Зависимость

Воздух вокруг, пропитавшийся тяжелым запахом крови, далекие вскрики Джексона, пытавшегося оказать первую помощь, гул в голове, не дававший здраво соображать и она — виновница всех бед и несчастий этого места, Джоан Фергюсон, возвышавшаяся мрачной башней над океаном паники и ужаса. Вера опускает на стол опустевшую рюмку, на дне которой еще поблескивает горькая капля, напоминающая о том, что чашу горя испить до дна никогда не получится — немного всегда останется, как ни старайся. Управляющая давно перешла на водку, пытаясь забыться. Прозрачная ледяная жидкость прокатывалась по горлу в самую душу, выжигая дотла цветущее внутри отчаяние. Беннетт наполняет еще одну стопку и оглядывает гостиную. В последние дни она искренне напугана. Воспаленное воображение превращает любой звук в шаги Фергюсон, намеревающейся вернуть обратно свои маленькие блестящие короны. Вера нервно поводит плечами, отгоняя свои страхи, и делает уверенный глоток, жаркой волной прокатывающийся вниз. Уверенные шаги гулким эхом пронеслись по коридорам «Вентворта», когда Фергюсон впервые переступила порог исправительного учреждения. Сердце Веры дрогнуло в ожидании неминуемого. Джоан пришла и перевернула все с ног на голову, не оставляя ни малейшего шанса подготовиться к серьезной атаке по всем фронтам. Поверженная Беннетт пала к ногам Завоевательницы. Маленький офицер недовольно хмурится и стягивает форменный пиджак, комком укладывая его на колени. Слишком жарко и тесно. Щеки Веры отливают розовато-алым, лишний раз указывая на количество выпитого. Бутылка наполовину пуста — прошло всего полчаса, как Беннетт вернулась с работы. В желтоватом свете лампы сверкает бейдж, заставляя Веру горько усмехнуться, обдумывая свое шаткое положение. День назад она была Управляющей, а сейчас висит в воздухе вверх тормашками, ожидая самого плохого. Без своей работы она никто. Вера-недоразумение, проебавшая и должность, и тюрьму, и собственную жизнь, которая уже ни для кого ничего не значит. Беннетт снимает бейдж с пиджака и крутит его в пальцах, рассматривая, а затем кидает на стол. Металл звонко стукается о столешницу и откатывается в сторону, возвращая внимание владелицы к недопитой бутылке. Вера тянется вперед и с хрустом отворачивает крышку, чтобы вновь наполнить рюмку, как вдруг останавливается, замечая движение за окном и кожей чувствуя пристальный взгляд. Она не знает, игра ли это жестокого воображения или же нужная стадия алкогольной интоксикации, но свято верит, что Джоан Фергюсон не разгуливает на свободе, следя за каждым ее шагом. Управляющая всегда знала, где искать офицера Беннетт и за каким занятием ее можно застать. Маленькая и предсказуемая, она не вызывала у Фергюсон чувства опасности. Сомнительно, что вообще кто-то мог это сделать. Умелая манипуляторша уверенно подчинила себе Веру, завладев всеми ее мыслями и чувствами. Беннетт, прищурившись и фокусируя взгляд, присматривается к густым кустам за окном. Показалось. Ловким движением она наполняет рюмку и подносит ее к лицу, вдыхая резкий запах. Перед глазами быстро всплывает образ кабинета Управляющей и вечерние посиделки за водкой с содовой. Фергюсон, такая веселая и раскрепощенная, обаятельная змея, кольцами обвившая доверчивую мышку и готовая в любой момент проглотить, не оставив и следа. Тогда она сделала все, чтобы Вера попалась в эту ловушку и застряла без единой возможности выбраться. Беннетт охватили восхищение и восторг, буквально растекавшиеся по телу и превратившие ее в сплошное чувство, способное улавливать лишь Джоан. О, Джоан! Страстная фантазия и ночной кошмар, являвшиеся бедной Вере во снах и завладевающие всем ее существом. Еще одна рюмка стремительно пустеет, возвращая Беннетт из паутины воспоминаний. Вере начинает хотеться спать, но желание забыться куда сильней. Она роняет скомканный пиджак на пол и встает, прихватывая бутылку. Стопки больше ни к чему. Кажется, звонит телефон, но маленький офицер вне зоны действия чьих-либо сетей, она наконец-то чувствует себя свободной и независимой. Расстегнув брюки, сбрасывает их прямо на полу по пути в гостиную, стараясь не запутаться ногами в штанинах. Старый диван приветливо принимает стройное тельце в свои объятия, позволяя Беннетт полностью расслабиться, делая жадный глоток из горла. Никакой точной меры и изящества, присущих Фергюсон. Вера-ребенок не хочет брать ни с кого пример. Она откидывается на маленькие подушечки и прикрывает глаза, крепко сжимая в руках бутылку. Стены этого дома навсегда запомнили неожиданное вторжение Завоевательницы, поддаваясь ее уверенности и напору. Так поддалась и сама Вера — моментально и незаметно для себя самой. Бастионы пали, ров исчез, а главные ворота в самую душу распахнулись сами по себе, выкатывая пред Фергюсон красную ковровую дорожку. Не хватало только радостного клича фанфар, но его с успехом заменил звон посуды на кухне, когда Джоан принялась готовить ужин, оставляя хозяйку дома в полнейшем недоумении. Беннетт усмехается и делает большой глоток, закашливаясь от неожиданной крепости напитка. Странно, ведь она пьет уже весь вечер. Вера не знает, что заставляет ее вспоминать, полностью погружаясь в прошлое. Она просто накачивается водкой и покидает реальность, прикрывая глаза. Это состояние нервирует маленького офицера, заставляя злиться на саму себя. Беннетт все еще не готова признать свою зависимость. Вера не знала, в какой злополучный миг всё изменилось. Могла ли система дать сбой в тот чудовищный момент бунта, когда инфицированная игла проткнула тонкую кожу заместителя Управляющей? Или, может, ошибкой был тот ужин с «Пино» и болезненной правдой в глаза? Сколько бы Беннетт не думала об этом, прокручивая в голове каждый день, проведенный в тени Управляющей, под ее, казалось, надежной защитой, она не могла распутать этот клубок противоречий, приводящий ее в тупик к звонкой пощечине. К тому проклятому дню, когда всё рухнуло. Вера на ощупь подносит бутылку к губам и медленно потягивает водку, не желая разлеплять глаза. Алкоголь плотным комом прокатывается вниз, словно минуя бесчувственные рецепторы на языке и разрывая воспаленно-саднящее горло немым криком. Но она молчит. Как молчала каждый раз до этого, сдерживая всю накопившуюся обиду и боль. Маленькая Вера тяжело вздыхает и морщится, ощущая разгоряченной от выпивки кожей нежную прохладу неожиданного сквозняка. Беннетт вспоминает свои пять секунд величия, способные затмить все прошлые обиды, но моментально меняет настрой, недовольно хмурясь. Управляющая Вера уже успела ощутить свою важность, свое положение и силы. Она вкусила власти, что не могло не понравиться. Беннетт изо всех сил старалась ничем не походить на свою предшественницу, совсем не замечая того, что подсознательно копирует ее. Смешно. Фергюсон настолько прочно засела внутри маленького офицера, что о ней и думать-то было необязательно — всегда рядом, внутри. Все изменилось в один миг. Звонок, уничтоживший весь исправительно-радостный мирок, так старательно созданный новой Управляющей. Возвращается. Джоан Фергюсон. В стены «Вентворта». Информация отскакивала от стенок черепа Беннетт пинбольным шариком, набивающим разом по несколько тысяч очков, заставив маленькую Веру, успешно запрятанную во внутренний темный чулан, вырваться наружу и кричать от ужаса. Уж она-то знала, что будет дальше. Высокомерное «Здравствуй, Вера» поздним вечером не нарушило внешнего спокойствия Управляющей, но заставило истерично колотящееся в груди сердце пропустить пару ударов. Вера распахивает большие голубые глаза и боязливо осматривается, выпрямляясь. Кажется, все спокойно, но неизменное ощущение тяжелого взгляда преследует ее весь вечер. Сосуды в теле расширяются, заставляя Беннетт покрыться румянцем и смахнуть со лба испарину. Пить в одиночестве — грустно, а пить с призраками подсознания — страшно. Вера скатывается с дивана на пол, как малыш с невысокой горки: быстро и задницей об пол. Оставшаяся на дне бутылки водка мигом заглушает размышления о потенциальной боли после такого падения, и Беннетт довольно ухмыляется. По полу змейкой извивается легкий холодок, — странно, она уверена, что все окна и двери плотно заперты. Вера внимательно рассматривает прозрачную пустую бутылку, надеясь получить ответы на невысказанные вопросы о собственном будущем, но ничего не находит. Откидывает сосуд в сторону и вновь осматривает комнату, надеясь отыскать источник противного и совершенно неуместного сквозняка, щекочущего голые ноги. Взгляд Беннетт невольно цепляется за серый комок на полу и успешно фокусируется, выцепляя из общей расплывчатой массы светлое пятно. Вере не хочется двигаться, но, пересилив себя, она встает на четвереньки и медленно подползает к своим брюкам. Пожалуй, наутро колени не скажут ей спасибо, но сейчас офицер слишком увлечена наполнением своей формы. Плюхнувшись на пол рядом с комком, Беннетт вытаскивает из кармана белый платок и начинает дрожать. Управляющая потеряла контроль. Безвозвратно. В тот самый момент, когда осознала необходимость перевода Фергюсон в общий блок, она лишилась всего. Силы. Власти. Покоя. Миг, когда Джоан шагнула в ревущую толпу, разделил жизнь Беннетт на «до» и «после». Всё, что было до этого, оказалось цветочками в сравнении с тем, что началось после перевода. Вера отчетливо слышала звук плевка и почти физически ощутила его на себе. Она не могла объяснить, что было тому причиной, но была склонна скорее списать это на нервный стресс, нежели на тесную связь с Джоан. Она вообще сомневалась, что когда-либо знала эту женщину. Жалкий год, проведенный бок о бок за работой на благо исправительного учреждения и его обитательниц, не сделал их ближе ни на миллиметр. Но Беннетт не была бы собой, если бы ничего не сделала. Уже в камере, протянув этот злосчастный платок, она прочно скрепила странную связь, все это время тянувшую их друг к другу. Вера подносит платок к лицу и никак не может понять, зачем Фергюсон его хранила. Она не видит в этом смысла. Знает, что все это время Джоан планировала свое триумфальное возвращение, смещение с должности маленькой предательницы и сладкую месть, но все равно не понимает, к какой же стороне паззла принадлежит эта деталь. Беннетт жалеет, что допила уже всю бутылку, и тяжело вздыхает, поджимая губы. Сидеть на полу становится все прохладней, и она принимает волевое решение подняться и отправиться спать. Разгадывать загадки лучше на свежую голову, тем более, что Джоан Фергюсон ей в принципе разгадать не под силу. Никому такая задача не по зубам. Вера поднимается, приваливаясь к стене и изо всех сил стараясь унять кружащие чувства, возвращающие ее на много лет назад, к детским каруселям в парке аттракционов. Тогда она была счастлива. Пожалуй, единственный раз в своей жизни. Взгляд плывет, скользя по бледно-лимонным стенам с цветочным узором, стараясь закрепиться в одной точке. К собственному удивлению, Беннетт видит перед собой Джоан с ее неизменной победной ухмылкой и колючим ехидством в черных глазах. — Здравствуй, Вера, — Фергюсон смотрит внимательно, одним взглядом издевается над маленьким офицером, вновь подчиняя ее себе. Как мудрый удав завладевает волей беззащитного маленького кролика, так и Джоан сейчас заполняет собой всю Беннетт одним лишь взглядом. Вера признает свою зависимость.