Переплёт

Семь часов спустя глубокой ночью катер с корабля Никотриса приземлился на лесной поляне. Место было малопосещаемым, даже вездесущие грибники и ягодники редко заходили туда, тем более в это время года. Стояла поздняя холодная осень, шёл мелкий ледяной дождь, и голые ветки осин, окружавших поляну, напоминали протянутые к небу в мольбе исхудавшие руки. Дальше начинался глухой мрачный ельник, в общем, весь здешний пейзаж был до ужаса уныл. Димку пронзило дурное предчувствие, но он постарался отбросить его. Ну, ненастье и ненастье – осень же. Скоро он увидит маму и бабушку, и всё будет хорошо. Просто замечательно всё будет. Димка оглядел своих спутников. На первый взгляд в их облике не было ничего необычного, разве что одинаковая одежда. Тёплые брюки, высокие ботинки, куртки, с низко надвинутыми капюшонами… К тому же Никотрис заявил, что взял с собой один хитрый приборчик, который не позволит местным жителям фокусировать внимание на них. То есть видеть их будут, но только как незначительную деталь, не стоящую внимания. - Готовы? – спросил Димка Нико и Тлара. Те кивнули в ответ, однако под курткой Тлара обнаружился неожиданный пассажир. Сенька высунул наружу любопытную мордашку с хулиганскими глазищами и заявил: - Сю-и! – типа, чего ждёте, готов я. - Ты как здесь оказался? – возмутился Димка. – А ну, немедленно марш назад! - Сссю-ссии! – возмутился Сенька, что, вероятно, обозначало категорический отказ, засунул мордашку обратно и затаился за пазухой Тлара. - Ты зачем у него на поводу идёшь? – возмутился Димка. – Зачем Сеньку взял? - Ну, понимаешь, - вздохнул Тлар, - они так просили взять хоть кого-то… Им интересно… - Кто просили? – обалдел Димка. – Сюсики? - Ага, - кивнул Тлар. - Ну, что тебе, жалко, что ли, Дим? Им, может, надоело взаперти сидеть, пусть Сенька с нами на твой дом посмотрит, хлопот же от него никаких… - Цирк с конями! – прошипел сквозь зубы Димка, но любимого (в этом он уже не сомневался) супруга обижать не хотелось, к тому же, если мама и бабушка правильно воспримут его новых родственников, то на их фоне такая милая домашняя зверушка, как Сенька, просто бледнеет и меркнет. - Ладно, - сказал он. – Пусть и Сенька с нами будет. Только смотри, Тлар, ты отвечаешь за его хорошее поведение. - Сю-и! – глухо пискнул Сенька из-под куртки, а Тлар радостно кивнул. «Разобрались?» - проворчал Борька. «Разобрались», - ответил Димка, которого продолжала грызть неясная тревога. «Тогда возьмитесь за руки, - скомандовал вредный браслет. – И глаза закройте. Во избежание». Димка взял за одну руку Тлара, а за другую Нико, и велел им закрыть глаза. Через мгновение он почувствовал резкий рывок, к горлу подступила тошнота… а затем всё кончилось. «Всё, можете открывать, - заявил Борька. – Всё в порядке». Димка открыл глаза и увидел, что они стоят во дворе его родного дома. Он радостно бросился к двери, чтобы постучать, и замер. На двери висел большой замок, что вообще бывало крайне редко. Окраина, на которой жил Димка с семьёй, была достаточно спокойной, там редко запирали двери, даже уходя по делам, а уж ночью… Ночью только изнутри. Где же мама и бабушка? Даже если мама на работе, хотя на её фабрике редко бывали ночные и вечерние смены, то где бабушка? Воображение немедленно нарисовало Димке страшную картину – бабушка заболела, сердце у неё давно пошаливало, она в больнице, а мама… Мама с ней. Но если мама в больнице с бабушкой, значит… ей совсем плохо, и… У Димки подкосились ноги. Но подошедший к нему Тлар поддержал его и прошептал: - Дим, не паникуй. Давай войдём в дом и посмотрим, что там и как. Димка согласился, необходимость действовать привела его в чувство. Он сбежал с крыльца и пошарил под старой бочкой для дождевой воды, поставленной на два кирпича. Запасной ключ был на месте, и Димка с некоторым облегчением вставил его в замок. Дверь распахнулась, Димка вошёл в дом… и понял, что хозяйки покинули его уже давно. Деревянный дом, оставленный без присмотра, не протапливаемый в холодное время, довольно скоро приобретает особенный запах, который не перепутать ни с чем. Особый запах покинутого дома-сироты. Димка судорожно вздохнул, прошёл дальше и щёлкнул выключателем в прихожей. Свет послушно зажёгся, в доме не было беспорядка, все вещи лежали на своих местах, только их уже покрывал слой пыли – тонкий, но вполне заметный. Значит, в доме не было никого уже несколько месяцев. Что же случилось? Куда пропали мама и бабушка? Димка прошёл через комнату к шифоньеру и распахнул его. Вот здесь уже была недостача. Не было маминой куртки, бабушкиной беличьей шубки, большой кожаной сумки на колёсиках. Не было и кое-чего из бабушкиных платьев и маминых джемперов и юбок. Неужели действительно уехали? Димка засунул руку под нижнюю полку шифоньера. Там, он знал, бабушка хранила заначку на собственные похороны, эти деньги местные пенсионеры с некоторым цинизмом именовали «гробовые». Деньги были вложены в плотный конверт и приклеены скотчем к нижней полке. Димка пошарил по гладкой поверхности. Конверта не было. Бабушка ни за что не тронула бы эту заначку, если бы всё было в порядке. На его памяти она брала из неё деньги всего раз пять, но потом, с пенсии, аккуратно вкладывала назад. Неужели случилась беда? Димка прислонился к стене. Беда. Его не было рядом с мамой и бабушкой, и произошло что-то плохое. Что-то очень нехорошее. Это он виноват. Он. И снова Тлар не дал Димке впасть в отчаяние. Он обнял Димку и зашептал: - Тише-тише-тише… Я не ощущаю здесь следов смерти. Они живы, а значит, мы их найдём. Обязательно. В это время выскользнувший из-под куртки Тлара Сенька прямо-таки завертелся волчком, оглядывая незнакомое место. А потом уверенно прыгнул на стол, а с него – на кухонный шкафчик и сбросил с него красивую жестянку из-под импортного чая – такие подарки на Восьмое марта делал собес всем заслуженным пенсионеркам. В этой жестянке хранились деньги на расходы и документы. От удара крышка с жестянки соскочила, и Димка увидел, что банка пуста. Пуста, за исключением довольно пухлого конверта, надписанного ровным бабушкиным почерком. Почерком из тех забытых времён, когда всем первоклашкам «ставили руку», заставляя писать строго перьевыми ручками, с сердитым учительским шипением во время чистописания «Нажим!» и «Волосяная!». Поэтому почерк у большинства граждан был каллиграфический. Димка поднял конверт и в горле у него пересохло. Надпись на нём гласила: «Внуку моему, Димочке». - Что? – спросил Нико. - Вот, - прошептал Димка. – Бабушка письмо оставила. И тут неожиданно активизировался Борька: «Уходите! Уходите скорее! Опасность приближается! Я чувствую! Чувствую!» «Борь, ты что?» – удивился Димка. «Уходите скорее! Мне трудно перенести вас из дома!» - настаивал на своём браслет. Такая паника со стороны отнюдь не склонного к истерике браслета поразила Димку, и он торопливо сказал: - Нико, Тлар! Борька беспокоится! Говорит, что нам нужно уходить! - Тогда выходим, - быстро ответил Нико. – Если он говорит о том, что надо уходить, значит, сам с опасностью справиться не может. Не будем рисковать. Димка торопливо кивнул, схватил с комода две фотографии – мамы и бабушки - и бросился к двери вслед за Тларом и Нико. Сенька, кстати, тоже явно почувствовал что-то. Он спрыгнул со стола, забился под куртку Тлара и, судя по тому, что куртка ходила ходуном, дрожал мелкой дрожью. Димка вышел из дома, торопливо запер дверь и сунул ключ на прежнее место, а потом схватил Нико и Тлара за руки и закрыл глаза. Резкий рывок, и вот они трое снова стоят перед катером. «Всё ещё опасно?» - спросил Димка. «Степень опасности уменьшилась, - уже более спокойно отозвался браслет. – Но вам стоит вернуться на корабль и уйти с орбиты». «Да что ты такое почувствовал?» - поразился Димка. «Не знаю, - отозвался браслет. – Но ЭТО – очень серьёзная угроза. И ЕМУ нужны именно вы, жители этой планеты его не интересуют. Так что возвращайтесь на корабль и улетайте поскорее». «А как же мама? Бабушка?» – возмутился Димка. «Прочти письмо. Думаю, что большинство ответов ты найдёшь там. Я чувствую, что они живы». «Хорошо», - ответил Димка и обратился к Нико: - Борька говорит, что нам нужно возвращаться на корабль и уходить с орбиты. И что он почувствовал, что кто-то охотится именно за нами. - Значит, надо уходить. Браслет должен хранить своего носителя любой ценой. Забирайтесь в катер, - твёрдо сказал Нико. *** Уже на корабле, который взял курс на Найири, немного отошедший от потрясения Димка открыл письмо и прочёл первые строки: «Дорогой мой, хороший мой внучек Димочка! Не расстраивайся, если ты нашёл наш дом пустым. С нами всё в порядке, просто нам пришлось уйти. Хотя твоя мама говорит, что у нас всё будет, но я беру деньги и документы – как же без документов-то? Не расстраивайся, Ирочка говорит, что мы обязательно найдём друг друга и что теперь она догадывается, что с тобой приключилось. И ещё она говорит, что ты непременно вернёшься и прочитаешь это письмо. Я верю твоей маме, с тех пор, как она изменилась, она знает многое, о чём знать вроде бы не должна. И я, хоть и не всё у меня в голове укладывается, теперь понимаю, с чем это связано. У тебя, наверное, много вопросов ко мне и к Ирочке, и я в этом письме постараюсь ответить хотя бы на некоторые. Но сначала… ты только не расстраивайся… я скажу тебе самую неприятную правду. Ирочка мне не родная дочь, а приёмная. Но я люблю вас обоих, как родных, ты только не сомневайся, Димочка, надо будет – жизнь за вас положу. Ты сейчас думаешь, как же так получилось? Знаешь, Димочка, моё детство не было счастливым. Отец мой, Василий Степанович, царство ему Небесное, был человек суровый и всегда держал меня в строгости. А уж когда я стала подрастать и заневестилась… Красивая я была, что говорить… Парни-то наши все окошки глазами обмозолили, да только у отца разговор был короткий – ежели что, так ремнём отхлещет, что неделю сесть не сможешь. Да не о том речь. Полюбила я парня одного… Из самой Москвы, приехали они к нам на практику, тогда ещё у нас в городе машиностроительный завод был. Ну, вот с ним я любовь и закрутила. Изворачивалась, врала маме, врала отцу, а на свиданки бегала. Да что говорить о нём… Прежде, чем практика его закончилась, добился он от меня всего, чего хотел, а потом и умотал в свою Москву, только его и видели. А я… Ребёночек у нас получился. Отец как прознал – словно взбесился. Меня избил, потом нашёл бабку какую-то и отвёз меня к ней. Я тогда как во сне была, только и помню, как плохо было и больно. А потом уж, когда вернулись, мне всё хуже и хуже становилось. Жар поднялся. Боль была такая, что я сначала криком кричала, а потом уж кричать не могла. Очнулась я в больнице, рядом мама сидит в чёрном платке. Оказалось, что она тайком от отца фельдшерицу вызвала, та – «Скорую», свезли меня в центральную больницу, а там постановили, что началось у меня внутреннее заражение и сепсис. Врачи меня спасли, тогда как раз лекарство новое появилось. Пенициллин. Вот и спасли. Только, чтобы зараза дальше не пошла, удалили мне там всё. Так что больше деток у меня и быть не могло. Отца это известие так подкосило, что случился у него сердечный приступ. Мама говорила, что он меня пожалел, всё прощенья просил… перед смертью-то… Она, бедная, между нами разрывалась – я в одной больнице, отец – в другой. Пока я без сознания была, с отцом ещё один приступ случился, и он умер. Мама отца похоронила, и, что греха таить – вздохнула с облегчением. Ей-то с ним тоже жизнь не сахар была. Стали мы с мамой жить вдвоём. Только теперь меня замуж никто не звал – кому нужна жена бесплодная? Все хотели только время провести – а мне и того не надо было. Так прошло несколько лет, и вот однажды пошла я в лес за черникой. И заблудилась. Там, в лесу, я Ирочку и нашла». Димка вздохнул, отложил письмо и обнял напряжённо смотрящего на него Тлара. Хотелось читать дальше, но буквы стали расплываться в глазах – то ли от усталости, то ли от потрясения. - Сейчас, - прошептал он Тлару, - сейчас отдохну немного и буду дальше читать. А потом пристроил голову Тлару на плечо и неожиданно для самого себя задремал. Тлар осторожно положил Димку на кровать, на которой они оба сидели, укрыл одеялом и прилёг рядом. - Вот и хорошо… действует… - прошептал он. – Поспи, тебе нужно отдохнуть…