Мальчик, который врал

На девушку, сотрясающуюся в судорожных рыданиях, Диппер с ледяным любопытством глядел несколько ужасно долгих минут. Чего он точно от себя не ожидал, так это того, что окажется так интересно наблюдать за тем, как она разрушает его жизнь. Во второй раз. Теперь, видимо, основательно — чтобы сразу и наверняка. Следовало признать: неслабый из всего этого вышел кармический пинок. Собственный голос Диппер услышал будто со стороны. — Знаешь, когда ты ко мне заявилась, я долго задавался вопросом, какого черта оно мне сдалось. Почему не послал тебя сразу. Почему вообще согласился выслушать. Пытался понять, как мог, с разных сторон присматривался. Я ведь Билла люблю, понимаешь? Так, как тебя никто никогда не полюбит. Потому что ты даже эту любовь обязательно просрешь ради сорока долларов, ну да и черт с ней. — Диппер поднялся на ноги, подбирая свою куртку со спинки стоящего рядом кресла. — Сейчас я себе, кажется, ответил. Я был с тобой не просто потому, что хотел удостовериться, какая же ты на самом деле сука. Я хотел, чтобы ты осознала это сама. Кордрой подняла на него воспалённый от слёз взгляд, задохнулась, всхлипнула, и подросток неровно качнул головой: — Вроде получилось, правда? В жизни не поверю, что ты сейчас ревешь из-за меня. Ничего. Переживёшь. Счастливо оставаться, Венди, и очень тебя прошу: держись от нас с Биллом подальше. Это вот «от нас» далось труднее всего. Так Диппер думал, пока брёл, путаясь в собственных ногах, по вымоченным талым декабрьским снегом улице и раз за разом нажимал на кнопку вызова — монотонный женский голос раз за разом сообщал, что вызываемый абонент недоступен, но Диппер чувствовал: остановит попытки раньше, чем придёт к Биллу домой, пускай он даже понятия не имел, что говорить и как вести себя — точно поедет крышей. Билл к этому моменту как раз закончил гипнотизировать взглядом бутылку водки и начал с ней разговаривать — тишина пустого дома давила на нервы. Тихий стук в дверь он игнорировал до последнего. — Жаль, что ты меня убиваешь, подруга, — усмехнувшись, сообщил он водке. — Мы прекрасно ладим, но ты, видимо, слишком хороша для меня. Ну, в конце-то концов, равновесие поддерживается, так ведь? Я заливаю тобой всякую дрянь, а ты оставляешь мне на утро разные подарки и в перспективе цирроз. Но сейчас мне нужен твой совет. На пороге стоит очень дорогой для меня человек, который попортил мне немало крови. Ты не подумай, он, на самом деле, хороший, — предупредил Билл бутылку, откручивая крышку и наливая себе водки ровно на четыре глотка. — Но немножко глупый, потому и делает столько ошибок. Я надеюсь, что со временем он поумнеет, станет жёстче там где надо, эгоистичнее, перестанет пасовать перед бытовым хамством и реветь по-любому поводу — нет, я понимаю, у него ещё не до конца прошла депрессия, но, серьёзно, первый раз такого парня вижу. А сейчас скажи-ка мне, подруга: стоит открывать дверь? Я в жутком состоянии, могу сорваться и наделать глупостей. Вот только и ему сейчас не лучше, но у него за плечами попытка самоубийства. Мы же знаем, что вероятность повторения всегда остаётся достаточно высокой? Конечно, знаем. Мы-то умные, потому и живётся тяжело. Билл залпом опрокинул в себя жгучий напиток, скривился от горечи и прикрыл на полминуты глаза, вслушиваясь в глухие удары по двери. Потом поднялся на ноги, бросил короткий благодарный взгляд на советницу и пошёл открывать. — Если хочешь мне врезать — просто не тяни с этим, ладно? — После того, как на исходе седьмой минуты монотонные удары кулаком сменились на размеренный стук головой о дверь, Диппер окончательно потерялся в попытках собраться с мыслями. — Делай что хочешь — ты имеешь на это право, только не выгоняй. Давай всё обсудим?.. — Он судорожно глотнул воздуха, прикусывая саднящую губу и чувствуя исходящий от Билла резкий запах выпивки. — Пожалуйста. — Ну, если учесть, что у меня теперь обитает примерно три четверти твоего гардероба, большая половина учебников и вторая зарядка от телефона, а ещё в холодильнике завелись продукты, часть из которых ты покупаешь и из которых потом готовишь, знаешь, это самую малость и твой дом тоже. — Билл прикурил десятую за вечер сигарету и, посторонившись, пропустил подростка в квартиру. — Только не реви. — Не буду, — пообещал Диппер. И сам не слишком-то удивился, когда собственное обещание ни черта не сдержал. — Ты был абсолютно прав, — начал он тихо, когда за ним закрылась дверь. — Прав, когда говорил, что такого не заслужил. Я лажал раз за разом, был с тобой редкостным мудаком и знал об этом, но не мог… — Он захлебнулся собственными же словами. — Наверное, тебе было бы лучше без меня, раз уж у меня такая суперспособность — всё поганить, но мне жаль. Ужасно жаль, и я люблю тебя так сильно, и если ты меня сейчас развернешь на пороге, я пойму, правда. — Лицо Билла, замершее маской, старательно изображающей лениво-снисходительное любопытство вдруг расплылось, а в глазах у Диппера характерно защипало. Он утёр ресницы рукавом куртки и совсем севшим голосом закончил: — Я послал Венди к черту, если хочешь знать. Она ко мне больше на милю не подойдёт, как и я к ней. Я слышал часть вашего разговора… Она тебе врала, Билл. И я понимаю, что это нихера не оправдание, но я без тебя не могу. И не хочу. — Он тонко и ужасно позорно, совсем по-девчоночьи всхлипнул и едва подавил желание закатить себе отрезвляющую оплеуху. — Я мог бы сказать, что запутался, но правда в том, что мне просто силы воли не хватало, чтобы закончить то, что следовало закончить. И ты мне ничего не должен, терапия давно закончилась, просто… Я люблю тебя. Действительно очень люблю, и вся эта херня, которую натворил… Я хочу сказать… — Подросток глубоко и прерывисто вдохнул, невидящим взглядом буравя собственные ботинки. — Пожалуйста, прости меня. Билл осознал, как сильно ему хочется хотя бы разок съездить по зарёванной морде — примечательно, что к физической агрессии он был склонен не больше прочих. С трудом подавляя ядовитую злобу, он расплылся в добродушной улыбке и сдернул с Диппера шапку. — Не стой на пороге. Пить будешь? Диппер отрицательно мотнул головой. Возможность говорить решительно утратилась одновременно с окончанием сопливой исповеди; выпивка сейчас была бы лишней — на промежуточном состоянии между истерикой и жуткой на себя злостью ему и без того хватало отвлекающих факторов, чтобы терять связность мыслей. Он стащил с себя куртку и молча последовал за Биллом на кухню. Там, не садясь за стол, все в той же тишине отстранёно подвинул на кухонной стойке очередную стопку своих конспектов и распечатанное эссе с кучей алых пометок почерком Билла, и проследил взглядом за тем, как мужчина почти до половины доливает стакан водкой. — Ты бы эссе своё почитал. На выходе получилось не твоё, а почти моё, но это мелочи. Дал взглянуть одному знакомому, который в газете работает. Сказал, что получилось очень здорово. — По пепельнице мужчина начал скучать сразу же после того, как несколько раз, забывшись, стряхнул пепел в стакан. Вот и сейчас, вместо того, чтобы выпить налитое, он пытался кончиком ножа подцепить комок пепла, плавающий на поверхности. То ли руки, не из правильного места растущие, дрожали, то ли высшие силы хотели, чтобы к спирту добавился ещё и…что там вообще в этом горелом комочке содержится? На Диппера он старался смотреть поменьше. Всё-таки не самое удачное сочетание — подыхающий от ревности мужчина, алкоголь, нож в руках. — Ты злишься. Очень злишься. И знаешь, ты сам мне рассказывал о последствиях подавляемой агрессии, так что… — Диппер с горечью поднял на Билла взгляд. Тот умело разыгрывал беззаботность и расслабленность и вот уже минуты три ковырял свой стакан кончиком ножа. — Хватит притворяться, что все в порядке. Я знаю, что это не так. И ты знаешь. Отреагируй, Билл. Хоть как-нибудь, это же полный пиздец, когда ты вот так молчишь! — Он порывисто сделал шаг ближе, неосторожно наступил на один из крупных осколков чего-то разбитого, не порезался только чудом и под вскинутым на него взглядом — полыхающим ледяным огнём, обжигающим и особенно жутким в сочетании с растянутыми в радушной улыбке губами, невольно споткнулся и застыл. — Ты не мог бы?.. — Попросил Сайфер, пододвигая к нему стакан и с некоторым облегчением отдавая нож. Стакан полетел на пол и разлетелся вдребезги стеклянной пылью, водкой залил осколки новые и того, что было разбито раньше. Нож отправился куда-то в сторону раковины — судя по звуку, долетел вполне метко. — Из горла пей! — Гаркнул Диппер. Громко, до хрипоты. — И выйди, мать твою, из спячки, это уже нихуя не смешно! — Чего ты добиваешься? — От едва сдерживаемой ярости руки у Билла стали дрожать ощутимо сильнее. — Хочешь почувствовать себя не таким виноватым? Поздновато, тебе не кажется? Ты жиденько обосрался, Сосна, признай, и, ради всего святого, не провоцируй меня. — Ну так выскажи в лицо. Покажи. Прямо сейчас, давай! — Приближаться к Биллу было чертовски страшно — такого взгляда у него Диппер не видел ещё никогда. И всё-таки подошёл вплотную, продолжая лихорадочно выплёвывать слова: — Тебе станет легче, если и дальше будешь изображать из себя половую тряпку? Ни черта не станет. И мне тоже. Так сделай нам обоим одолжение, очень тебя прошу… — Он сам не заметил, как заново принялся переходить на хрипловатый крик. — Верни свои яйца на место и поступи уже так, как нужно! Билл расхохотался, прекрасно осознавая, что завтра к нему пожалуют соседи снизу, которые давно жаловались на шум, и что Диппер шарахнулся от него, как от сумасшедшего и что сейчас он мало чем отличается от тех нестабильных ребят из психушки, с которыми приходилось иметь дело в студенческие годы. — Мои яйца при мне, а ещё выдержка и какое-никакое достоинство. И я задал тебе вопрос. Чего ты добиваешься? — Выдержка, достоинство… — Диппер лихорадочно облизнул потрескавшиеся губы. — Ты хоть представляешь, как со стороны звучишь? Или надеешься убедить сам себя? — Он ухмыльнулся без тени веселья. — Тебе вообще ни разу не идёт роль терпилы. Я хочу, чтобы Билл Сайфер был Биллом Сайфером, и чтобы хотя бы один из нас вышел из режима сопливого уёбка, и мы смогли со всем разобраться. — Я, пожалуй, на балконе покурю. — С трудом сохраняя последние остатки самоконтроля, мужчина подцепил со стола водку и, отодвинув честно пытавшегося сопротивляться Диппера с дороги, сбежал с кухни, находиться на которой стало слишком тошно. У доктора никогда не было комплексов относительно собственной мужественности, потому все потуги Пайнса задеть его проходили мимо. Больше, чем есть, разозлить его всё равно бы не вышло. На балконе было холодно, кое-где в воздухе пролетали редкие мелкие снежинки, вот только остыть не получалось. Внутренний жар только усугублялся выпитым, и Билл, недолго думая, запустил бутылку с балкона вниз, каким-то чудом не попав ни в одну из машин на прилегающей парковке. Облокотившись о тонкие металлические перила, доктор глубоко вдохнул немного влажный воздух, ощущая в лёгких жжение от бессчётного количества сигарет за последние полтора часа, и достал следующую. Хлопнувшая балконная дверь успокоению тоже способствовала мало. Диппер упёрся ладонями о перила и на Сайфера уже не смотрел — бокового зрения хватало, а ещё его заметно трясло, и он попытался представить, каково будет лететь вниз с одиннадцатого этажа, если Билл всё-таки выйдет из состояния хотя бы относительной адекватности. Вся ирония заключалась в том, что оставаться там, в прокуренной пустой квартире, было даже хуже, чем с таким вот Биллом наедине. — Я ведь предал тебя. — На этот раз Диппер заговорил совсем тихо. Одна из мелких снежинок упала на руку Сайфера — прямо на костяшки обхвативших перила пальцев, побелевших, и осталась лежать там нерастаявшей. — Я тебя предал, а ты делаешь вид, будто тебе наплевать, хотя мы оба знаем, что это не так. Может, скажешь хотя бы, почему? — Потому что я опасаюсь, что прибью тебя к хуям собачьим, — улыбнулся Билл, отчётливо ощущая, как что-то внутри начинает с треском ломаться. — К хуям — не прибьёшь. А даже если и да… — Диппер прикрыл глаза. — Дело ведь не в том, как я поступил или поступал. Дело в том, что тебе пришлось из-за меня пережить — при том, что я заведомо понимал, что скорее всего всё так будет. Понимал и всё равно творил херню. Тебе было больно, и будет, и это несправедливо, потому что если ты не выплеснешь злость наружу, дальше станет только хуже. Тебе будет плохо, это не закончится само по себе или, возможно, закончится только вместе с нами. — Стиснутые пальцы болезненно свело. — Я причинил тебе боль, а ты мне не хочешь. Это уже не отсутствие жестокости, Билл. Это мазохизм чистой воды. — И в третий раз я спрашиваю: чего ты добиваешься? Нарушать обещание во второй раз подряд было почти не стыдно. Утереть глаза Диппер уже не пытался — поднявшийся шквальный ветер выстуживал и, успокаивая, облизывал заплаканное лицо ледяным языком. — Я не смогу себе этого простить, Билл. И если тебя потеряю, и в целом. Всё это. В прошлый раз я попытался…наказать сам себя, и это было худшим, что я когда-либо делал, но тогда мне казалось, что это необходимо. И теперь лучше…лучше ты, чем я. Понимаешь? Надеюсь, что понимаешь, потому что мне самому даже думать об этом тошно, и… От перил Диппера откинуло увесистой оплеухой. Он тихо вскрикнул, больше от неожиданности, и попятился к двери, чудом не запнувшись о невысокий порог. — В дом. Живо. — Прошипел мужчина и сам поразился тому, как всё это время умудрялся держаться. Подросток шустро рванул внутрь, напоследок бросив на него до смерти перепуганный взгляд, Билл вошёл следом и, недолго думая, залепил парню по второй щеке. — Я просто на всякий случай уточню: что ты имел в виду? — Спросил доктор, даже не пытаясь унять дрожь. Прижимая ладонь к лицу, Диппер машинально сделал шаг назад. Страх нагнал с запозданием и пришиб ещё хлеще того, как бил Сайфер. Только отступать было уже некуда и, наверное, в корне ошибочно. — Всё ты правильно понял, — прошелестел подросток, загнанно глядя волком. Следующий удар пришёлся в живот, кулаком. Каким-то чудом Билл умудрялся бить вполсилы, но хлипкому Пайнсу хватало и этого. Сдавленно охнув, он повис у Билла на руке, инстинктивно пытаясь схватиться за неё, но тот руку уже убрал, сгребая подростка за воротник и заставляя выпрямиться. — Ты говоришь, что сильно меня любишь, — каркнул доктор ему в лицо, — но говоришь о смерти так, будто это уже решённый вопрос. Нравится же тебе бросать слова на ветер! «Люблю» — и продолжаешь бегать за рыжей сукой, «люблю» — и заявляешь мне такое, после того, как рыжая свалила с горизонта. Пиздишь без продыху. Ударил снова, уже не слишком себя контролируя, и опять не позволил рухнуть на пол, когда Диппер поднял на него помутневший взгляд. — «О смерти»… — с трудом выдавил, задыхаясь, он. — Я не говорю о смерти, я говорю о безвыходной ситуации, но мы же ни хера не в ней! Билла будто из ведра ледяной водой окатили. — Стоп… Стоп. Ты сказал, цитирую, «наказать сам себя», а ещё… — Слова кончились на половине. Пиздец. — Убить себя? Я бы мог, и я говорил как раз об этом, но, мать твою… Как ты себе это представляешь? Я бы не стал. Ни за что. Потому что выход будет, есть, я не знаю! — Диппер порывисто утёр разбитый рот ладонью. — Он обязательно будет, потому ты здесь. Будет, даже если ты меня возненавидеть успел и прогонишь. Ты не можешь… Не можешь не оставить двери, которая куда-нибудь да приведёт, ты же хороший психотерапевт, мать твою! — Он попытался улыбнуться — получилось паршиво сверх меры. — И даже если дверь приведёт не к тебе, я… Буду думать, что лучше совсем не быть, чем быть так. Но всё равно буду. Молчал доктор долго, неотрывно глядя Дипперу в лицо. Тот ощутимо нервничал, но пытался держаться — насколько это вообще было возможно в сложившихся обстоятельствах. Воротник потрёпанной кофты мужчина выпустил, сразу же отступая на несколько шагов назад. На пути встретилась стена, по которой Сайфер тут же сполз на пол, да так и остался сидеть там, в полном опустошении сложив руки на животе. — Пиздец ты королева драмы, конечно, — выдал он спустя пару минут. Диппер не ответил. Только хмыкнул и осторожно, чтобы Билл, если захочет, успел его отстранить, опустился на пол рядом. Почти улёгся на него, сидящего. Коленями упёрся в пол, руками так крепко, как только сумел, обвил талию, и пылающую от оплеухи щеку устроил у Билла на груди. Очень хотелось — казалось даже необходимостью, добавить что-то ещё, но помолчать сейчас хотелось гораздо больше. Тем более что Билл, помедлив почти десять долгих минут, приобнял его за плечи, и Диппер, прикрыв глаза, послушно стих.