***
Назавтра Хабанеро не стала сговорчивее нисколько. Джирайя и Минато, который тащил реквизит, приперлись к ней за несколько часов до ее выхода на работу и начали подготовку. Сперва ей было велено надеть подходящий костюм, представлявший собой что-то вроде полупрозрачной туники, выгодно неприкрывающей грудь и попку. Когда та отказалась делать это добровольно, ее попытались одеть силой. Встретив яростное сопротивление, Джирайя кивнул младшему помощнику подать его вещи. Из сумки, принесенной с собою, Жаб выудил длинный тонкий хлыст и наручники. Распаленная злобой Кушина даже не заметила, как оказалась пристегнута к спинке кровати и завалена лицом вниз. — Раз ты никак не хочешь по-хорошему, что ж, ничего не поделаешь, — он стянул с нее белье и посильнее замахнулся. В следующий момент Минато стало страшно, а Кушина завизжала, как резанная, когда предмет, просвистев воздухе, врезал ей по ягодицам. — Что ты делаешь?! — крикнул Намикадзе, подбежал и попытался вырвать хлыст, вцепившись в руку Джирайи. — Ей же больно! — Это для ее же блага, — отмахнулся Жаб, стряхивая с руки мешающего ученика. — Иногда здравый смысл приходится буквально вбивать. — Он повернулся к парню: — А еще для лучшего эффекта важно держать заданный темп, — сказав это, он снова замахнулся и, под пронзительные визги девушки, начал ритмично пороть, оставляя на белой попке красные полосы и не давая жертве опомниться. Всыпав дюжину ударов, заверил, что на первый раз более, чем достаточно, затем погладил избитые ягодицы и кивнул Минато сделать то же самое. Стоило тому к ним прикоснуться, как Кушина измученно выдохнула. Она всхлипывала, но не оттого, что ей было больно, а от обиды и унижения. Какой позор: Великую и Ужасную Кровавую Хабанеро выпороли, как нашкодившего ребенка! Джирайя же в это время выжидательно смотрел на помощника, давая взглядом понять, что ему тоже неплохо бы проявить инициативу. Сообразительный парень, оторвавшись от филейных прелестей девицы, сочувственно погладил ту по голове и сказал: — Пожалуйста, сделай как он скажет. Я не хочу, чтобы тебя снова лупили, — при этом он так на нее поглядел, что стоило Узумаки лишь мельком взглянуть в эти прекрасные голубые глаза, как та почувствовала себя практически полностью деморализованной. В этом взгляде было столько волнения из-за нее. «Неужели он так разволновался из-за того, что мне всыпали? — подумала она. — Вот дурак». — Пожалуйста… — Ну что еще? — буркнула Хабанеро. — Просто надень это платье. — Надену и что дальше? Идти, обслуживать в нем очередного старого извращенца? — А девчонка-то соображает, — сказал тихонечко себе под нос Джирайя, освобождая ее от наручников. Естественно, та все слышала. Минато не знал, как еще попытаться ее уговорить, он просто протянул ей одеяние, продолжая так нежно и заботливо смотреть, что у Кушины сдали нервы. Она поднялась, потирая пострадавший зад, выдернула у него из рук облачение и неохотно начала влезать в этот срам. Когда платье было надето, та тщетно пыталась получше его натянуть, чтобы хоть как-то прикрыть торчащие наружу грудь и попку. — А теперь повернись, — велел Джирайя. — Издеваешься?! — Просто повернись, посмотрю, как сидит. — Жаб с видом спеца-стилиста критично осмотрел девушку. — А тебе идет, — сказал он, поправляя складки и попутно пытаясь пощупать Кушину за интимные места, за что тут же получил по рукам. Минато же в это время любовался на это прекрасное создание в эротических одеждах и уже вполне ясно осознавал свои желания относительно ее. Мысленно он уже представлял, как стоя перед ней на коленях медленно и трепетно приподнимает полупрозрачный подол… Тут его радужные фантазии прервал Джирайя: — Правда, ей идет? — улыбался он. Потом заговорщически добавил шепотом: — А теперь «пряник». Намикадзе только машинально кивнул, подошел к девушке и чмокнул ее в щеку. Узумаки почему-то не удивилась и ничего не ответила, а только вздохнула — ей уже пора. Всю дорогу, пока ее вели к клиенту, она думала только об этом «детском» поцелуе в щеку.***
Минато время от времени жил в комнате рядом с кабинетом Хирузена, а иногда и делал там домашние задания. На носу были выпускные экзамены и готовиться приходилось постоянно, даже в перерыве между его поручениями в борделе. Заниматься там было не слишком удобно (особенно когда с разных сторон доносились крики и сладострастные стоны), но что поделаешь. В этот раз Намикадзе тоже ночевал на работе. Ему не спалось да и вообще сделалось как-то неспокойно. Все его мысли, как и прежде, занимали вовсе не предстоящие экзамены, а та девушка. Он долго ворочался, пытаясь уснуть, но напрасно — не выдержав, отправился посмотреть как там она. Уже подойдя к двери, он услышал тихое всхлипывание, нашел в связке, которую стащил из кабинета Хирузена, нужный ключ, кое-как открыл в потемках дверь и по возможности бесшумно проскользнул внутрь. Кушина не спала. Она недавно вернулась от клиента, который остался очень недоволен такой не настроенной на интим девицей, попыталась отключиться, но так и прорыдала все это время и никак не могла остановиться, всхлипывая по инерции, хотя слез уже не было. Минато закрыл дверь на ключ изнутри, чтобы их никто не беспокоил. Узумаки словно бы ничего не слышала, поглощенная своим горем. Он не придумал ничего лучше — как был в одежде, так и забрался к ней в постель, подавляя собственное волнение, обнял, гладил по голове, ласково целуя в щеку, шею, плечико, пока они оба не уснули. На рассвете она с удивлением смотрела на безмятежное лицо светловолосого юноши, обнимавшего ее во сне. Впервые за все эти дни кошмара у нее появилось ощущение того, что все хорошо. Стало даже страшно дышать — казалось, что любое движение разрушит миг волшебства, и она снова погрузится в окружавший ее безысходный ужас. — Доброе утро, — услышала она и увидела, как открылись и посмотрели на нее небесно-голубые глаза. Кушине тоже хотелось ответить ему что-нибудь столь же приятное, но выскочило совсем другое: — Ты теперь будешь моим сутенером? — спросила она в лоб. — Я… ну… — Минато вдруг понял, что так и есть. Фактически, он должен укрощать ее, натаскивать и подкладывать клиентам. Но у него язык не поворачивался с этим вслух согласиться. — Я буду за тобой присматривать, — выкрутился он. — Очень надо, — проворчала в ответ Кушина. — А когда я кормил тебя с ложечки, ты не возражала, — попытался пошутить Минато и тут же по убийственному взгляду Хабанеро понял, что зря это сделал. Разговор явно не клеился, а тут еще тревожно запищал будильник в наручных часах, так что ему пришлось поторопиться, оставляя общение с прекрасной красноволосой дикаркой на не слишком приятной ноте. Едва за ним закрылась дверь, как вслед со всей злости полетела подушка и раздалось: «Ну и катись колбаской!» Что ж, никто не говорил, что будет просто.