Рассвет Кровавой Хабанеро

      — Привет, — сказал Минато, неловко улыбаясь, заходя в комнату Хабанеро.       — Что-то ты зачастил, — едко ответила та. — Нравлюсь, что ли?       — Ну… — он отвел взгляд и зарумянился.       — Ну да, конечно… — фыркнула Кушина, глядя, как вслед за ним на пороге ее узилища появляется Джирайя.       — У нас сегодня плотный график, ребятки! — обрадовал Жаб, опуская лишние, по его мнению, приветствия. — Итак, вчера у нас уже появился прогресс: мы смогли подать нашу девушку, — он с обожанием во взгляде посмотрел на свою Помидорку, — в должном виде, но не успели как следует поработать над ее манерами.       — Да-да, — пробухтела Узумаки, которая уже выслушала от вчерашних клиентов, какая она неотесанная шлюха.       — И что ты предлагаешь? — решил заранее уточнить Минато, которому вовсе не хотелось повторения вчерашних побоев.       — Ролевые игры! — радостно возвестил семпай, так, словно речь шла о чем-то самом расчудесном-распрекрасном и радостном в этом мире.       — А не староват ты в игры играть? — тут же вставила язвительная Кушина.       — Отнюдь! — Жаб склонился над ее ухом и проворковал в него: — У нас же игры для взрослых. А ты уже большая девочка, — он в очередной раз попытался полапать ее и снова получил по рукам.       — Так что это за игры? — спросил Намикадзе, которому уже не только доводилось подобное слышать, но и видеть некоторые явления, вроде игры «в лошадки» или в «строгую госпожу и покорного раба», которые, по его разумению, годились в основном для изрядно подвыпивших вместе со шлюхами клиентов.       — Для начала что попроще. Разыграем небольшую сценку: ты, парень, будешь клиентом, а наша девушка тебя обслужит.       У Минато при мысли о том, что вчерашнее дивное видение (которое ему всю ночь потом снилось) будет его обслуживать, ум за разум зашел. А Джирайя, прежде чем Хабанеро успеет что-либо возразить, красноречиво достал тот самый хлыст и стегнул им по своей ладони. Кушина намек поняла и, сделав как можно более безразличный вид, согласилась. На самом-то деле перспектива очередной порки ее ничуть не пугала. Ей просто стало интересно кое-что проверить: так ли уж этот младший помощник к ней неравнодушен?       Далее Большой Жаб, как заправский театральный режиссер, начал руководить своей постановкой. Узумаки была выставлена за дверь, а Минато красиво разложен на кровати. Джирайя сперва хотел его полностью раздеть, но потом передумал и велел только расстегнуть рубашку. После сих нехитрых действий Кушине надлежало войти, вежливо поздороваться с клиентом, осведомиться о его предпочтениях и узнать, каким способом его ублажить.       Кушина чувствовала себя конченной дурой. Да чем она тут вообще занимается? Войдя в комнату, действовала неохотно, повторяя слова директорского помощника по большому одолжению. Ей это все казалось полной глупостью. Интересно было только смотреть, на смущенного парня, лежащего перед ней на кровати. Невольно хотелось кое-что попробовать, но гордость не позволяла. Ведь если она начнет делать все по указке, эти двое решат, что им можно все. Такого она допустить не могла.       Так повторялось еще пару «дублей», а затем главный режиссер перешел к дополнительной стимуляции артистов, начав с Кушины: за каждое неправильно произнесенное слово та получала хлыстом по заднице, которая благодаря все тому же костюму была открыта и доступна. Узумаки гордо терпела, сжав зубы, а вот Минато вскоре не выдержал и взмолился:       — Прекрати! Пожалуйста! Колотушками ничего не добьешься, — он встал и подошел к сенсею.       — Разве? — хитро улыбнулся Джирайя, протягивая ему хлыст, на который тот недоуменно уставился. Кушина искоса поглядывала на все это весьма и весьма скептически. — А ты сам попробуй.       — Я не могу.       — Ты просто трус, — подала голос Хабанеро.       — Вовсе нет.       — Даже мне по заднице врезать не можешь, — явно напрашивалась она.       — Это просто ни к чему.       — Тогда я в ваши игры не играю, — заявила Узумаки, уперев руки в бока.       Эта ситуация, которая становилась все более раздражающей, Джирайю ничуть не огорчала, наоборот, он сидел с таким довольным видом, словно бы этого и добивался. Кушина продолжала дразнить парня, облокотившись о постель и дерзко выставив вперед пятую точку.       — Пожалуйста, — сказал Намикадзе, приближаясь к девушке, — давай обойдемся без насилия. В конце концов, это же понарошку. Тебе же не надо обслуживать меня по-настоящему.       — А вот и нет, — вставил сзади Джирайя, — как раз надо.       — Хочешь меня поиметь? Тогда докажи, что силенок хватит, — издевательски процедила Кушина.       В минуту слабости Намикадзе Минато готов был сдаться и отступить, но, вспомнив об ужасной участи, которая ожидает девушку в случае его неудачи, собрался с силами и сказал:       — Ты не оставляешь мне выбора.       Тяжело поднимать руку на человека, особенно если ты к нему неравнодушен. Но его рука не должна была дрогнуть. Пойти на попятную сейчас означало предать ее, изменить себе и своим чаяниям на будущее, значило бы ничегошеньки совсем не стоить. И он, скрепя сердце, замахнулся и ударил столь стремительно, что не ожидавшая того Кушина издала до невозможности пронзительный крик, от которого у него заложило уши, а звук, дойдя до самого сердца, остро, как ножом, полоснул по нему. Так он окончательно и бесповоротно ступил на эту извилистую, скользкую и местами заросшую дорогу — путь боли и наслаждений.       Во время следующего удара, девушка, что естественно, попыталась увернуться, но была схвачена и удержана подоспевшим к месту действия Большим Жабом. Хабанеро огрызалась и рычала сквозь зубы всякие возмутительные вещи, обзывая своих мучителей самыми низкими и недостойными словами, которые Минато старался пропускать мимо ушей, дабы не отвлекаться от начатого, прекрасно понимая, что заслуживает этих слов. Разумеется, одним ударом дело не обошлось, и ему пришлось изрядно попотеть, работая над попкой строптивицы. Пораженная Узумаки, вдоволь накричавшись под ударами любви и сострадания, вдруг присмирела и произнесла то, что удивило даже Джирайю:       — Я обслужу тебя так, как ты хочешь, — она высвободилась из цепких лапок Жаба, развернулась, обняла Минато, запустила руки тому под рубашку и провела ими, царапая спину ноготками. — В какой позе ты хочешь меня трахнуть? — спросила она, но в ее взгляде при этом не было ни нежности, ни обожания, ни чего-то еще в том же духе, что обычно для людей, собирающихся заняться любовью, а было нечто такое, отчего у парня мурашки по коже побежали. У него зашумело в ушах, кровь ударила в голову, когда она, хищно облизнувшись, приблизила губы для поцелуя. Он, все еще распаленный поркой, только судорожно сглотнул. И тут, в самый ответственный момент, совершенно неожиданно вклинился между ними Жаб и растащил их в стороны, как маленьких котят.       — Романтику оставим на потом, — сказал он деловито. — У меня времени мало. Поцелуи это, конечно, хорошо, но ее милому ротику можно найти и другое применение, — заявил семпай, глядя на недоумевающих молодых людей. На самом же деле Джирайя вовсе никуда не торопился, а просто отчетливо понимал, что сейчас ни в коем случае не стоит отдавать девице инициативу, поскольку это испортит им всю затею. — Значит так, — обратился он к Кушине, — расстегиваешь ему штанишки, достаешь его маленькую женилку и вперед. Только смотри, зубами не поцарапай.       — Ты хочешь, чтобы я засунула это в рот?! — возмутилась Хабанеро. — Это отвратительно!       — Или делаешь, что он говорит или я тебя снова выпорю, — пообещал Минато, правда, не очень уверенно, но он вообще от себя такого не ожидал.       — Оборзел?! — накинулась на него Узумаки и получила обжигающий шлепок в качестве подтверждения его серьезности.       — Так что ты должна сказать? — спросил Джирайя. — Что-то я не расслышал.       — Да пошел ты!       — Ответ неверный, — покачал головой Жаб, кивая помощнику, — Намикадзе хлестнул ее еще раз.       — Да пошел ты! — прорычала Хабанеро.       — Пожалуйста, хватит, — Минато развернул ее к себе, взял в ладони личико и поцеловал, легонько и нежно. — Я абсолютно не хочу тебя бить. Пожалуйста, не заставляй меня больше этого делать.       — Хочешь, чтобы я тебе отсосала? — с вызовом спросила та.       — Хочу, — признался парень после небольшой паузы и взволнованно выдохнул.       — Тогда спускай штаны и покончим с этим.       — Знаешь, я бы хотел, чтобы все было по-другому, но…       — Знаешь, я бы тоже много чего хотела, — развела руками Кушина. — Но что я получила? Я стою здесь и собираюсь отсасывать член парню, который, похоже, сам не знает, чего хочет, а только и делает то, что ему говорит приятель-извращенец, — она сердито кивнула в сторону Джирайи.       Минато было ужасно стыдно за все содеянное и еще оттого, что девушка, которая ему нравится, и которая, судя по всему, уже люто его ненавидит, сейчас вынужденно расстегивает ему ширинку, чтобы заняться всяким непотребством, и ему этого хочется и еще как! Конечно, ему, уже ранее получавшему от нее по причинному месту, следовало бы ожидать подвоха, но желание туманило разум и притупляло осторожность. Он был возбужден и прикрыл глаза, ощущая ее горячее дыхание у себя на кончике. В следующий момент вместо неземного наслаждения он испытал болевой шок — так сильно Кровавая Хабанеро ухватила его за яйца.       — Так вот, хотеть не вредно! — рявкнула она и тут же была оттащена Джирайей.       — Пожалуй, на сегодня хватит, — вздохнул тот.

***

      Кушина и дальше всячески проявляла непокорность. Сладить с ней не представлялось возможным. Джирайя настоятельно рекомендовал Минато попрактиковать порку более основательно. С азами тот уже был знаком, оставалось дело за малым — ежедневно улучшать навык. Намикадзе же эта идея не казалась такой уж хорошей: чем больше девицу потчевали кнутом, тем упрямее она становилась, фактически не давая возможности «угостить ее пряником». А Минато бы этого хотелось, очень. Он только с грустью глядел, как Большой Жаб снова затаскивает девушку на «обучение», и тихонько вздыхал.       Сейчас они с семпаем готовились преподать ей очередной урок. Поскольку в этот раз Кушина была особенно несговорчива, ее хорошенько связали. Затем Джи уложил ее на спину, надавив рукою на грудь, устроился рядышком поудобнее и засунул ей в рот пальцы, заставляя их пососать. Та не преминула его тяпнуть.       — Осторожно, она кусается! — запоздало предупредил ученик.       — Горячая штучка! — одобрительно воскликнул Джирайя.       — Извращенец! — заорала Кушина, как только Жаб вытащил укушенные пальцы у нее изо рта.       В наказание Джи развернул ее задом кверху, выудил из бордельных закромов плетку поувесистее и кивнул ученику. Минато снова лупить ее совершенно не хотелось, но это было необходимо. «Кнут и пряник», ничего не поделаешь. Он знал, что рука должна быть твердой, иначе можно промахнуться и сделать ей по-настоящему больно. Как же это трудно — бить того, кого любишь! Однако это создавало между ними новую связь, возможно, странную и ненормальную, но достаточно прочную. Каждый удар причинял боль ему самому, у него сердце кровью обливалось. Но он не мог останавливаться, просто не имел права. Он обязан был сделать это ради нее.       Кушина уже не плакала, она молча терпела побои от руки единственного человека, который из всего этого сброда вызывал у нее симпатию. В ней боролись два желания: простить его после за все унижения и порвать на мелкие кусочки ко всем демонам. И, к своему великому недоумению, Хабанеро уже не слишком сильно склонялась ко второму варианту, прекрасно понимая, что дальше будет только хуже. Дай она этому наглому мальчишке почувствовать над ней власть, как тот начнет вытворять все, что ему заблагорассудится с подачи его семпая, этого ушлого извращенца. И самым странным для нее было то, что она совсем не была уверена, что так уж этого не хочет — того, чтобы этот парень делал с ней все эти возмутительные вещи. Но она же не могла так просто и позорно сдаться и признать это. Власть не должна быть односторонней, а Великая и Ужасная Кровавая Хабанеро еще им всем покажет!