***
…голос Питера в трубке был бесконечно усталым и настолько же тёплым. А это значило, что в его жизни опять происходит какая-то чушь. — Как ты? — Спросил он у Билла, пропустив все приветствия. — Хорошо, — ответил тот. — А как твои дела? — Можешь ко мне приехать? — Что-то случилось? — Случилось, — буркнул в динамик Питер и отключился. Сайфер какое-то время прожигал взглядом ни в чём не повинную трубку, будто она могла сама по себе ответить ему, что могло случиться у благополучного друга, что потребовалось присутствие друга постоянно проблемного. Трубка, само собой, ничего не рассказала. Роуз жил в престижном районе ближе к северу. Билла все эти прилизанные пейзажи раздражали до ужаса, хотелось немедленно поправить тошнотворно симметричные деревца, идеально подстриженные кустики и лужайки самого правильного зелёного цвета. Страшно представить, что там на задних дворах творится. Дом Питера выбивался из общего стройного ряда домов тем, что периодические визиты Билла оставляли на нём следы. Вон та выбоина на углу — год назад, когда доктор, пьяный в дым, не слушая слёзных причитаний друга, сел за руль. Погнутая ножка почтового ящика — три года назад, когда отмечали получение УДО общего знакомого. Утром, хоть разбейся, никто не помнил, как так получилось. И ещё десятки мелких разрушений, у каждого из которых была своя история. Питер открыл дверь сразу, будто ждал на пороге. Окинул друга мутным взглядом, махнул нетвёрдой рукой, мол, заходи, и скрылся в глубине дома. — Пьёшь в одиночестве? — Фыркнул Сайфер. В ответ послышалось только одно нехорошее слово и звон попадавших на пол бутылок. Билл пошёл на звук и вышел на кухню. Сидевший на полу рядом с плитой Роуз отсалютовал полупустой пивной банкой. — Эмбер меня бросила, — сообщил он. — Понятно, — вздохнул Билл. Эмбер бросала Питера каждые полгода. Месяца два жила у родителей, потом ещё месяц в придорожном мотеле, а после возвращалась и уверяла брошенного мужчину в том, что всё обдумала и хоть сейчас готова выйти за него замуж. Женитьба из раза в раз откладывалась до лучших времён под самыми нелепыми предлогами, а через полгода история повторялась. Питер уже привык к такому сценарию и горевал больше для виду. В этот раз, видимо, что-то пошло не так. — Она забрала Батарейку, — взвыл Роуз, будто прочитав его мысли. Батарейка — очаровательная рыжая кошечка, которая всегда оставалась в этом доме, где бы дурная хозяйка не пропадала. «Похоже, это и правда конец», — подумал Билл. — Так ты из-за кошки так переживаешь? Возьми себе другую, — попытался пошутить он, но Питер явно не оценил. …как так получилось, что через два часа Билл, примерно в том же состоянии, что и бывший однокурсник, наперебой перемывали косточки стервозной девице, которая Питеру всю жизнь испортила, ни тот, ни другой рассказать не могли.***
Дозвониться до Сайфера утром так и не вышло. Вероятно, свалил куда-то, а телефон вырубил или оставил в машине — эта его привычка была Дипперу хорошо известна. Так что, выпроводив Мейбл в пылкие объятия её девушки, весь день он провёл наедине с собой. Получилась почти релаксация — в непривычно уютной обстановке помог матери с готовкой, вытерпел несколько подозрительных взглядов на почти сошедшие, но ещё заметные синяки, пережил формальный разговор «как-твои-дела-сын» с отцом, после чего ушёл к себе, где взахлёб дочитывал книгу, на которую до сих пор не находилось времени. День, казалось бы, выходил хорошим — вдали от посторонних проблем, когда собственное присутствие на удивление ни капли не раздражало. Мешала всего одна мысль: будь рядом с ним Билл, было бы спокойнее. «Ну, пиздец», — думал Диппер время от времени. Надо же было так вляпаться. Не то чтобы конкретно эта мысль удручала — скорее, сбивала с толку. А Дипперу казалось, что он уже разучился быть таким откровенно счастливым. Остаток вечера он решил посвятить эссе для заявки в Новоорлеанский университет. Долго читал о стандартах, ещё дольше думал, а потом часа четыре кряду отбивал пальцы о клавиатуру. Даже перечитать написанное не успел: дошёл ровно до заключения, когда зазвонил сотовый телефон, а на экране высветилось имя Билла. — Првиет, — радостно проорал мужчина в трубку. — Как дела? Отняв телефон от уха, Диппер недоуменно уставился на экран, качнул головой и вернул обратно. — Првиет, — хмыкнул он. — Всё путём. А у тебя там полный рот желудей или мне ближе к ночи устроить поисковую ревизию по всем парковым скамейкам? — В пизду скамейки! Приезжай ко мне, ну не ко мне, но ко мне, адрес напишу, — и прежде чем озадаченный подросток успел задать хоть один вопрос, Сайфер сбросил вызов. На телефон на сей раз Диппер смотрел ещё дольше прежнего. «Ко мне» — это куда? Адрес был ему незнаком, и, очевидно, Билл находился там не один, так что Диппер из чистого протеста сказал себе, что никуда не пойдёт, после чего за какие-то пятнадцать минут дописал эссе и пошёл в душ — мыть голову и сбривать дурацкую отрастающую щетину. Машину Мейбл оставила в гараже, но чувствовать себя за рулём уверенно Диппер так и не научился. Потому забрался в неё только спустя несколько минут колебаний, и до нужного дома добирался не меньше получаса, хотя в идеале дорога едва бы заняла минут десять. Билл ответил на звонок спустя семь долгих гудков. — Я не хочу туда идти, — выпалил Диппер, с опаской глядя на погнутую ножку почтового ящика на фоне идеального, с иголочки, вида. — Может, тебя домой подвезти? Билл молча бросил трубку. Оглядел заваленную бутылками и пустыми стаканами гостиную, Питера, горестно причитающего о беспощадной суке Эмбер, в обнимку с Пироникой и ещё одной девицей, которая вообще непонятно как здесь оказалась. — Ща, — сообщил он собутыльникам и пошёл встречать Диппера. За вышедшим из дома Биллом Диппер наблюдал с искренним любопытством. Испытание расстоянием тот бы выдержал с достоинством. Бы — потому что под самый конец триумфального шествия от порога до машины все-таки умудрился зацепить злосчастный почтовый ящик плечом, высказать ни в чем не повинному металлическому коробу что-то очень нецензурное. Ну, нецензурное, насколько Диппер мог судить по интонации — вычленить из сказанного смысловой корень он так и не смог. Распахнув дверь авто со стороны водительского сиденья, Сайфер облокотился на неё и расплылся в такой улыбке, что подростку стало немного боязно за состояние его лицевых мышц. — Ну хоть не на скамейке, — невольно улыбнулся он. — А ты чего без куртки? Садись давай. — Не-не-не, ты идёшь со мной, Сосна. — Доктор чуть шире раскрыл дверь, изобразив нечто вроде приглашающего поклона. — И у тебя нет права голоса, если ты задумал спорить. — Рабство в 1865-м отменили, ты в курсе? — Фыркнул Диппер и на всякий случай крепче вцепился в руль. — А «с тобой» — это, собственно, куда? — Сюда, — Билл указал на дом. — Ой, да хватит ссать, малой, все свои, пошли! — Вот эти «все свои» меня и пугают. Мне восемнадцать, я парень, твой пациент, и мы встречаемся, и ты правда думаешь, что мне можно там появляться? — Ты меня совсем за идиота держишь? Ой, не надо, не отвечай. Давай, жопу в горсть и побежали. — Я держу тебя за человека, который две минуты назад пытался подраться с почтовым ящиком. — Диппер вдохнул и покосился на его круто погнутую ножку. — Хотя ты, кажется, уже. На этом желание сопротивляться себя исчерпало. С Биллом и в трезвом-то состоянии можно было спорить до посинения — а что с ним творилось под градусом, Диппер боялся даже представить. Издав ещё один красноречивый вздох, он бросил короткий взгляд на зеркало заднего вида, безрезультатно попытался пригладить волосы ладонью и всё-таки вывалился из машины. — Я от тебя ни на шаг не отойду, — предупредил он и, проследовав в дом за довольно осклабившимся мужчиной, на всякий случай пристроился впритык у того за плечом.