на подготовку к войне, но не в привычках Шиб слушаться старших, конечно. Но ничего, у нас достаточно материала, чтобы попробовать остановить наших непрошенных гостей. — Айзен странно покосился на Орихиме, окинув ту быстрым взглядом: — Приманка сработала. Человеческие чувства делают многих заложником страстей…       — Осмелюсь предположить, — перебил его Ичимару, — вот чую, что не обошлось тут без одного нам небезызвестного капитана в опале. Страсти страстями, но не стоит преувеличивать заслуги этого криворукого рыжего мальца, который-то и жену свою удержать не в состоянии.       — Ты об Урахаре Кискэ? — Айзен сделал вид словно прислушался. — Верно. Его боевая подруга тоже здесь.       Гин бесцеремонно привалился на спинку трона, вновь полностью загораживая собой девушку, и, привычно пряча руки в рукава, ехидно захихикал:       — Уж не скажу насчет боевой, но какая она подруга нашему рыжему герою — все знают. Яре-яре, Готей совсем обмельчал, раз направил к нам детей с их полюбовницами…       Щеки Орихиме вспыхнули, теперь от гнева. Но ее намеренно проигнорировали. Говоривший гадости о ее супруге не мог не знать, что резал ее без ножа, а еще… Орихиме внезапно осенило. Его постоянное желание ее защитить, всё это вранье, разыгранная напоказ любовь — теперь ее командир нарочито демонстрировал разлад в семействе Шиб, чтобы подчеркнуть готовность пленницы перейти на другую сторону. Клюнет ли на такое гений Айзена? Орихиме бы не поверила в такую ложь. Ичимару-сану с каждым разом удавалось врать всё менее убедительнее. Его чертова спина сейчас между Кёкой Суйгецу и ее глазами, его специфическая забота, его запах на ее губах — запах крови и почему-то елового клея… Айзен прав, чувства делают слабыми, и она сжала рукоять Цубаки крепче.       В гробовой тишине, когда владыка задумчиво водил пальцами по подбородку, шорох лезвия занпакто о шероховатую юбку, заставил Гина встрепенуться как сороку на ветке. Он мигом цапнул помощницу за свободную руку и отвеил позерский поклон:       — Ну, не станем мешать своим присутствием вашему мудрейшеству строить дальнейшие коварные планы и, пожалуй, таки найдем с Ори-чан более укромное местечко. А то, глядишь, рыжий ниндзя нас сегодня укокошит, а я не успею погулять напоследок?       Орихиме уперлась как ослица на поводу. Глаза, помешавшиеся от толпившейся в груди двойной ярости, сверлили предателя-капитана с такой силой, что если бы взглядом можно было убить, то Айзен бы тотчас оказался с дырой в голове как у пустого.       — Оставь ее, — улыбнулся лукаво недобог, — пускай попробует сделать то, зачем сюда пришла, что загадала Хогёку. Быть может, на то будет его воля? Проверим. Для чистоты эксперимента.       Ичимару улыбнулся еще шире:       — Позвольте, командир, ну откуда в этой очаровательной голове могут родиться столь убийственные планы? Ахах! Что она вам, наемница какая или, быть может, внучка Уноханы-тайчо? Вот потеха была бы! Шикай шикаем, но вы же сами помните аналитические способности Ори-чан в Академии? — Он постучал по своему лбу, изображая дерево. — Коса длинна, да ум короток. — Ичимару вновь настойчиво дернул девушку, всего на миг сверкнув колючим взглядом из-под век, но, похоже, его слова ее лишь раздраконили.       — Что ж, ну и попробую. — произнесла Кенпачи холодно, ровно. — Как смели вы попрать доверие Готей-13 к вам?       Айзен продолжал улыбаться, лениво подпирая щеку рукой.       — Да вы мизинца не стоите Ичиго-сама! — Орихиме сделала наконец шаг, но не чтобы уйти. — Хогёку выбрало вас? Едва ли. — По ее губам растеклась опасная ухмылка, а глаза блеснули серебристыми искрами. Цубаки тоже охватила ее уничтожающая реяцу, и что-то в невинной с виду девочке вмиг переменилось: копируя улыбку недобога, она расхохоталась, открыто презирая его за себялюбие, возведенное в абсолют, в бессмертие.       Звук выхватываемого меча из ножен заставил Ичимару вновь вырасти меж двух огней и выставить вперед руку — она уткнулась аккурат в лезвие Кёки Суйгецу, а не Цубаки.       — Не сссмей, — прошипел Гин, с ненавистью глядя прямо в глаза того, кто отравлял жизнь ему, Рангику, Тоширо и многим другим шинигами вот уже несколько столетий.       Левая бровь Айзена с легким удивлением изогнулась, но рука его осталась так же тверда, не сдвинувшись ни на рё обратно. Острие катаны пустило тонкую струйку крови по ладони Ичимару, но тот тоже замер как кремень, когда другая рука его сместилась к запаху форменного косодэ. Укромное местечко для его вакидзаши.       — Столько лет, Гин, ты ждал этого момента, — сладким голоском едва не пропел владыка, — а потратил единственный шанс зря. Мне незачем убивать нашу дорогую Орихиме, ведь она станет моим личным щитом, мечом, первой врачебной помощью и пропуском во Дворец Короля…       У рыжей мигом округлились глаза, став размером в два блюдца. Она не была под гипнозом, кроме пренебрежения ничего к этому типу не питала, в плену у него не имелось никого кем бы он смог ее шантажировать. Более того, Айзену сейчас скрытно угрожали два клинка, один из которых — самый быстрый, другой — очень кровожадный. И он не мог не знать этого, чтобы оставаться настолько самоуверенным.       Гин фыркнул, вторя мыслям Орихиме:       — И не мечтай. Я убью тебя раньше, чем ты пошевелишься.       Торжествующая улыбка Соскэ не сходила с губ:       — Я знал. Я даже это предвидел. И это порой так невероятно утомляет, но…       Лезвие Кёки стремительным рывком вошло в тощее тело Ичимару, успевшего выкрикнуть, как он и обещал «Убей, Камишини но Яри!» Лишь после этого капитан Третьего отряда сдавленно простонал, харкнул кровью из горла, но перемазанными алым зубами расхохотался во весь рот точно древний демон:        — Ты сдохнешь вместе со мной! Способность моего банкая отнюдь не скорость, а скрытая в лезвии доза смертельного яда.       Айзен даже в лице не переменился, хотя бледнеющая кожа подтверждала — отрава попала по назначению, расползалась быстро по телу; Шинсо не подвел. Айзен резко выдохнул, криво ухмыльнулся дрожащими губами, глаза его сверкнули неподобающей яростью, а затем он, вложив всю силу в удар, проткнул предавшего приспешника насквозь, обещая ему в упор:       — Кто сказал, что я умру? Луна в зеркале, круги по воде…       Орихиме, и без того в шоке уставившись на показавшийся из-под цифры «3» на хаори клинок, позевала немым ртом, бесполезно сжимая рукоять Цубаки.       — Не см…смотри, не… с…смотри, — со скрипом поворачивал голову испускающий дух капитан Ичимару.       Кенпачи бы и рада была послушаться, поднять меч, рубануть с плеча — добить врага, а защитившего ее грудью капитана — поскорее снять с занпакто и оттащить в безопасное место, чтобы успеть исцелить, но, увы, не смогла. Руки не слушались, уши не слышали, а язык точно одеревенел. Взгляд ее прикипел к зеленоватой дымке, сгущавшейся вокруг острия Кёки Суйгецу по мере окончания команды шикая того, а в голове все мысли отступили хором на задний план, уступив место одной, произнесенной по слогам чужими губами повелителя.       — Я отражаю…       Склонившись над телом у подножья трона, Орихиме вопреки воли искусно заживляла раны шинигами, которому неистово желала смерти еще мгновение назад. Теперь он стал для нее светочем, точкой притяжения, божеством, составлявшим весь ее мир. И не было ей больше дела ни до кого. Рядом с ними тихо умирал тот, кого она желала спасти как никогда.