Навеки двадцать

В 2 годика мы сидели на соседних горшках и делились друг с другом игрушками. В 3 начали обниматься при встрече. В 4 я начал целовать его в щечку, а он — мило краснеть, что наши мамы сочли невероятно милым. В 5 мы засыпали в обнимку после войнушек и догонялок во дворе. В 6 мы вместе пошли в первый класс и сели за одну парту. В 7 на Хэллоуине с ним начала заигрывать девочка. Он улыбнулся ей. Мне стало плохо, очень, очень плохо, хотя ни зубы, ни голова, ни животик не болели. Сильно болело в груди. В 8 мне все чаще становилось плохо, но все мигом проходило, когда мы встречались. Тогда я понял, что моя жизнь и счастье без него невозможны. В 9 девочка с Хэллоуина однажды поцеловала его в щечку и даже обняла. В ту ночь я ни на секунду не прекратил плакать. Это я целую его в щёчку! Я, не она! Я ведь его самый лучший друг… В 10 я упал с велосипеда, когда мы вместе катались по парку, и разбил коленку. Я засмотрелся на него. Ветер игриво вплетался в его каштановые волосы, а в сияющих глазах сверкало солнце. Он очень испугался и бережно обработал ранку, а потом долго меня жалел. В ту ночь я ни на секунду не переставал улыбаться. В 11 я понял, что его темные глаза — это черные дыры из книжки по астрономии. Они затягивают, они пленяют, и я не в силах сопротивляться. В 11 я понял, как сильно его люблю. В 12 мы впервые поцеловались. Он не хотел, но горлышко бутылки, указавшее на меня, вынудило его. Ничто и никогда не сравнится с вкусом его губ. Этот поцелуй был сладким, как мёд, потому что вознес меня на седьмое небо, и горьким, как яд, потому что я даже мечтать не смею о взаимности. В 13 я нарисовал нашу свадьбу в тетради по алгебре. Он был самым прекрасным женихом на планете и, более того — самым счастливым. Тогда я понял, что главная моя мечта — его счастье. Пусть и не со мной. Он попросил списать домашку на следующий день, поэтому мне пришлось превратить его в Аманду. Это единственное имя, на которое удалось исправить его, самое любимое. Когда я переписывал буквы над рисованной шевелюрой моего мальчика и закрашивал фрак белой краской, превращая его в платье, слёзы обрамляли моё лицо и заливали молодожёнов на листочке. Я сказал ему, что опрокинул вазу с цветами на тетрадь. В 14 мы впервые поссорились. Я не хотел кричать на моего мальчика, не хотел причинять ему боль. Я хотел гладить его по голове, целовать в макушку и никогда не отпускать. А он не хотел. Я его друг. Самый лучший друг, но друг. Он понимал, что дружеская ревность часто имеет место быть, но устал от неё. Почему я мешаю им с Сарой?! Почему я такой эгоист?! Почему я не могу просто порадоваться за друга?! Я бы с удовольствием порадовался за него, если бы он был мне другом. В 15 я начал радоваться за него. Они были очень красивой парой. Я скрипел зубами и кусал подушку по ночам, но приучил себя радоваться. В 16 у них случился первый секс. Они были юными и пьяными, а я — безнадежно влюбленным и трезвым, о чем пожалел. В полночь я покинул эту вечеринку. Я бродил по улицам, жадно хватая ртом холодный воздух. Я улыбался сквозь слёзы. Он счастлив. Они счастливы. В 17 я бросил третью по счету девушку. Дело, как обычно, не в ней. Она очень расстроилась и начала плакать. Что она сделала не так?! Она все сделала так. И две предыдущих тоже. Просто они — не он. Тогда я понял, что пора перестать заниматься самообманом. В 18 они стали Королем и Королевой бала. Все им завидовали, а я радовался. Они — очень красивая пара. У него самая лучшая улыбка в мире. Я бы продал душу, чтобы видеть ее утром и перед сном. Она — самый счастливый человек. В 19 она начала гладить животик, а он начал выбирать кольцо. Он попросил меня помочь. Я представил, что выбираю кольцо для него, и выбрал самое красивое. Ему пойдёт. И ей пойдёт. Я за них очень рад. Я рыдал два часа, а потом заснул под фонарем в обнимку с бутылкой коньяка. В 20 он стал самым прекрасным женихом на планете. Она была очень счастливой невестой в белоснежном и уже свободном платье: животик подрос. В 20 я был безутешным свидетелем. Свидетельница по имени Ирэн спросила, почему я такой печальный. Я ведь должен радоваться за друга! Я бы с удовольствием порадовался за него, если бы он был мне другом. В 20 все кричали «Горько!», а они долго целовались. Я очень рад за него, хоть он мне и не друг. Совсем не друг. В 20 жизнь утратила яркие краски. Я очень радовался его счастью, но в чёрно-белом цвете. Мне было очень стыдно. В 20 Сара спросила меня, почему я один. Мной интересуются множество замечательных девушек. Они замечательные, но они — не её муж. В 20 я слышал его голос, как в тумане. Он же меня с третьего класса любит. Я — смысл его жизни. Он боялся, что однажды я замечу, а потом стал сожалеть, что не заметил. Я тоже стал сожалеть, что не заметил. Нет ничего вкуснее моих губ. Они сладкие, как малина. Я самый лучший. Он бы душу продал, чтобы я был счастлив. Он без ума от меня. Он целует моё лицо и руки и говорит, что все будет хорошо. Он называет меня своим милым мальчиком. Он говорит, что Сара помогала ему скрывать чувства и отвлекала его. Ему не нравилось с ней целоваться. У нее не такие губы. Не такой голос. Не такие волосы. Она — не я. Я самый прекрасный. Я — его котеночек. Как же он тогда рыдал из-за рисунка в тетрадке по алгебре! Мне нравится Аманда, а не он! И я буду самым красивым женихом, а Аманда — самой красивой невестой. Он надеялся, что она точно сделает меня счастливым. Надеялся, но вместо нее представлял себя. Когда мы выбирали кольцо, он представлял, что я выбираю его для нас. Он очень долго плакал после нашего прощания в тот день. Он всё никак не мог смириться, что я никогда не надену это кольцо на его палец. Тогда он не знал, что это всегда было и будет пределом моих самых смелых мечтаний. Я заслуживаю счастья. Я заслуживаю всего. Я самый прекрасный. Я такой замечательный. А он мудак. Мудак, мудак, мудак! Если бы он только знал! Почему он не узнал раньше?! В 20 мне навеки 20. Куда же я?! Нет! Нет, нет, нет, нет, нет! Я такой глупенький! Он гладит меня по голове. Он называет меня своим ярким солнышком. Он умоляет не уходить. Сейчас они приедут и помогут мне. Пусть лучше он уйдет, только не я! Я — его всё. Я — смысл его жизни. Я — его солнечный лучик. Все будет хорошо. Он — мудак. Мудак, мудак, мудак! Нет! Нет, нет, нет, нет, нет! В 20 мне очень хочется остаться и провести с ним каждую секунду жизни. Не могу. Жизни больше нет. В 20 он сказал, что жизни больше нет. В 20 его жизнь утратила яркие краски. В 20 нам навеки 20.