***
Некоторое время Кушину никто не трогал. Джирайя, чтобы та не сидела без дела, заставил ее помогать таскать всякие мелочи: еду и напитки, постельное белье, коробки с презервативами и прочее. Пока Узумаки работала на посылках, Джирайя растасовывал девочек по клиентам. Возвращаясь с очередного «обхода», он натолкнулся на директора. — Сегодня у нас будет особый клиент, — Хирузен был мрачен. — И кто же, если не секрет? — полюбопытствовал Джирайя. — Один мой давний знакомый. И наш постоянный посетитель. — Вот как. — Он интересовался новенькой. — Хочешь сказать… — Да, вам придется ее приготовить. — Ты же обещал парню, что она будет только его. — Я, кажется, ясно дал понять, что это временно, — отрезал Хирузен. Он словно задумался о чем-то своем, а потом добавил: — Ты его знаешь, это Шимура Данзо. И у него особые предпочтения. — Э-э-э… — протянул Джирайя, который уже знал заранее, что добром это не кончится.***
Большой Жаб поймал Помидорку, сбагрил ее груз другой девушке и начал разговор: — Тут такое дело… В общем, есть один клиент, и он хочет именно тебя. — Он перехватил ее злобный, негодующий взгляд и замахал руками: — Знаю-знаю, мы тебе обещали, но это очень влиятельный человек, так что важно обслужить его по высшему разряду. — Если вам так важен этот хмырь, ну и ублажайте его сами! — рявкнула возмущенная до крайности Хабанеро. — Ты не понимаешь, — Джирайя был серьезен, как никогда, — у этого человека очень длинные руки. Если тебя не заботит собственная судьба, то подумай хотя бы о твоих близких. — У меня никого нет, — у Кушины впервые было такое чувство, что она даже рада этому обстоятельству. — А друзья? — Друзья? — горько хмыкнула Узумаки, но тут подумала про Микото. — Ты как-то упоминала, что приехала в город к подруге, — подловил Джирайя. — Ну да. — Тогда подумай о подруге. — Он склонился к Кушине и произнес как можно более убедительно и вместе с тем как-то немного таинственно: — В нашем большом городе с миленькими девушками ежедневно случаются разные страшные неприятности. Насчет последнего Джирайя, несомненно, был прав, — Кушина сама была живым тому примером, — хоть в целом и блефовал: вряд ли господин Данзо стал бы заниматься подобными мелочами. Хотя, когда речь шла об этом человеке, ожидать порой можно было действительно чего угодно. — Всего один разочек! — уверял Джирайя. — И что такого особенного я должна сделать? — процедила Хабанеро, подавляя собственный гнев. Ей вовсе не хотелось чтобы из-за совершенной ею глупости пострадала еще и Микото. Жаб натужно размышлял, как бы рассказать ей потактичнее, но это было сложновато. Пугать ее заранее ему не хотелось, но и умалчивать о подобном тоже не стоило. — Мы тебя к такому не готовили, — Джирайя пытался подобрать слова. — Видишь ли, господин Данзо любит игры с удавками. Он душит своих любовниц, перед тем, как кончить. — Что?! — в ужасе вытаращила глаза Кушина. — Для таких услуг у нас есть специальный персонал, но именно сегодня он требует тебя. — Старший помощник директора внимательно посмотрел на девушку: — Думаю, лучшее, что мы можем сделать, это порепетировать заранее. Хотя одного сеанса здесь недостаточно, нужна практика, но все лучше, чем ты с непривычки испытаешь подобный шок. — Да вы здесь все психи! — вскинулась Хабанеро. — Я на такое не соглашусь! Ни за что! Джирайя ловко сграбастал ее рукой за талию и прижал к себе, успокаивая: — Самое главное, — сказал он, — сохранять спокойствие. Ты не должна бояться и волноваться. Господин Данзо пока еще никого не задушил. Я покажу тебе, как правильно дышать. В общем, Джирайя не был бы собой, если бы не смог ее уболтать. Мужчина обладал настоящим писательским талантом: ловко сочинял, лихо закручивал, подбирал красочные эпитеты, и вскоре Узумаки поняла, что ее собственная судьба и спокойная жизнь подруги исключительно в ее руках, ее жертва не будет напрасной и далее по тексту. Большой Жаб обещал подготовить ее ко всему, так сказать, в щадящем режиме. Он свое дело знал, так что она согласилась на эту безумную затею. Джирайя привел ее в небольшую комнату с весьма скромной обстановкой, посередине которой находилась развороченная кровать, пружинный матрас от нее был снят и кинут на полу рядом. Он оказался достаточно жестким и упругим, как раз для подобных затей. Жаб раздел Помидорку, чтобы ей ничто не мешало, на всякий случай включил вентиляцию, дабы обеспечить движение воздуха и разложил ее на матрасе, предварительно успокаивая нежными поглаживаниями и инструктируя. — Главное, ни в коем случае не паникуй, иначе паника может спровоцировать полноценное удушье с летальным исходом, — сказал он спокойно, но даже Кровавая Хабанеро, Великая и Ужасная, при этих словах побледнела. — Я буду сперва нажимать потихоньку. Если почувствуешь приступ страха, махни рукой и я прекращу. Хорошо? — Ладно, — буркнула Узумаки. — Умница, — Джирайя чмокнул ее в висок. — Приступим. Он велел Помидорке сперва ровно подышать. Затем обхватил руками ее горло и начал душить, так, не сильно. Узумаки знала, что это все не всерьез, потому оставалась хладнокровна несмотря на нехватку воздуха. Через несколько секунд Джирайя разжал хватку и ее отпустил, дал ей расслабиться, отдышаться, а когда та заверила, что готова, сделал второй заход. На этот раз он сжимал ее горло сильнее и держал на нем руки дольше. Кушина начала дергаться, судорожно хватать ртом воздух, а заодно пыталась заехать в нос тренеру. — Спокойно, — сказал Джи как можно громче. — Спокойно, — повторил он. — Еще немного, потерпи. Но Кушина, совсем забыв про условный знак, о котором они договорились: помахать ладонью перед его носом, снова попыталась вырваться и ему двинуть. Джирайе ничего не оставалось, как отпустить ее. Сделав несколько глубоких вдохов, Хабанеро тут же залепила ему пощечину. Оба понимали, что на практике все будет куда жестче, но выбор был невелик. На третий заход Кушина шла со скандалом. Джирайе пришлось придушить ее по-настоящему, чтобы не выступала. От нехватки воздуха у нее закружилась голова, Узумаки полностью вдруг размякла и погрузилась в калейдоскоп из обрывков мыслей, образов и ошметков действительности, причудливо закрутившийся перед ней. В этот момент она испытала новое, необычное для нее чувство: это было похоже на то, как она под действием наркотика с радостью отдавалась всем без разбора. Ей не надо было быть сильной и отважной, не надо было ни о чем беспокоиться, она полностью была в чужой власти и ничто не мешало ей подчиниться, переложить ответственность на кого-то другого, полностью расслабиться и отдаться, испытывая поистине безумную эйфорию. Джирайя закончил третью попытку. Под конец он, доведя почти до потери сознания Кушину, наградил ее ласками и показал, как весь процесс будет выглядеть в целом: секс и удушение. Он трахал ее медленно и методично, приближаясь к пику наслаждения, вновь сжал ей горло свободной рукой. Кушина была так расслаблена в полуобмороке, что все, что она ощущала на грани сознания, превратилось в сплошной предоргазменный кайф, медленный и нежный. Наслаждение плавно разливалось по ее телу. Большой и горячий член Джирайи разгонял его от ее промежности во все стороны огненными бархатными волнами, пики которых всплесками бегали по животу и выше, били в грудь и морской пенкой шипели в съежившихся сосках, отчего было немного щекотно. Возможно, это только ей казалось. Захваченная ощущениями, Кушина даже не поняла, как испытала оргазм: он слился вместе со всем остальным в хаосе небытия. Узумаки чувствовала себя лужицей морской воды — всем что осталось от нее и мирового океана…***
Джирайя сделал все, что смог. Он искренне надеялся, что Помидорка хотя бы не запаникует. Но то, что произошло в комнате господина Данзо, было ужаснее всех ожиданий. Поначалу ничего плохого не происходило. Кушину обрядили в эротическое белье и полупрозрачный пеньюар на золоченых завязочках и проводили в самые шикарные апартаменты борделя. Обстановка была прямо-таки романтическая: и свечи в подставках из разноцветного стекла, и кушанья на серебряных блюдах по соседству с дорогим вином в хрустале на маленьком столике, и шикарное ложе для любовных утех, застланное покрывалом с тончайшей вышивкой, и прекрасная музыка, доносящаяся из настенных колонок… Кушину это все не заинтересовало, она развалилась на кровати и принялась ждать. Господин Данзо не торопился, это было ниже его достоинства. Узумаки тоскливо косилась на аппетитно сервированный столик, но Джирайя ее предупредил ничего не есть и не пить: если в процессе опасных игр она испытает приступ тошноты, и рвотная масса попадет в дыхательные пути, то все может закончиться действительно плохо. После он накормит и напоит ее, чем ее душе угодно, но пока придется воздержаться, даже от простой воды. Кушина успела уже основательно заскучать, когда соизволил явиться господин Данзо. Пресмыкаться перед этим важным старикашкой она не собиралась, даже приветствовать не стала. Того это, судя по всему, ничуть не задело. Он расположился в кресле у аппетитно сервированного столика и жестом подозвал ее к себе. Узумаки нехотя поднялась с кровати и подошла. Господин Данзо был примерно ровесником директора борделя, то есть, по мнению Кушины, являлся совсем уж старым извращенцем. Он был довольно высоким мужчиной, жилистым и сухопарым, в буквальном смысле обладающим длинными руками с узловатыми пальцами. Эти руки неторопливо потянулись к завязкам на ее пеньюаре, легонько дернули за них, медленно начали обнажать ее, оголяя сперва плечи, потом все остальное. Данзо, размышляя о чем-то своем, задумчиво провел пальцем, подцепив чашки лифчика, приспустил их, полюбовался грудками юной прелестницы и, словно желая проверить их на прочность, крепко ухватил за соски и резко несколько раз потянул. Кушина непроизвольно попыталась дать ему по рукам, но ловко и бесшумно была скручена, так, что даже не поняла, что произошло. Ее держали так легко и уверенно, что та не могла дернуться, самое удивительное, при этом ей даже не было больно. Данзо свое дело знал и, будучи до мозга костей рациональным человеком, никогда не превышал силовые меры сверх необходимых. Кушина была усажена к нему на колени, он велел снять бюстгальтер и любовался ею, как дорогой статуэткой из какой-нибудь частной коллекции, оглаживал руками сверху до низу. После просунул пальцы под оставшуюся деталь белья и приказал, вставая: — Снимай трусы. Узумаки неохотно повиновалась, опасаясь, что ее снова скрутят. Она уже вовсю чуяла, насколько этот человек не прост, и пыталась подавить подступающий панический страх: она отчетливо сейчас осознавала, что он может с ней сделать все, что захочет, и сделает. И ему не составит никакого труда легко задушить ее насмерть одним мановением руки. Никакие мольбы или знаки его не остановят. Данзо подтолкнул замешкавшуюся Кушину к кровати и уложил лицом вниз. Судя по звукам, он, шурша, что-то достал, предположительно из коробки. Это была штуковина, похожая на те, что им с Минато не так давно приносил Джирайя. Данзо капнул на предмет чуток смазки, раздвинул ей ягодицы и вставил его в попку, Кушина резко дернулась. К штуковине полагался крепеж, пристегивающий ее к некому подобию тонкого пояска, чтобы не выскочила. — Отлично, — сказал Данзо, — теперь ты не обделаешься. При этих словах Кушина похолодела, она уже слышала от Джирайи, что при сильном удушье жертва нередко ходит под себя. Такая подготовка лишь еще больше свидетельствовала о том, как беспощадно будут над ней издеваться. Данзо не торопился, он гладил девушку, перебирал ее прекрасные волосы необычного оттенка, снова щипал ее больно за соски, облизывал, словно бы пробуя на вкус, и подтащил к краю кровати, разведя ей ноги пошире. Спустив штаны, Данзо прижался к ее щелке так и не вставшим членом и начал тереться, но без особого успеха. Однако такая неудача, похоже, ничуть не смутила его. Он продолжал крутить задницей, пытаясь возбудиться. Судя по всему, такое ему было не впервой. «Вот импотент», — злобно думала Кушина. Данзо, чье лицо было все это время мрачно и спокойно вдруг улыбнулся, и эта улыбка, выглядевшая довольно зловеще, ничего хорошего не предвещала. — Сейчас мы с тобой славно поиграем, — сообщил он. В следующий момент в его руке как по волшебству появился пакет, черный и плотный. Кушина не успела опомниться, как тот оказался у нее на голове и был плотно затянут веревкой у основания, на ее шее. Взятая врасплох, она начала сопротивляться, пытаясь сорвать проклятый пакет с головы, но была крепко схвачена за руки и пристегнута наручниками к спинке кровати. Хабанеро к подобному была не готова, она брыкалась, колотя клиента ногами. Но чем сильнее она дергалась, тем меньше оставалось у нее воздуха в пакете. Довольный Данзо придерживал ее за ноги, потом навалился, прижимаясь к ней всем телом, и, устроившись поудобнее, стал затягивать веревку на ее шее туже. У Кушины началась паника, все то, о чем предупреждал Джирайя, тут же полностью вылетело из головы, остался слепой животный страх. Данзо тяжело дышал, его бросало в пот и сладкую дрожь. Наконец, у него появилась эрекция, достаточная, чтобы присунуть этой буйной девке, что он и сделал, с наслаждением ощущая, как погружается в жаркую влажную щелку. Данзо драл ее, наслаждаясь ее отчаянием и агонией, он чувствовал себя всемогущим, испытывал небывалый восторг от власти над ней. Давно его так не ублажала ни одна девка! Кушину сотрясали судороги; там, в темном пакете, еле уловимые и даже приятные видения, посещавшие ее накануне с Джирайей, превратились в сущие кошмары; слышались зовущие на помощь голоса тонущих во время бури родителей, из волн тянулись руки-водоросли, утягивающие их вниз вместе с ней в плотное безвоздушное пространство. Темные воды смыкались над головой, последним светом, виденным ею, был далекий отблеск молнии в небе. Далее Кушина ничего не помнила.***
Полная тишина, царившая на морском дне, потихоньку рассеивалась. Узумаки очень медленно выплывала из небытия. До нее доносились голоса двух женщин. Один принадлежал, кажется, госпоже Бивако, а другой Кушина никак не могла узнать, хоть он и казался ей очень знакомым. Этот голос сказал, непонятно к кому обращаясь: «Что же вы девчонку совсем уморили?» В ушах зашумело, и дальше Хабанеро не смогла ничего разобрать. На лице у нее была кислородная маска, рядом суетилась недавняя посетительница, та самая знакомая Джирайи, которая не так давно развлекалась с ней и с Минато. — Данзо в этот раз переусердствовал, — словно где-то вдалеке сказала Бивако. — И на старуху бывает проруха, — согласилась собеседница. — А девчонке страдать из-за этого импотента. «Импотент, так и знала…» — пронеслось в голове у Кушины, после чего она не то снова провалилась в сон, не то вновь потеряла сознание.***
Минато узнал о планах директора слишком поздно. К Кушине его не пустили. Пока Бивако-сан и знакомая Джирайи приводили ее в чувство в лазарете, Джирайя вышел к младшему помощнику и как можно деликатнее разъяснил ситуацию. Он чувствовал себя очень виноватым. Минато, узнавшему, что его возлюбленную только что едва не задушил какой-то мерзкий хрыч, стало плохо. Джирайя отпаивал его успокоительным у себя в кабинете, трогательно и потешно обмахивая платочком. Он, откровенно говоря, сам переволновался не меньше. Когда Минато удалось, наконец, прорваться к возлюбленной, он застал ее бледной, ослабшей и какой-то бесцветно-безжизненной. Даже тогда, после жестоких побоев, она не сдалась и горела жаждой праведной мести, в ней бурлили ярость, злоба и желание бороться за свою жизнь. Сейчас ее трудно было узнать, у парня даже испуганно мелькнула мысль: «Неужели, ее сломали?» Эта мысль усилилась, стоило ему подойти ближе и взглянуть ей в глаза: в них не было ни укора, ни привычной язвительности, ни осуждения. И это по-настоящему пугало. — У нее все еще шок, — пояснила Бивако. — Девчонка только что одной ногой на том свете побывала, так что не торопи ее. Побудь рядом, подержи за руку, так она быстрей в себя придет. Бивако занялась своими делами, а Минато придвинул стул и устроился рядом. Он взял свою Хабанеро за руку, гладил… А та смотрела в ответ так безразлично, как будто сквозь него. Создавалось впечатление, словно бы Узумаки Кушина временно отсутствовала в своем собственном теле. Как только она пришла немного в себя, и стала ему хрипло отвечать, потирая выступившие на шее следы от удавки, Минато не утерпел и обнял ее покрепче. Кушина не выдержала и разрыдалась у него на груди. — Я больше не вынесу этого кошмара! — всхлипывала она. — Этого больше не повторится, обещаю, — заверил Минато, утешая ее. В этот момент его постигло некое озарение. Хаотично метавшиеся в голове мысли вдруг улеглись, складывая вместе два и два. «Правильный ответ», над которым он так долго и безуспешно думал, оказался до невозможного прост. Вот только чтобы дойти до него, надо было сперва пережить все это. И Намикадзе Минато, хоть был очень зол, все же, немного остудив голову и хорошенько подготовившись, отправился воевать с Хирузеном.***
*События этой части объясняют, почему Минато присутствовал лично при посещении Данзо Жемчужины.