Мафия под прикрытием

      — Ну не ребёнок — просто исчадие ада какое-то!       Низкий громовой голос разгневанного как никогда Андрея разлетался по просторному салону машины, эхом отдаваясь буквально от каждой её внутренности. Обычно спокойный, даже равнодушный мужчина сейчас весь раскраснелся от гнева, на лбу вздулись все жилы, проступая под кожей и создавая собой целую уродливую сеть, короткие светлые волосы стояли дыбом, как будто их шарахнуло током, глаза, казалось, в прямом смысле метали молнии, которые запросто могли сжечь любого, кто попадёт под них, без того тонкие губы сжались совсем уж в нитку, став похожими на змеиный рот. Андрей даже ослабил галстук, отчего-то начавший жутко, буквально до приступов удушья давить на горло, и расстегнул верхнюю пуговицу на безупречно белой, отглаженной рубашке, хотя в салоне на полную мощность работал кондиционер, и было отнюдь не жарко до такой степени, что хотелось избавиться от верхней одежды. Выглядело всё так, словно ещё секунда — и из ушей и из носа мужчины густыми столбами повалит пар, как из перекипевшего чайника. Водитель, мрачный накачанный тип в дорогом чёрном костюме, старался не отвлекаться от дороги, но краем глаза всё же поглядывал на начальника и побаивался, как бы того не хватил инсульт от безудержной ярости.       Объектом вселенской ненависти Андрея стал, как обычно, его четырнадцатилетний сын Всеволод, сидевший сейчас рядом с отцом и угрюмо глядевший прямо перед собой пустыми голубыми глазами. Не далее как сегодня его с треском вышибли из очередной школы, и всё по той же причине, что и раньше — конкретного, как считали преподаватели, нежелания учиться и что-либо запоминать и нормально общаться с другими ребятами. Андрей просто рвал и метал, но его ор, от которого дома порой лопались стаканы, не оказывал на мрачного парнишку никакого влияния. Влад даже не вздрагивал, казалось, он и не слышал слов папы.       — Почему вот у всех сыновья как сыновья, а у меня получился такой выродок?! — заметив наконец, что реакцией, которую он так жаждет увидеть, а именно сконфуженного вида и прошения извинений, тут и не пахнет, Андрей разъярился ещё сильнее, он уже с трудом удерживался от желания как следует ударить сына. Останавливало лишь то, что тогда Влад точно заревёт на всю округу, как он обычно делал, стоило отцу лишь несильно хлопнуть его по щеке, успокаивать его потом своим же нервам дороже встанет. — Почему ты не можешь просто вести себя как нормальные дети?! Что с тобой не так, маленький придурок?!       Всеволод безучастно смотрел куда-то в пол остановившимся взглядом светло-голубых, точно таких же, как у отца, глаз. Кто бы только, увидев его впервые, мог подумать, что этот очень худой, хотя и складный, угрюмый мальчик — единственный наследник одного из крупнейших криминальных авторитетов, тех самых, что сейчас держали в руках добрых две трети Москвы. Впрочем, сам Андрей, похоже, совсем на распознавал во Владе желанного ребёнка, которому в один прекрасный день передаст все свои полномочия. Влад всегда был очень странным мальчиком — никто из ближайших знакомых отца и сверстников, с которыми он оказывался в одной школе, ни разу не видел, чтобы он улыбался, из подростка клещами было не вытянуть лишнего слова, он почти всё время молчал и угрюмо держался в стороне от остальных, к тому же, он постоянно носил при себе маленький блокнотик и ручку, куда всё время что-то записывал. Некоторые наёмные служащие, работавшие у Андрея, хорошо знали, что у Влада большие проблемы с памятью — у мальчика, как слишком поздно выяснилось, была врождённая фиксационная амнезия: он очень плохо запоминал и воспроизводил какую-то новую информацию, а вернее сказать, вообще почти не был способен на такие действия, постоянно забывал недавние события, ужасно ориентировался в пространстве, времени и лицах окружавших его людей. У него целиком и полностью отсутствовала такая вещь, как долговременная память. Поэтому, собственно, у паренька и не ладились дела с учёбой — в любых школах, даже частных и дорогих, там, где к каждому ученику приставлен личный преподаватель, непременно бывают контрольные работы или такие вещи, как элементарный пересказ какого-нибудь текста на уроке или написание выученных наизусть формул по математике. Влад, возможно, и хотел учиться, и он отнюдь не был глупым, но ему это было просто не по силам. Куда уж тут запомнить подобные вещи, когда мальчик никогда не ложился спать, не записав в свой блокнот, где находится, что было вчера и что ему надо сделать сегодня. Потому что иначе подросток утром просыпался, начисто забыв, где он вообще и как сюда попал. Своё имя, какие-то детали о себе самом и бытовые навыки Влад не забывал, вполне мог сам одеться, поесть и проделать какие-то элементарные действия, но остальные вещи просто не задерживались в его светловолосой головке.       И его постоянные вылеты из школ были не по причине лени или нежелания что-то делать, а из-за того, что повреждённый мозг отказывался работать должным образом. Вероятно, если бы это выяснилось раньше, когда Влад был ребёнком, ситуацию можно было бы исправить, если проводить с ним определённые занятия на тренировку памяти. Однако Ирина, жена Андрея и мать Всеволода, умерла от тяжёлой болезни лёгких, когда мальчику было четыре года, а занятой мужчина спихнул ребёнка на нянек, он любил Влада, но издали, целовал малыша раз в неделю и почти никогда не проводил с ним больше получаса. Андрей был абсолютно спокоен, главное, что сын под присмотром и не мешает делам отца. Однако когда Влада выгнали сначала из одной школы, потом из другой, из третьей, Андрей почуял, что дело неладно, и отвёл парнишку ко врачу. Тут-то и выяснилась правда про фиксационную амнезию. Владу к тому времени исполнилось десять лет, драгоценное время на корректировку было давно упущено. Его осматривали сразу несколько хороших докторов, они внимательно изучали медицинскую карту, говорили о том, что Ирина на последних месяцах беременности заболела воспалением лёгких, и ей кололи сильные антибиотики, которые, вероятно, и повлияли на формирующийся мозг ребёнка… Но Андрей расслышал лишь одно: его сын болен, и это приговор, ничего уже не исправишь, слишком поздно. На какое-то время мужчина отстал от Влада и не ругал его за двойки и вылеты из школ, однако Андрею очень быстро надоело тратить огромные деньги на образование, которое сын никогда не сможет получить, и всё вернулось в прежнюю колею. Скорей всего, просто Андрей, крайне резкий и тяжёлый человек, которому важней всего в жизни была репутация в кругах знакомых, не мог признать, что у него родился больной ребёнок, и поэтому предпочитал сетовать о его безоговорочной лени и нежелании что-то делать.       Другая беда состояла в том, что одновременно со своей внешней угрюмостью и апатичностью Влад был болезненно обидчив; он крайне остро реагировал на даже малейшие детали, которые ему не нравились, и выражал своё неудовольствие самой настоящей истерикой, чем ещё сильнее раздражал отца. К нынешнему моменту, когда Влад был уже не ребёнком, а четырнадцатилетним подростком, его отношения с Андреем испортились окончательно, мужчина предпочитал как можно реже видеться с сыном и просто совал ему деньги, только бы не лез и не высовывался особо. Если только не случалось чего-то из ряда вон — как, например, сегодня.       С утра Андрею позвонил директор школы-интерната, в которую он впихнул Влада — как и говорилось ранее, он всеми силами старался, чтобы весть о болезни не просочилась наружу, и потому не обращался в специальные коррекционные центры — и категорично заявил, что у подростка серьёзные проблемы с головой, и их учебное заведение не предназначено для содержания подобных индивидов. Злой как чёрт Андрей приехал, забрал как обычно молчащего и угрюмого Влада и теперь, по дороге домой, вымещал на нём всё, что скопилось за то время, которое подросток провёл в интернате. Казалось только немного странным, что Влад, раньше, едва отец начинал кричать, мигом ударявшийся в рыдания и топание ногами, сейчас хранил зловещее молчание и вообще не реагировал.       — Знаешь, это у тебя от матери, — Андрей чуть не сплюнул сквозь зубы и сложил руки под грудью, настойчиво пытаясь пробурить сына взглядом, — тоже была той ещё чудачкой!       Опять же не увидев реакции, мужчина раздражённо фыркнул и отвернулся к окну, за которым проплывали унылые пейзажи осенних московских улиц. Октябрь разбушевался на полную катушку — снаружи было относительно тепло, но над городом висели густые грозовые тучи, и практически не переставая из этих самых туч лил дождь, устраивая тем самым на улицах Москвы почти что настоящее наводнение.       Впереди показалось сборище низких ободранных палаток, возле которых топталась разношёрстная толпа. Уже с такого расстояния было видно, как разложено на прилавках всякое старьё: побитые и не очень фарфоровые статуэтки, различное старинное оружие, какое-то в хорошем состоянии, а какое-то проржавевшее и выглядящее так, будто готово рассыпаться в руках своих слишком оборотистых продавцов или покупателей, старинные тёмные иконы, с которых сурово глядели лики святых, и всякая мелочь вроде мутных стеклянных бутылочек, потрёпанных кукол и мягких игрушек, даже кое-какая одежда и обувь, словно прилетевшая сюда в качестве багажа на машине времени из семидесятых годов. Люди в своей массе, особенно взрослые, чьё детство пришлось ещё на советский период, обожали такую фигню, поэтому можно представить, какого размера скопления народа там клубились.       Андрей презрительно наморщил нос:       — Отвратительно. Была бы моя воля — я бы позакрывал все эти рынки к херам собачьим. Виданое ли дело, наживаться на таком старье! Нашему народу только дай повод, он мигом забьёт себе голову всякими глупостями!       Влад вдруг пошевелился и, вскинув растрёпанную голову, уставился в своё окно, внимательно разглядывая окружающую местность. Он облокотился на обитую кожей дверцу и устроил подбородок на запястье, практически прилепившись, как маленький ребёнок, к стеклу. В пустых глазах появилась искорка интереса. Машина притормозила на перекрёстке, и взгляд юноши вдруг зацепился за пожилого, лет семидесяти, человека, который сидел на прилавком одной из палаток; перед ним на деревянной столешнице лежала целая орда старинных фотоаппаратов, совершенно различных размеров, видов и типов, от крохотного, больше похожего на карманный диктофон, до камеры с огромным объективом. Влада заинтересовала какая-то непонятная здоровенная дура, лежавшая с самого края столика. Она выглядела странно, не была похожа ни на одну из виденных им ранее вещей, непонятной формы, из светло-серого пластика и с не горевшей сейчас маленькой зелёной лампочкой сверху. Там же, возле лампочки, проглядывались и какие-то щели, наверное, эта штука как-то раскладывалась. Мёртвые голубые глаза слегка расширились, Влад наклонил голову, стараясь понять, что же он перед собой видит. Если это такой фотоаппарат, то он, наверное, необычайно старый, и очень хочется хоть краем глаза глянуть, как он работает.       Андрей, выпустивший сына из виду, лишь ощутил приток холодного воздуха, ворвавшегося в салон; дёрнувшись, он повернул голову и увидел, что вторая пассажирская дверь распахнута, а Влада как ветром сдуло с сидения. Юноша вылетел под холодный дождь в чём был, в полупрозрачной шифоновой рубашке и ботинках на тоненькой подошве, никак не рассчитанных на такую слякоть, не надел даже куртку, отец только видел, как тоненькая фигурка мальчика несётся на всех парах к рынку.       — Всеволод! — заорал он, подав сигнал водителю не двигаться с места, и тоже выскочил на улицу. Что ещё взбрело в голову этому ненормальному мальчугану? — Всеволод, вернись сейчас же!       Но Влад не слушался, он с необычайной прыткостью перескакивал через препятствия вроде луж, неизбежно возникающие у него на пути, и летел вперёд выпущенной стрелой. Остановился он, лишь добежав до привлёкшего его ларька; замер возле столешницы, неотрывно глядя на ту самую непонятную ему вещицу. Дремавший дедуля, услышав топот, приоткрыл глаза и полусонно спросил:       — Тебе чего, приятель? Купить что-то хочешь?       Влад несмело указал пальцем на интересующий его странный агрегат.       — Де… — у него застучали от холода зубы, юноша густо сглотнул, стараясь говорить спокойно, и хрипловатым голосом продолжил: — Дедушка, а что это?       Продавец наконец проснулся и откровенно растерялся, разглядев стоящего перед ним покупателя. Мальчик. Похоже, не совсем адекватный, странный, особенно его совершенно мёртвые голубые глаза, в которых не отражалось ни единой мысли; но очень хорошо и дорого одетый, в тоненькой рубашке, сквозь которую просвечивает бледное тело, узких брючках и чёрных кедах, белоснежная подошва которых уже перепачкалась в слякоти, из уха торчит «гвоздик» с нехилым камушком, да и руки, указывающие на предмет интереса, изнеженные, с маленькой ладошкой, но длинными тоненькими «музыкальными» пальчиками и аккуратно обработанными ногтями. Дедушка даже удивился, что это за птицу такую к ним на рынок занесло. Но когда со стороны донеслось громогласное:       — Всеволод, а ну иди сюда сейчас же, а то голову оторву! — и, повернув голову, дедуля увидел бегущего к ним обозлённого мужчину, всё мигом встало на свои места. Ну понятно, богатый детёныш, убежавший от папеньки.       Подлетевший к ним белый от злости Андрей ухватил сына за локоть и с силой дёрнул его к себе:       — Ну куда ты рванул, маленький придурок?! — рявкнул он не своим голосом. — В машину, сейчас же! Я не переживу позора, если меня кто-то тут увидит!       — Не трогай меня! — неожиданно истерично взвизгнул апатичный Влад и с силой вырвал руку из его захвата. Отскочив от ошарашенного папы, подросток опять посмотрел на продавца:       — Дедушка, покажите мне, пожалуйста, вот эту штуку, — попросил он, указав пальцем на край столешницы.       — Эту? — старичок улыбнулся и взял ту самую непонятную вещицу в руки. — Конечно, вот, смотрите.       — А что это? — непонимающе спросил Влад, наклонив голову. Стоявший рядом Андрей скрипел зубами и стискивал кулаки, но не рисковал вмешиваться. Пусть этот пацан посмотрит, что хочет, и успокоится, так есть маленькая вероятность, что никто не заметит, что на «блошином» рынке, среди всей этой толпы находится один из богатейших людей в стране и его единственный ребёнок. Если же сейчас схватить Влада в охапку и силой утащить обратно в машину, он обидится и такой вой поднимет, что сюда весь рынок сбежится, и тогда уж точно уйти незамеченными не получится. Известный уже факт. Хотя стоит заметить, что Влад не так уж и часто выпрашивал у отца что-либо.       — Это фотоаппарат, — словоохотливо пояснил дедушка, которому вдруг стало жалко мальчика — похоже, отец у него хоть и не бедный, но совершенный тиран, который даже отойти от себя далеко ребёнку не даёт. — Настоящий «Полароид», тысяча девятьсот девяносто девятого года выпуска.       — По-ла-ро-ид? — медленно, по слогам повторил Всеволод.       Продавец ухватил верхнюю часть вещички, как раз там, где проходили щели в корпусе, и потянул её. Аппарат тихонько засвистел, зелёная лампочка на его корпусе загорелась, эта самая выдвигаемая часть оказалась деталью, закрывающей, видимо, от повреждений непосредственную камеру и вместе с тем несущей на себе вспышку. Сбоку виднелась надпись: «Polaroid»       — Как интересно, — прошептал побледневший Влад. — И им что, можно фотографировать?       — Конечно, надо просто кассету заменить, — улыбнулся дедушка и, развернув камеру, протянул её Владу. — Видите выступающую часть с отверстием? Смотрите в неё одним глазом, и нажимаете вот здесь, сбоку, — он положил палец на небольшой рычажок, находившийся справа. — И он сразу же печатает фотографию.       — Можно попробовать? — робко спросил юноша.       — Разумеется. Влад сощурил один глаз, приложился к маленькому окошку и аккуратно нажал пальцем на рычажок. Аппарат громко щёлкнул, из него вылезла квадратная карточка в белой рамочке. Но фотографии на ней не было — можно было видеть лишь желтоватый, как старая бумага, фон.       — Увы, кассета испорчена, — дедушка тяжело вздохнул. Поймав растерянный и непонимающий взгляд подростка, он пояснил: — У этой штуки внутри зашита специальная одноразовая кассета, грубо говоря, блок с батарейкой и светочувствительным фотоматериалом. Каждая такая кассета рассчитана на десять фотографий. Но следует учитывать то, что они могут лежать без дела не больше одного года, а покупать новые из-за того, что аппарат старый, встанет достаточно дорого. Но в общем и целом сама камера совершенно рабочая, если вы купите к ней кассеты — будет пахать, как новенькая.       Влад дрожащими руками сжал фотоаппарат. Густо сглотнув, он повернул голову к отцу и умоляюще уставился на него голубыми глазами.       — Пап…       Андрей измученно возвёл взгляд в серое небо, словно пытаясь найти там ответы на вопрос о том, почему его сын такой странный.       — Всеволод, не неси чепухи, — сердито заявил он. — На кассетах даже я разорюсь. Если тебе уж так приспичило фотоаппарат, я куплю тебе цифровой, поверь, у него и фотографии качеством намного лучше, и дешевле будет…       — Хочу этот! — взвыл Влад, прикусив нижнюю губу. Его глаза мигом наполнились прозрачными слезами, нос покраснел, и юноша затрясся, как в лихорадке. Андрей дёрнулся. Ну всё, сейчас этот выродок заорёт на всю округу, его истерики всегда начинаются именно с этого, с искривлённого лица и слёз.       — Не вздумай меня позорить, никчёмное существо, — прорычал мужчина и с силой дёрнул его за локоть, едва не сломав хрупкую косточку. — Положи аппарат туда, где взял, и пошли. Не хватало, чтобы нас тут кто-нибудь увидел.       — Не пойду! — заплакал подросток, пытаясь вывернуться из его руки. — Я с места не сдвинусь, пока ты мне не купишь этот фотоаппарат!       — Хочешь, чтобы я тебя, как кота паршивого, за шкирку в машину отволок? Могу устроить, — глаза Андрея налились кровью, он опять потянул сына за собой. — Хватит кривляться, пошли, пока ты не простудился и никто нас не заметил! Здоровый уже парень, усы скоро расти начнут, а ведёшь себя, как дитё малое!       — Пусти! — выл Влад, отчаянно барахтаясь, стараясь вырваться, не сломав при этом ничего. — Никуда я не пойду!       — Простите, что вмешиваюсь, — вдруг кашлянул дедушка, Андрей повернул к нему разгорячённое лицо. — Купите мальчику фотоаппарат. Поверьте, я совсем недорого за него попрошу, а ребёнку будет счастье.       — Помолчали бы уж, а то я не знаю, что вам, торгашам, лишь бы впарить чего-нибудь! — выплюнул Андрей. — Влад, живо в машину!       — Нет!       Отец выпустил его локоть и со всего размаху отвесил подростку пощёчину, да ещё с таким смачным звуком, что даже продавец поёжился. На бледной щеке юноши остался ярко-красный след, Влад захлебнулся плачем и примолк, приложив к коже замёрзшую ладонь. Щека горела, как будто её опалило огнём — рука у Андрея, несмотря на внешнюю худобу, была очень тяжёлая, после его оплеух на щеках подростка всегда оставались внушительные синяки.       — Только попробуй зареветь, получишь ещё, — пригрозил Андрей, глядя на полуобморочного сына. Но Влад не заплакал в голос и не захныкал, он так и замер, приложив руку к красной от удара щеке. — Если ты сейчас же, сию секунду не сделаешь то, что я говорю, я уеду без тебя, домой сам, пешком пойдёшь!       — Отстань от меня! — юноша всхлипнул и прикрыл глаза. — Незачем показывать, как сильно ты меня ненавидишь, я это и так хорошо знаю!       Андрей стал медленно наливаться синевой. Влад принялся размазывать по лицу льющиеся из глаз слёзы.       — Едрить твою богомать, не ребёнок, а горе луковое, — Андрей сплюнул сквозь зубы, достал из кармана тёмного кашемирового пальто дорогой кожаный бумажник, вытащил две пятитысячные купюры и сунул их деду. Тот от удивления аж присел на свой колченогий табурет:       — Вы с ума сошли? Фотоаппарат в пять раз меньше стоит!       — Сдачу можете себе оставить, — буркнул Андрей. — Умоляю, отдайте ему только этот аппарат. А то этот выродок сейчас вой на весь рынок поднимет, а я не хочу, чтобы меня тут увидели.       Дедушка засуетился, достал из-под прилавка большую квадратную коробку, бережно уложил туда фотоаппарат, заклеил места стыка прозрачной клейкой лентой и протянул мужчине со словами:       — Там внутри есть чек, если вдруг сомневаетесь в подлинности.       — Да наплевать мне на ваш чек, — рявкнул Андрей, взял коробку и сунул её замершему от счастья Владу. — На, капризуля. Доволен?       Слёзы на щеках подростка высохли. Всеволод вцепился в подарок и кивнул.       — Тогда пошли уже наконец отсюда, — раздражённо велел мужчина, беря его за плечо. На его лбу блестели крупные капли пота, под кожей на висках ходили вздувшиеся, походящие на сетку светло-синие жилы, руки тряслись, как будто жили отдельной от своего хозяина жизнью. Владу казалось, что он всей кожей ощущает волны ненависти, идущие от отца. И это было далеко не самым приятным чувством. Густо сглотнув и ещё сильнее прижав к себе коробку, юноша опустил голову и последовал за Андреем с видом человека, которого тащат прямиком на плаху и который прекрасно осознаёт всю обречённость своего положения.       Дедушка задумчиво поглядел им вслед.       — Бывают же отцы… — неодобрительно цокнул он языком. — Никогда я этого не пойму — зачем вообще заводить ребёнка, если терпеть детей не можешь?       Тут к прилавку подошёл новый покупатель, и пожилой мужчина отвернулся от быстро удалявшейся странной парочки. Но он чувствовал, что увиденная сцена ещё нескоро выйдет у него из головы.       — Тьфу, — злобно выплюнул Андрей, когда они опять оказались в салоне, и машина медленно тронулась с места. — Позорище. Я, и в таком плебейском месте… Просто отвратительно. Очень надеюсь, что никого из случайных знакомых там поблизости не было, а то ведь меня мигом опустят в разряд прислуги, не отмоешься потом от этой дряни, даже если докажешь, что по делу тут был. Имей в виду, идиот, если ты хоть кому-нибудь сболтнёшь… — он зло покосился на Влада, который достал полароид из коробки и внимательно его разглядывал с недоуменным выражением лица, и едва удержал тяжкий вздох. Поздно на него кричать, он уже всё забыл. И не вспомнит.       — А-а? — растерянно протянул Влад, поглядев на отца пустыми глазами, и тем самым подтвердил все догадки Андрея. Тот только скрипнул зубами и отвернулся. Может, это и хорошо, что он всё-таки купил этот фотоаппарат — авось у Влада наконец появится хоть какое-то дело, и он не будет приставать к отцу, и откупиться от него теперь будет намного проще: сунул кассету — и пацан заткнулся. Недаром говорят, всё, что только ни делается, делается к лучшему.

***

      Роскошный вип-зал фешенебельного клуба «Формуляр», обычно пустовавший и оживлявшийся максимум раз в месяц, когда очередной «новый русский» хотел с шиком отметить свой день рождения, сегодня был украшен по последнему писку моды и до отказа заполнен людьми. Длинные столы, поставленные буквой «Г», были накрыты парчовыми скатертями, свисавшими до самого пола, и ломились от деликатесов и дорогой выпивки вроде виски сорокалетней выдержки. В углу помещения высилось некое подобие сцены, вернее, небольшой участок пола, поднятый примерно на тридцать сантиметров, на этом возвышении стояли музыкальные инструменты, микрофон на стойке, две гитары и навороченная ударная установка. Сейчас музыка временно стихла; у музыкантов был перерыв на десять минут, на таких мероприятиях они почти что уравнивались с гостями, находились где-то на среднем положении между приглашёнными и прислугой, и имели право на кратковременные передышки. Но шум в зале не затихал, многочисленные гости громко разговаривали, разбившись на небольшие группки, обсуждали свои личные дела, смеялись. На небольшом кожаном диванчике, стоявшем у стены, сидел и сам виновник торжества — светловолосый голубоглазый мужчина в безупречном фраке, белой накрахмаленной рубашке и с шёлковой бабочкой, повязанной под воротником. По виду — почти что настоящий аристократ, такая осанка и высокомерное поведение может быть присуще только людям высшего класса. И только здоровенные, совершенно безвкусные золотые часы на запястье и перстни, торчащие на каждом пальце, очень портят всё впечатление и выдают человека, который выбрался на верхушку в девяностые годы и далеко не самым законным способом. Типичный представитель мафии, которая сейчас опутала, как цепями, всю Москву и могла протянуть руки куда угодно.       Андрей сегодня со всей помпезностью отмечал свой пятидесятилетний юбилей. Мужчина не был из числа кокетливых людишек, возраста своего не скрывал и потому, особо не морщась, просто снял вип-зал клуба и собрал пятьсот человек. Это был не столько повод с шиком отпраздновать день рождения, сколько возможность покрасоваться на публике и недвусмысленно показать, как хорошо у тебя идут дела, если ты можешь позволить себе закатывать такие шикарные вечеринки.       Всё было организовано тщательнейшим образом. Лакеи, одетые в элегантную чёрно-белую форму и сверкавшие посеребрёнными бейджиками, сновали по помещению туда-сюда, наполняя опустевшие тарелки с деликатесами. Подарки, которые вручали Андрею, специально нанятый человек тут же относил на стол в углу зала, и возле этой горы коробок дежурило ещё два охранника, на всякий случай, чтобы кто из шустрых на руку гостей не стырил что-нибудь ценное.       Влада раздражал весь этот галдёж и шум, который издавала толпа. Юноша притаился возле стены, сжимая в руках тот самый полароид. Влад взрослел, ему не далее как месяц назад исполнилось восемнадцать лет, уже по всем параметрам взрослый молодой человек, но некоторые вещи так и не менялись; с тех самых пор, как отец купил ему этот старый фотоаппарат, Всеволод не выпускал его из рук. Он смог сообразить, что это неплохой способ бороться с пропадающей памятью, и поэтому теперь фотографировал всё и вся, после чего обязательно подписывал карандашом дату сзади каждой фотографии. Таких фото у Влада уже скопилось огромное количество, дома, в специально оборудованном шкафу, находилась целая куча толстых альбомов, из которых уже давно было составлено нечто вроде картотеки — на каждую книгу предусмотрительно наклеена бумажка с какой-либо подсказкой: например, на ней могла была быть написана дата, к которой относятся все фотографии в данном альбоме, ведь порой у Влада за один день накапливалось столько карточек, сколько у нормальных людей и за месяц не бывает, или какое-либо кодовое слово, которое могло бы дать памяти толчок и помочь сориентироваться. Все эти сборники были строжайшим образом расставлены на полках, и если Владу хотелось освежить какие-либо данные в голове, он ориентировался только по этим бумажкам. Хотя подстраховка не мешала, он всё равно каждую фотографию подписывал карандашом сзади, чтобы не допускать ошибок и путаницы. Такой ход ему посоветовал один из врачей, по которым в своё время таскал юношу обозлённый отец; сказал, мол, если ты всё время всё забываешь, попробуй не только оставлять самому себе подсказки в виде записей в блокноте и подписанных фотографий, но и упорядочивать эти подсказки, чтобы можно было в любой момент сориентироваться и сообразить, что именно ты забыл. Влад послушался и довольно быстро понял, что это очень удобно. Конечно, какое-то время приходилось постоянно напоминать себе самому о необходимости завести новый альбом и подписать его, но потом юноша привык и стал делать это почти что автоматически.       В его карманах и сумках теперь постоянно лежало как минимум три запасных кассеты для фотоаппарата, а сам «Полароид» неизменно болтался на шее. К этому тоже пришлось привыкать, чудо техники было довольно громоздким, большим и тяжёлым, да и фотографировать что-либо тихонько и незаметно им было невозможно, при нажатии на кнопку съёмки он громко щёлкал, и фотографию печатал отнюдь не бесшумно. Андрея эти звуки стали раздражать уже через пару дней после покупки фотоаппарата. Отец пытался уговорить Влада отбросить эту дурацкую затею с камерой мгновенной печати, приводил множество доводов, в том числе пугал парня, что фотографии имеют обыкновение быстро портиться, выцветать и зеленеть, обещал в случае согласия купить Владу самый навороченный цифровой фотоаппарат с крутым объективом, но юноша не дрогнул и продолжал, несмотря на злобу отца, с громкими щелчками снимать всё, что только попадалось ему на глаза. В конце концов Андрей сдался и махнул на Влада рукой — как говорится, чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало и не действовало на нервы. Так только лучше — ни к кому не пристаёт на мероприятиях, не надоедает, как другие подростки, взрослым своей ерундой, стоит себе в уголке да щёлкает фотоаппаратом, и ничего ему больше для счастья не надо, прямо идеальный ребёнок. Андрей, правда, время от времени всё-таки посматривал на него с укоризной, будь его воля — он бы вообще не выводил странного парня в люди, но на каждом празднике, если он появлялся без сына, непременно находилась хоть одна любопытная личность, которая подходила к мужчине и начинала с интересом выспрашивать:       — А где же Владик? Отчего ты его с собой не взял?       И Андрей живо смекнул, что если не таскать Влада с собой по выходным мероприятиям, будет только хуже, ещё, не дай бог, поползут слухи о том, что парень того, с дефектом. А так прикусят языки. И с того момента, как Влад прекратил выпускать из рук фотоаппарат, Андрей стал спихивать всё на то, что сын учится в элитной фотоакадемии, он очень творческий человек, отсюда и некоторые его странности вроде того, что он постоянно просит окружающих разрешить ему сфотографировать их и что Влад сам по себе на редкость мрачная личность, которая никогда не улыбается и может взорваться от самой незначительной детали, которая ему не понравится.       Сегодня всё катилось по обычным рельсам. Андрей весело щебетал с гостями, бесконечно громко обсуждая что-то то с одним, то с другим, а Влад, почти не двигаясь с места, стоял возле стены и снимал всё, что привлекало его взгляд. Парень ощущал себя чужим среди всей этой развесёлой подвыпившей толпы, он не знал, кто все эти люди, не понимал, о чём они говорят. Хотелось, чтобы те два часа, что отец ему велел непременно провести на тусовке, побыстрее пролетели, и Влад мог на всех основаниях отсюда свинтить.       От толпы отделился невысокий мужчина в серебристом костюме и чёрной рубашке, которая ну никак не гармонировала с пиджаком и брюками. Он огляделся по сторонам и зацепился взглядом за Влада; улыбаясь и поправляя на крупном носу прозрачные очки в элегантной оправе, он подошёл к парню и искренне воскликнул:       — Ну здравствуй, Всеволод. Очень рад снова тебя видеть, давненько ты уже не появлялся на всех этих мероприятиях с Андреем… Боже мой, как же летит время, кажется, будто я ещё вчера видел тебя ещё совсем ребёнком, а сегодня передо мной уже такой прекрасный молодой человек!       Влад опустил фотоаппарат и с недоумением уставился на мужчину. Этот человек что, ему знаком? Юноша отнюдь не помнил, чтобы хоть раз видел его рядом с папой. Впрочем, он был твёрдо уверен, что вообще никого из присутствующих не знает, вероятно, дядька с неприятной липкой улыбкой и впрямь лицезрел Влада ещё маленьким, а Влад из-за своей амнезии его не помнил напрочь.       — Ах, ну да… Это было так давно, ты меня, наверное, и не помнишь, — опомнился неожиданный собеседник и опять поправил очки рукой с короткими пальцами. — Меня зовут Константин, мы с твоим отцом работаем почти что бок о бок, сотрудничаем очень во многих делах.       — Здравствуйте, — вежливо ответил Влад. — Простите, но я действительно плохо Вас помню…       «Вернее сказать, не помню вообще».       — Неудивительно. Когда мы последний раз виделись, тебе лет восемь было, — Константин рассмеялся и тронул его ладонью за плечо. — Ты повзрослел. Был такой тощенький мальчик с паучьими ручками-ножками, постоянно писавший что-то в блокнотике и чуравшийся подходить к другим, а сейчас только посмотри — прямо принц, весь в отца, жениться самая пора!       — Рано мне ещё жениться, — мрачно ответил Влад. — Только восемнадцать исполнилось.       — Да? — искренне удивился Константин. — Надо же, а я думал, что тебе больше… И когда же тебе восемнадцать стукнуло?       — Э… — этот вопрос всегда загонял парня в тупик. Влад никак не мог запомнить, когда у него день рождения, эта дата была записана в блокнот, но сейчас лезть в записную книжку было бы крайне глупо, и потом влетит от папы, который перед каждым выходом строго приказывал сыну молчать о болезни и вообще лишний раз не заговаривать ни с кем, чтобы глупостей не наделать. — Эээ… Месяц назад.       Если Константин и изумился его странной заминке, то виду не подал.       — Ну, тогда и вправду рановато, — с усмешкой сказал он. — Куда спешить? Лучше уж пожить для себя, пока есть возможность. Особенно когда рядом есть такой замечательный папа, как Андрей, который любит тебя и ни в чём не отказывает, верно?       Влад поджал губы. Ну, насчёт «ни в чём не отказывает» в принципе верно, Андрей всегда предпочитает заткнуть сыну рот деньгами, когда парню что-то нужно, а вот по поводу любви можно и поспорить… Юноша не помнил моментов из детства, но воспоминаний о сегодняшнем дне ему было достаточно, чтобы со всей уверенностью сказать, что отца он раздражает, Андрей бы с удовольствием лишний раз не видел сына. Но сейчас речь не о правде, которая скрыта от посторонних глаз…       — Да, папа замечательный, — без тени улыбки ответил Всеволод. — Не только со мной, он вообще очень хороший человек.       — Это верно. Таких, как твой отец, очень мало на свете, — Константин легонько потрепал его по волосам. — Цени его, Всеволод.       Влад опять поднял полароид, висевший на шее, разложил его и спросил:       — Вы разрешите мне сделать парочку воспоминаний о вас?       — Воспоминаний? — не понял Константин.       — Ну воспоминаний, — Влад прикусил губу и достал из нагрудного кармана рубашки стопку карточек за уголок.       — А-а-а, ты имеешь в виду фотографии? — мужчина опять засмеялся. — Ну конечно, делай.       Влад приложился к объективу и сощурил один глаз, палец уже привычно надавил на рычажок справа. Полароид щёлкнул, из него вылез небольшой серый квадрат, на котором через короткое время проявилось изображение Константина, на фотографии выглядящего ещё хуже чем в жизни; совершенно нефотогеничный. Влад выдернул карточку, пару раз взмахнул ей — как ему кто-то сказал и как было записано в блокноте, от этого фото быстрее проявится, после чего вытащил из того же нагрудного кармана крохотный карандаш и, перевернув фотографию, принялся быстро что-то строчить на задней части.       Константин от таких действий впал в полнейшее недоумение.       — Какой у тебя интересный фотоаппарат, — протянул он. — Старый?       — Да, — коротко ответил Влад, подписав карточку и сунув её в карман. Он не желал вдаваться в подробности. Не помнил ведь, откуда у него взялся этот фотик и в какой промежуток времени.       — У меня самого такой был, покупал ещё в конце девяностых годов, но почти им не пользовался, — пояснил Константин. — Вот уж не думал, что в наше время, эру цифровых аппаратов, встречу молодого человека, который предпочитает всё снимать при помощи древнего полароида.       — Он мне нравится, с ним удобно и фотографии сразу печатаются, — Влад качнул головой. — Можете считать это странным, но цифровые фотики мне категорически не по вкусу.       — Ну, это уже, как говорится, кому что нравится, — неконфликтно ответил Константин и, ещё раз улыбнувшись парню, пошёл обратно к остальным.       Влад сложил камеру и выпустил её из рук, позволяя повиснуть на шее, после чего вздохнул и вдруг почувствовал першение в горле. Надо было срочно пойти и чем-то промочить глотку. Но парень не успел даже шага сделать — рядом вдруг, словно уловив его мысли, возник официант в чёрно-белой форме и услужливо спросил:       — Всеволод Андреевич, вам что-нибудь принести?       — Воду, пожалуйста, — попросил Влад. — Лучше какую-нибудь сладкую, если можно.       — Конечно, сейчас принесу, — с готовностью ответил халдей и испарился.       Влад опять прислонился к стене, пустым взглядом окидывая зал. Ну хоть бы одно приятное молодое лицо возникло! Нет, одни старики, ровесники отца, и столь же мерзкие, как он сам, с такими же надутыми рожами и растопыренными веером пальцами. И вокруг преимущественно мужская компания — лишь некоторые гости прихватили с собой жён, по возрасту годящихся им в дочки, а детей у них либо ещё нет, либо они слишком маленькие для того, чтобы таскать их по приёмам. Андрей представлял собой редкий вариант подобного «авторитета»: ребёнком он обзавёлся относительно рано, ему было чуть за тридцать, а жене, Ирине, и того меньше. А присутствующие сейчас мужланы его ровесники, кое-кто даже и старше, но тем не менее потомки отсутствуют. И от этого Влад ощущал себя ещё более неуютно. Нет, он не страдал от отсутствия компании, ему и одному было хорошо, но порой всё же хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, подходящим тебе по возрасту, и Влад после того, как его выставили из последней школы, практически не видел своих ровесников.       Сбоку послышался цокот каблуков, кто-то закрыл парню ладонями глаза, и хрипловатый, но высокий девичий голос весело воскликнул:       — Владька, угадай, кто?       — Понятия не имею, — мрачно отозвался Влад, крутя головой. Запах духов, тонкий, какой-то цветочный, похожий на аромат ландышей, вдруг показался ему знакомым.       — Ох, ты никогда не изменишься. Всё такой же скучный и совсем не хочешь играть, — расстроенно констатировала невидимая девушка и убрала руки. Влад повернулся и наконец увидел её. Хрупкая, невысокая, почти на голову ниже него, в средней длины ярко-голубом платье и таких же «лодочках» на высоких тонких шпильках. Длинные светлые волосы, завитые и явно уложенные очень дорогим парикмахером, бриллиантовое колье на шее, в ушах покачиваются огромные прозрачные камни в золотой оправе, на тоненьком запястье, похожем на сухую веточку, болтаются изящные часики. На лицо не красавица, мелькает что-то такое неприятное, злое, но и не страшная, небольшие светлые глаза, слегка вздёрнутый нос, губы, крупноватые для таких мелких остальных черт, и они кажутся ещё больше из-за бордовой помады. Влад машинально глянул на её правую руку и увидел тускло поблёскивающее золотое кольцо на безымянном пальце. Нет, эта мадам явно не была ему знакома, его обычно воротило от подобных дамочек. Хотя говорить «дамочка» тут не очень в тему, она, похоже, ненамного старше самого Влада.       — Эх ты, — горестно проговорила девушка, прикладывая к щеке тонкие пальцы. — Мог бы хоть попробовать отгадать, кто тебе глазки красивые закрыл!       — Вы кто? — растерянно спросил Влад.       — Рита, — улыбнулась та. — Мы с тобой дружили, когда были помладше, помнишь? — увидев, как парень отрицательно помотал головой, она цокнула языком. — Впрочем, этого следовало ожидать… У тебя всегда с памятью беда была.       Она покопалась в маленьком клатче, который держала в руках, вытащила квадратную фотографию в белой рамке, слегка выцветшую — точно такую же, какие Влад делал своим полароидом — и протянула парню. Всеволод несмело взял снимок. Камера запечатлела двоих подростков; её явно держали на вытянутой руке и снимали наугад, этакий суровый вариант нынешнего селфи. Влад, как обычно мрачный и угрюмый, с ничего не выражающими голубыми глазами, и та самая девица, что стоит сейчас перед ним, только волосы у неё несколько короче и собраны в хвостик, и макияж более естественный, без тёмно-красной помады. Парень перевернул фотку и увидел сделанную карандашом надпись: «Влад и Рита. 10.06.2005»       — Обычно ты предпочитал не делиться, как говорил, «воспоминаниями», — смеясь, пояснила Рита, — но для меня сделал исключение и отдал эту карточку. Хорошо, что я её с собой взяла, а то бы ты небось мне и не поверил. Ну, вспомнил?       — Если ты правда была моей подругой, ты должна знать, что я почти никогда ничего не вспоминаю… Даже эти фотографии не всегда могут дать нужный толчок, — Влад со вздохом отдал ей карточку. — Прости, совсем никаких ассоциаций не возникает…       — Ну да ладно, неважно, — Рита убрала фотографию обратно в сумочку и отбросила с лица длинную завитую прядь волос. — Чего стоишь тут один? Всё так же не хочешь подходить близко к другим людям?       — Зачем мне к ним подходить? Я их не знаю, не люблю посторонних, — хмуро отозвался парень, сложив руки под грудью. — И папа велел держаться подальше от гостей и по возможности ни с кем не заговаривать.       — Почему он тогда вообще взял тебя с собой, если так? — изумилась Рита.       — Не помню, — покачал головой Влад. — Но, наверное, были причины. Папа ничего просто так не делает… Думаю, он просто до усрачки боится, что если не вытащит меня и не покажет, как животное в цирке, этим снобам, поползут слухи о том, что я больной. А это для отца будет хуже, чем голым в толпе оказаться. Репутация, блин. Она для него ценнее всего на свете.       Влад чуть не сплюнул сквозь зубы. Для того, чтобы сделать такой вывод, ему было достаточно пары фраз, произнесённых отцом непосредственно перед мероприятием, тех, что он ещё не успел забыть.       — Не понимаю, чего Андрей Александрович так сильно печётся об этом. Отсутствие долгосрочной памяти ведь не венерическая болезнь, чтобы люди шарахались в стороны, — Рита поджала губы. — И не сильно-то ты на больного похож, обычный мрачный парень с фотоаппаратом, по виду и не скажешь, что у тебя в мозгу нарушения.       — Поэтому папа и не разрешает мне общаться с остальными… Внешне я нормальный, а вот при разговоре мигом станет понятно, что я не совсем адекватный… Ну не может нормальный человек говорить о чём-то, а через пять минут уже с лёгкостью забыть, о чём болтал. Впрочем, я только рад, не очень-то и хочется болтать с этими незнакомыми мне мерзкими стариками, — Влад повертел полароид в руках и качнул головой.       Рита оглядела его и тяжело вздохнула. До чего же жестока иногда бывает природа. Хоть Влад и отпугивает всех своим мрачным видом, но вообще-то он такой красавчик: светло-русые волосы, модно подстриженные и отливающие золотыми оттенками в лучах лампы, мягкие черты лица, больше бы подошедшие девушке, чем такому парню, слегка горбатый, но аккуратный нос, тёмные брови, вечно поджатые губы, ярко-голубые глаза, полупрозрачные, как льдинки, с маленькими зрачками и проступающими прожилочками, очень красивые, но совсем ничего не выражающие; так смотрит на мир двухмесячный младенец, он вроде и видит окружающую обстановку, но понять и разумно оценить, что в ней происходит, не может. К смазливому симпатичному лицу прибавлялось худое, но довольно крепкое тело, которое без футболки, наверное, выглядело так, что можно было с ума сойти. С такой внешностью Влад мог бы работать в модельном агенстве и быть знаменитостью, если бы не слишком трепетно относящийся к репутации отец и болезнь. Рите частенько, когда она глядела на мрачного парня, казалось, что Всеволод бы с удовольствием весело прыгал и бегал с другими ребятами, если бы Андрей не втемяшил ему в голову, что отсутствие памяти — показатель ущербности. Но сделанного назад не вернёшь. Из, возможно, способного стать дружелюбным и обаятельным ребёнка выросла вечно насупленная, замкнутая и молчаливая личность, и поздно уже судить, виновато тут воспитание Андрея или же такова сущность самого Влада.       — Если ты моя подруга… — вдруг послышался в самом ухе тихий голос парня, Рита вздрогнула, стряхнула с себя мысли и повернулась к нему. Влад разложил фотоаппарат и теперь умоляюще смотрел на неё. — …Можно попросить тебя сделать воспоминание?       Девушка рассмеялась и приникла к нему, почти что прижавшись щекой к шее. Явственно чувствовался исходящий от его кожи аромат парфюма, в котором смешались запахи грейпфрута и одновременно чего-то очень острого, смахивающего на перец. Сколько Рита помнила, Влад почти всегда пользовался одним и тем же одеколоном.       — Ну конечно, дурачок. Давай, фоткай.       Влад снял фотоаппарат с шеи, поднял его на вытянутой руке и отточенным движением нажал на спуск. Опять громкий щелчок, из нижней части вылезла карточка, похожая на ту, что демонстрировала Рита в начале: такая же весело улыбающаяся девушка и парень с пустым взглядом. Влад живо вытащил её, обмахнул, потом выудил из кармашка карандаш и поставил точку на задней части, явно собираясь что-то написать. Но почему-то затормозил, непонимающе хлопая глазами.       — Что? — вздрогнула Рита, уже осознав, что произошло. Ну вот. Сейчас придётся по второму кругу ему всё рассказывать.       — А какое сегодня число?       — Седьмое октября, — пояснила Рита.       — А год? — Влад наклонил голову.       — Две тысячи девятый, — терпеливо ответила девушка. — Предвосхищая твой следующий вопрос, скажу, что меня зовут Рита, и мы находимся в ресторане, где твой папа, Андрей Александрович Соколовский, отмечает свой юбилей.       — А-а-а… — понимающе протянул Влад и зашуршал карандашом. — Благодарю.       Подписав карточку, он посмотрел на Риту и протянул ей фотографию.       — Хочешь, тебе отдам? Ты очень красивая, хорошо на ней получилась.       — Спасибо за комплимент, — Рита, улыбнувшись, перехватила его руку. — Но пусть эта фотография будет у тебя. Сам же сказал, это воспоминание. Может, в следующий раз сам меня вспомнишь. И потом, мне будет приятно, если фотка, на которой я такая красавица, останется у тебя.       Влад пожал плечами и убрал фотку в карман рубашки. Ну, останется — так останется. Тут рядом оказался тот самый халдей, который некоторое время назад пошёл за водой для парня. Он тащил в руках маленький, чуть больше тарелки, круглый посеребрённый поднос, по которому взад-вперёд ездил стакан, наполненный прозрачной жидкостью с пузырьками.       — Вот, «Спрайт», как вы и просили, Всеволод Андреевич, — запыхаясь, проговорил он.       — Тебя только за смертью посылать, — раздражённо процедил Влад. — Тебе полчаса понадобилось, чтобы сбегать на кухню и налить стакан воды?       Рита укоризненно покачала головой. Не стоило считать Влада хамом, он обычно очень вежливо разговаривал с прислугой, особенно когда не помнил, что это наёмный персонал, но сейчас его явно выбешивает ситуация, раздражает необходимость находиться в этом душном зале среди толпы незнакомых людей, отсюда вредность и нетерпимость.       — Простите, — виновато ответил официант. И тут случилось непредвиденное — попытавшись подойти ближе, он споткнулся о шнур, ведущий к сцене, сам удержался на ногах, но, чтобы сохранить равновесие, дёрнул рукой и накренил поднос. Стакан упал на пол и с грохотом рассыпался на крохотные осколки. Влад ощутил влагу на руке и медленно повернул голову. Ну, так и есть — из стакана выплеснулась газировка и в падении окатила его предплечье, на шёлковой ткани явно проглядывалось мокрое пятно.       Глаза Влада налились кровью, лицо посинело, на лбу заходили выпирающие жилы. Рите захотелось прикрыть голову руками и отползти в сторону. Ну всё, сейчас рванёт.       — Какого хера?! — взвыл Влад. — Я тебе сейчас глаз на жопу натяну, урод! Даже стакан нормально подать не можешь!       Официант, явно испугавшийся того, как в секунду переменился апатичный парень, залепетал, чуть не ударяясь лбом об пол:       — Ради Бога, простите! Я не нарочно! Так и знал, что этот шнур ни к чему хорошему не приведёт… Разрешите вытереть… — он с трудом привстал, трясущейся рукой стянул с плеча бумажное полотенце и попытался приложить его к пятну.       — Не прикасайся ко мне, шваль косорукая! — заорал Влад, с силой отпихнув его руку и прикрыв пятно ладонью.       — Влад, успокойся, это всего лишь вода, — попыталась утихомирить его Рита, осознавая всю бесплодность попыток. Если Влад взорвался, остаётся только одно — сидеть тихо и ждать, пока он проорётся.       — Конечно, вода, только липкая и сладкая! — взревел не своим голосом Влад. — Пятно останется! Вы хоть отдалённо себе представляете, сколько стоит эта блядская рубашка?!       Рита не нашлась, чем возразить. В таком состоянии Влад начисто слетает с катушек, бесполезно пытаться привести его в чувство. Официанту просто не повезло, что он такой неловкий, сейчас на его голову небо упадёт.       — Давайте я вытру, — заплетающимся языком шептал парень в чёрной жилетке, пытаясь промокнуть пятно полотенцем.       — Свали, пока я тебе это полотенце в жопу не запихнул! — рявкнул взбешённый Влад. Вырвав из руки халдея салфетку, он скомкал её, швырнул в лицо официанта и, встряхнув головой, рванул прочь. Фактически на бегу он схватил с вешалки из красного дерева свою куртку и вылетел на промозглую дождливую улицу. Клацнув зубами, Влад завернулся в куртку, передёргиваясь под порывами ледяного ветра, запустил руку в карман, вытащил один из многочисленных блокнотов, на мгновение застыл, не зная, для чего ему понадобилась книжка с записями, потом посмотрел на несущиеся по подходящей почти вплотную к зданию дороге машины… Парень перелистал странички, нашёл то, что его интересовало, убрал книжку, вытянул руку и крикнул:       — Такси!       Жёлтая машина ловко свернула на крайнюю правую полосу и остановилась, Влад буквально ввалился внутрь, вжавшись в обитое велюром сидение и тихонько постукивая зубами. Провёл на улице всего пару минут, а успел промёрзнуть, как собака. Слишком он нежный.       — Вам куда, молодой человек? — участливо осведомился пожилой водитель, повернувшись и окинув своего пассажира недоуменным взглядом.       — Куда угодно, только подальше отсюда, — нервно бросил Влад, прикусывая губу.       Водитель передёрнул плечами и отвернулся обратно. И не таких странных встречал, небось поссорился с кем-нибудь и поэтому горит желанием уехать куда-нибудь подальше. Влад дрожащими руками достал фотоаппарат, поднял его, направив камеру на себя, и нажал на рычажок. Раздался громкий щелчок. Из отверстия вылезла его карточка. Парень уже на автомате обмахнул её, подписал вытащенным карандашом и сунул в карман.       — И всё же, скажите адрес. Мне, конечно, выгодно то, что вы не знаете, куда хотите, но сомневаюсь, что вам охота накататься на бешеные тысячи, — сказал водитель, поглядев в зеркало заднего вида.       — Адрес… — медленно протянул Влад, поднимая пустые глаза. Так всегда происходило — после взрыва у него исчезали все воспоминания о том, что вызвало истерику, и опять начиналась апатия. — А что это?       — Ну улица, номер дома, — изумлённо ответил мужчина.       — А…Слово «домой» Вам о чём-нибудь скажет? — Влад наклонил голову. — Я хочу домой.       — Увы, нет, не скажет.       Притормозив на светофоре, пожилой водитель опять повернулся к нему.       — Слушайте, вы какой-то странный. У вас всё в порядке?       — Да, в порядке… Просто у меня очень плохая память.       Влад снова полез в блокнот. Пошуршал тоненькими листочками, поставил палец на строчку и неуверенно сказал:       — Проспект Мира, восемь, шестой подъезд, третий этаж, квартира четыреста пятнадцать… Это подойдёт?       — Этаж и номер квартиры мне ни к чему.       Парень вздохнул и опять сжал пальцами камеру, чтобы успокоиться. Дорога заняла приблизительно полчаса, и такси въехало на территорию небольшого двора, примыкавшего к старому высокому дому с тёмными окнами. Влад расплатился с шофёром и замер перед подъездом, хлопая ресницами. Совершенно незнакомое ему место, явно не то строение, где находится квартира отца. Почему же этот адрес был записан там, где находится вся важная информация? Парень покопался в карманах, нашёл две связки ключей, приложил сначала одну «ложечку» к домофону, следом другую, и вторая подошла. Дверь с электрическим писком открылась, Влад поднялся на третий этаж и легко справился с железной дверью при помощи той же связки ключей. В нос мигом ударил особый запах помещения, в которое давно уже не ступала нога человека. Ковёр в прихожей был серым от пыли, которая покрывала его сантиметровым слоем. Ровно как и мебель из красивого гладкого дерева, некогда бывшего рыжим. Влад прикрыл за собой дверь, щёлкнул выключателем сбоку. Под потолком вспыхнула грязная лампочка. Да уж, ну и местечко. Едкая пыль мигом влетела в нос, Влад не выдержал и громко чихнул, потирая пальцем область под носом. Звук эхом разлетелся по пустой квартире.       — Я знаю, что это за место, — прошептал самому себе Влад. — Это квартира моей матери. Странно, но я помню, как отец говорил, что она оставила её мне в наследство, но тут же велел мне об этом забыть, потому что я не способен жить один, и незачем соблазняться такими мыслями…       Скинув верхнюю одежду и кеды, парень прошёл в маленькую комнату и, несмотря на промозглость, открыл окно нараспашку. Ледяной сквозняк мигом влетел в спальню, и Влад поёжился. Да, холодно, но надо хоть немного проветрить, не спать же в таком пылище, ещё аллергия начнётся. А ехать домой, к папе, уже нет ни сил, ни желания. Хочется побыть одному. Хоть немного. Влад огляделся по сторонам и тяжело вздохнул.       — Буду использовать это место, как убежище… Только надо будет нанять кого-нибудь тут прибраться. Не самому же в этой грязи ползать.       Влад сходил в прихожую, достал свой блокнот и карандаш, записал необходимые сведения, чтобы завтра утром не проснуться в неведении и полной панике, и вернулся в спальню. Эта толпа словно высосала из него все силы и подсунула на замену ощущение какой-то жуткой гадливости. От этого парня едва не тошнило. Сейчас хотелось только принять душ, чтобы смыть с себя всю эту дрянь, и лечь спать. А завтра утром проснуться с пустой головой. И ничего, кроме фотографий и записей в книжке, больше не напомнит ему об этом дне.