Урок жизни

Месяц обещал быть прохладным с самого начала. За пятнадцать октябрьских дней выдалось только два солнечных. Все остальные — пасмурные и ветреные. Может, такая погода и не всем приходится по душе, но мечтательные натуры наоборот радуются. Почему-то именно в такие дни хочется творить. Изабелле Гарсиа-Шапиро нравится сидеть с пледом на крыше какой-то многоэтажки и наблюдать закат. С книгой или блокнотом, в котором девушка всегда рисует, передавая тем самым все свои эмоции и переживания. Только вот это ее увлечение убивало практически все свободное время, и с учебой у Иззы были некоторые проблемы. В основном из-за того, что она ложилась и вставала гораздо позднее, чем должна была бы, и вбегала в класс в последнюю минуту. А ведь опоздания и бесцельные прогулки по коридорам школы караются смертной казнью. Ладно, не совсем так. Но на себе директорский гнев лучше не испытывать. В очередной пасмурный вторник девушка ворвалась в нужную аудиторию уже после звонка. И была крайне удивлена, когда ее посадили вместе с Финесом Флинном и вручили этой горе-парочке мешок муки — их новорожденного. Никто из них не был рад такому повороту событий. Ну, почти никто. — Этот проект покажет вам, насколько сложна и ответственна работа с маленькими детьми, — начал учитель, одарив весь класс убийственным взглядом. — И стоит ли вам в будущем заводить их. Земля, знаете ли, и так перенаселена. Изабелла неуклюже держала мешок и изо всех сил пыталась представить на его месте маленького милого ребенка, но как-то не получалось. Во времена герлскаутов девушка с легкостью справлялась с малышами, и это ей даже нравилось. А сейчас даже это подобие ребенка вгоняло девушку в ужас. Может, все дело в рыжеволосом? — Вы с вашей парой, — Финес с Изабеллой переглянулись, — должны будете нянчиться с вашими детьми семь дней. Если все пройдет гладко, настроение у вашего, кхм, комка радости будет отличное и он вообще будет цел, то вы со своей пятеркой и чистой совестью можете возвращаться домой и просиживать штаны дома за компьютером. Иначе я просто испорчу ваш аттестат. Все ясно? Другими словами, в свои пятнадцать вы становитесь супружеской парой с младенцем на руках. Теперь вам надо успевать учиться, некоторым еще и подрабатывать, и заниматься семьей. Замечательно, не правда ли? Только вот к супругу или супруге вы не испытываете никаких нежных чувств. И от этого жизнь становится еще прекраснее. — И да, если я замечу хоть какие-нибудь изменения в механизме, — мистер Блэр покосился в сторону братьев Флинн-Флетчеров, — мало вам не покажется. Со звонком весь класс вышел из аудитории и собрался в коридоре. Никто не спешил на следующее занятие. Все были слишком увлечены своей только что появившейся личной жизнью. А еще длинной и возмущенной речью Бьюфорда Ван-Стомма, которого поставили в пару с Балжитом, о пропаганде однополых браков. — И что нам теперь делать? Флинн повертел в руках своего сына (или дочь?). — Я могу немного с ним повозиться, — ответил он, кидая мешок в сумку. — И отключить его перепады настроения. Тогда это чудо можно будет просто оставить в комнате и не трогать до следующего вторника. — Я уже представляю, как ты будешь с ним играться, — девушка выхватила «чудо» из незакрытой сумки своего супруга и ткнула в того пальцем. — Парочку опытов над ним поставишь, взорвешь к чертям, а мне из-за этого двойку влепят. Финес скрестил руки на груди, с явным недовольством смотря на свою собеседницу. — Не только тебе вообще-то. Я за свой аттестат тоже беспокоюсь. Или ты так хочешь успокаивать дитятку, когда та плачет? Просыпаться посреди ночи и ухудшить отметки по всем остальным предметам? Просто из-за того, что ты мне не доверяешь? — С чего это вдруг ты обо мне беспокоишься? — разозлилась Гарсиа-Шапиро. — Давай я сама решу, что мне будет лучше. Спор продолжался бы еще долго, если бы не звонок. — После занятий разделим наши обязанности. Еще год назад эти двое были лучшими друзьями. Но потом как-то отдалились друг от друга что ли. Такое часто случается, когда взрослеешь. Только вот у Изабеллы отношение к Финесу не изменилось — она все также хранит его фотографию у себя под подушкой и в своей школьной сумке. И изредка вспоминает десятилетнего оптимиста, который обнимал ее на маленьком острове после неромантической прогулки по Парижу. — Тебе еще повезло, подруга. У них только сорок минут на ланч, десять из которых Джинджер избивала ни в чем неповинный бутерброд. — Мне вообще Ирвинга подсунули! Слышишь? Этого самовлюбленного задаваку. Ужас. Да я лучше бы с Бьюфордом очаг семейный делила! Диалог девчонок прервал резкий и достаточно неприятный звук, чем-то отдаленным напоминающий плач ребенка. Изабелла озадаченно покосилась на мешок, до этого смирно лежащий в ее сумке. — И как эту штуковину успокоить? Может, он голоден? Девушка взяла ложку салата и начала тыкать ею в нарисованное лицо «ребенка». Плач не прекращался. Хирано хмыкнула и взяла нытика на руки, укачивая его и что-то напевая себе под нос. Плач прекратился. — Вот так с ними надо обращаться. Никакой еды и смены подгузников. Просто внимание. Может, все же отдать это Финесу на «повозиться»?