Submission

      Все за столом веселились, и только одной девушке было не до веселья. Ее ожидала самая ужасная ночь в жизни. Она наивно думала, что хуже ее хозяина нет никого, — какая глупая ошибка! Сегодня она осознала это сполна.       Мужчина, сидящий напротив, «превзошел» все ее ожидания. Грузный, с пухлым лицом и свинячими глазками, с животом настолько большим, что на нем, как на просторной и мягкой кроватке, мог уместиться младенец, он о чем-то разговаривал с соседом. Девушка продолжала наблюдать за ним из-под ресниц, замечая вылетающие изо рта крошки. Свинья свиньей.       Сегодня, в качестве исключения и за хорошее поведение, ей разрешили посидеть за столом, а не подле господина на коленях. Ложка меда в бочке с дёгтем: несмотря на то, что стоявшие перед рабыней блюда, многие из которых она никогда не пробовала, поражали своим разнообразием, ей кусок в горло не лез.       Наложница ощущала на себе завистливые взгляды рабов и рабынь, которым повезло не так, как ей. Взгляды эти были настолько ядовитыми, что девушка ничуть не удивилась бы, если бы под ними задавилась насмерть виноградом, лежащим рядом на блюде. К слову, на тарелку с фруктами смотреть она начинала всё чаще: всяко приятнее взгляду, чем новый хозяин и господа вокруг.       — Эй, девочка. Посмотри на меня.       Наложница передернулась от скрипучего, мерзкого голоса. Подняла взгляд — и если бы у нее на загривке была шерсть, она бы встала дыбом, а так ее «всего лишь» пробило дрожью.       «Не наложить бы мне на себя руки после сегодняшней ночи», — промелькнуло у нее в голове. Очень уж заманчивой показалась вдруг эта мысль. Улыбаясь, она изо всех сил попыталась не дать себе сорваться с места и убежать. Её хозяин удовлетворенно то ли хмыкнул, то ли хрюкнул. Невелика разница в его случае.       Скорее всего, этот хряк подумал, что она рада чести разделить с ним ложе. У нее не получилось долго сдерживаться, и улыбка быстро сменилась на полную отвращения гримасу — но мужчина был уже достаточно пьян, чтобы не замечать подобные мелочи. Он отвел глаза, и рабыня со вздохом облегчения вновь опустила взгляд.       Праздник жизни продолжался, но проходил мимо нее: она все так же сидела в ожидании своего часа. Мужчина, ставший ей новым хозяином, радовал лишь тем, что пока в свои покои уходить не собирался, однако рабыня знала, что рано или поздно это обязательно случится. Как никогда в жизни, ей хотелось, чтобы сейчас сюда ворвались грабители и поубивали всех или чтобы на это место, исполненное похоти и разврата, снизошла кара небесная, — но ничего подобного, разумеется, не случилось. Вечер продолжался, плавно переходя в ночь.       Господина окружила стайка рабынь, боровшихся за его внимание. За место на коленях, право массировать плечи, быть покормленными с рук или поцелованными. Это не могло вызывать ничего, кроме отвращения и рвотных позывов. Девушка знала, что раб не имеет права так думать, что она сейчас должна вот так же подобострастно ползать у хозяина в ногах. Но нет, она никогда так не сможет. Не с ним. Кто угодно, но не эта свинья!       «Похоже, из меня не до конца выбили чувство, которое называется самоуважением, что-то еще осталось, пускай и крупицы», — подумала девушка. Это все, что она могла: думать и мечтать. Мысли читать пока никто не научился. Тут она была сама себе хозяйка, главное — не меняться в лице.       Отвернувшись, рабыня стала наблюдать за танцорами на небольшом подиуме. Красиво. Жаль, она так двигаться не умеет и научиться никогда уже не сможет: не прошла отбор, когда набирали рабынь для танцев.       Похоже, она особо ничего и не умела, кроме как строить планы у себя в голове, там же вести диалоги — да общаться сама с собой на разные темы. У нее даже появилось второе «я», у которого на всё имелось свое мнение, и палец в рот ему класть крайне не рекомендовалось. Именно сейчас оно пребывало в жутком эстетическом шоке и уже перебрало все бранные слова, что знало, описывая ситуацию.       Одалиска так ушла в себя, что не сразу заметила руку у себя на бедре. Чужую. Большую и теплую. Наложница дернулась, забыв, как дышать. Трогать чужого раба — табу.       Она искоса поглядела на мужчину, которому была обещана: явно не он, не его проделки, он на нее даже не смотрит. Хотя, может, это все продумано заранее… Чужая рука мешала связно думать. Принадлежала она соседу рабыни справа, но он даже не смотрел в ее сторону, ведя о чём-то беседу с другим господином, пока его большой палец не спеша ласкал бедро девушки. Сегодня на ней была туника, поэтому мужчина беспрепятственно добрался до оголенного участка кожи.       Очень хотелось на него взглянуть и попросить прекратить, но это было запрещено. Вот такой вот замкнутый круг: трогать ее нельзя, но и говорить о том, что кто-то ее трогает, если это все же случилось, тоже нельзя. Иначе — сорок плетей и неделя на воде и хлебе, и хозяина не волнует, что у пленницы нет права голоса и возразить кому-либо она не смеет.       Иногда, впрочем, на прикосновение к чужому рабу давалось разрешение. Во время праздников право собственности расширялось, выходя за границы хозяйских рук. Многие рабы этим пользовались, находя редкие минуты утешения в чужих объятиях. Может, и она бы тоже попытала счастье, если бы предыдущий хозяин не проиграл ее другому господину, отбив напрочь желание «утешаться».       Мужчина беззастенчиво пользовался ее беспомощностью. От места, где он ее касался, по телу рабыни распространялось тепло; она села еще прямее, боясь вздохнуть. И мелко задрожала, когда его большой палец надавил чуть сильнее.       Хозяйская ласка — так обращаются со своей собственностью. Когда нужно похвалить за послушание. Или напомнить место.       Пытаясь не обращать на чужака внимания, девушка принялась смотреть по сторонам, и у нее даже получилось отвлечься настолько, чтобы попить, — но судьба решила не быть милостивой до конца. Мужчина все же дождался, пока она поставит кубок на стол, и продолжил гладить ее ногу уже ладонью. Время от времени она чувствовала на себе его взгляд, но не смела посмотреть в ответ.       Внезапно он сжал пальцами кожу на ее бедре — девушка выдохнула сквозь сжатые зубы. Больно. Кожа стала гореть еще сильней: запылали не только те места, где он ее касался, но и лицо.       Плохо, когда фантазия и чужие руки действуют заодно. Это обещает так много. Всего лишь прикосновение — но так ее не касался никто до него. Если он продолжит издеваться, она благополучно забудет и себя и свое место.       И тогда, пускай краем глаза, она все же осмелилась посмотреть. Разглядывала профиль своего мучителя, насколько это было возможно. Красивый, очень. И просто Аполлон по сравнению с тем, кому она отдана.       «Украдите меня, пожалуйста, господин, я даже готова ползти за вами на коленях, только избавьте от кошмара». Чем больше девушка распускала свои мысли, тем острее чувствовала его прикосновения.       Это была не просто ласка, нет. Ее откровенно соблазняли. С самого начала, целенаправленно.       В какой-то момент она начала осознавать, что ей все равно. Все равно, как она выглядит со стороны, все равно, что кто-то может заметить происходящее. Сорок плетей? Ну и пусть. Дайте только кнут в руки этому мужчине — и она будет благодарить за каждый удар. Чувство отчего-то было такое, будто после наказания ее обязательно приведут в чувство, а не бросят, как собаку, зализывать свои раны. Хотя после всего пережитого рабыня обрадовалась бы даже стакану воды.       Но все это — мечты и сказки, реальность же, на самом деле, жестока. И никто не даст этому мужчине в руки плеть. А может случиться и так, что ее обвинят в домогательстве: люди лживы и изменчивы, нельзя верить никому, кроме себя. Да и то не всегда.       А если это проверка... что ж, экзамен она не сдала. Последние пять минут в голове у нее металась лишь одна мысль. Она хотела, чтобы ее взял этот мужчина.       Кожу в местах его прикосновений приятно покалывало. Наложницу била крупная дрожь, изнутри жгло огнем. Дыхание помимо воли участилось. По спине побежала капелька пота. Девушка поднесла сжатую в кулак руку к губам, чувствуя свое теплое дыхание на холодных от страха пальцах. Она никогда не думала, что сможет чувствовать жуткий страх и удовольствие одновременно, вместе, неотделимо. Одного без другого не существовало.       От очередной ласки, которая сместилась уже совсем далеко от коленей, рабыня засучила ногами, прикрыв глаза и думая о том, что хочет облизать эти горячие пальцы, так откровенно дарящие удовольствие. Когда он едва-едва задел ткань набедренной повязки, она прикусила косточку пальца.       «Еще немного — и я кончу прямо здесь». Фантазии рабыни пугали ее саму. Хотя, если вспомнить весь опыт ее постельных утех... такое действительно было в новинку. Обычно ее просто брали: рабыня служила инструментом для наслаждения, ей же удовольствие получать было не обязательно.       Девушка дернулась от вкрадчивого шепота на ухо, прикушенный палец погасил стон:       — Веди себя тихо. Иначе мне придется перестать.       В голосе незнакомца слышалась неприкрытая усмешка, и, судя по тону, ее змей-искуситель совсем не собирался прекращать. Ей и правда следовало успокоиться — или все уроки в школе были выучены зря.       Вот что делает с человеком отсутствие внимания. Вот что с человеком происходит, когда даже к мебели интереса больше, чем к нему.       Мужчина не сбавлял напора. Наложница тихо заскулила, прося пощады и убирая наконец руку ото рта. Музыка и гомон скрыли звук, никто ее не услышал.       Но не он.       Делая вид, что тянется за виноградом, мужчина прошептал:       — Тише, девочка, прояви терпение — и получишь награду.       Ощущая тепло его дыхания на губах, она все же подняла взгляд — и встретилась своими глазами с его, цвета стали. Лицо пылало. О какой награде идет речь? Неужели ее заберут? Это невозможно: она обещана тому жирдяю. На мгновение ее взгляд вернулся к нему, и девушка вздрогнула. Мужчина хмыкнул.       Рука его снова лежала на бедре наложницы, и она все больше чувствовала, что поступает правильно. Повернувшись, рабыня подняла на незнакомца самый умоляющий взгляд, на какой была способна.       Никогда еще десять секунд не длились так долго.       Не выдержав, она перевела взгляд на танцующих — но все же успела заметить, как уголок его рта дернулся вверх. Ее поняли, послание дошло до адресата, хотя за содержание она не ручалась. Да это и не было важно.       Девушка поймала себя на крамольной мысли, что хочет сесть к этому мужчине на колени, есть с его рук и чувствовать его желание обладать ею.       К концу вечера он ушел, не сказав ни слова. Ушел.       Без нее.       Дурочка. Сказок не бывает. Вначале пропало ощущение его руки на бедре, а потом испарилось и тепло. Рабыня чувствовала себя пустой и разбитой. Пока никто не видит, она взяла бокал с вином у соседа и выпила. Верх непослушания, но ей было все равно, что с ней станет сегодня, завтра и вообще — всегда.       Ее мечта умерла в муках, залитая алкоголем и ядом. Цветы, которые она взрастила у себя в душе за те пару часов, что они сидели вместе, погибли, ведь почва теперь источала яд.       Рабыня впала в некое подобие транса. Музыка и голоса были едва слышны, словно одалиска сидела под водой или была в коконе — но продолжала за всем наблюдать, ни на чем особо не акцентируя внимание.       Вскоре ее хозяин собрался уходить. Наложница встала и поспешила к маленькой процессии: господин брал с собой еще нескольких девушек. Остановившись перед ним, рабыня опустила глаза в ожидании, пока на нее обратят внимание.       — Чего тебе?       — Я обещана вам сегодня ночью. Меня проиграл господин Суруш.       — Можешь возвращаться обратно. — Господин развернулся и пошел по направлению к выходу, оставив девушку смотреть на его удаляющуюся спину.       Как — обратно? Она не могла идти обратно: господин сказал, чтобы она не смела даже показываться ему на глаза. Конечно, можно было вернуться и пережить наказание, но празднества проходили в чужом доме, а до поместья господина ей одной ночью точно не дойти.       Как бы ни был противен ей этот мужчина, выбора не было. Наложница побежала за ним и схватилась за полу его одеяния:       — Господин! Простите, но я не могу идти обратно, мне запретил господин Суруш.       — Мне ты тоже не нужна. — Он брезгливо одернул одеяние, а рабыня так и осталась стоять с вытянутыми руками.       «Как не нужна? Не может быть... Неужели он все видел?! Но… но…».       Ноги рабыни подкосились, и она рухнула на пол, совсем не ощущая боли.       Люди уходили из зала, прислуга суетилась, убирая посуду, а она так и продолжала сидеть, уставившись пустым взглядом в проем арки, через который ушел ее не-хозяин. Краешком сознания она осознавала, что ее пытались поднять и увести, но, не получив результата, сдавались и уходили.       Поежившись, девушка обхватила себя руками. Холодный ночной воздух не приносил легкую прохладу, а больно жалил, заставляя гостей кутаться в одежды и спешить домой. Ей же спешить было некуда.       Рабыня огляделась: тишина и пустота. В голове было много мыслей, и все на одну тему: «Я никому не нужна. И не только сегодня, а всегда». Она понимала, что завтра новость о неверной рабыне разлетится по всей столице не только среди господ, но и среди рабов. Давно уже не было каких-то интересных сплетен, так что эту люди съедят за милую душу.        Луна мягко освещала зал и улицу. Наверное, подумала наложница, если выйти во двор, можно будет насладиться красивым зрелищем. Но идти не хотелось, вообще ничего не хотелось. И она просто повернулась к окну, продолжив дальше думать о вечном.       Вот бы налетел сильный ветер и сломал ее, словно карточный домик, унес, как песчинку. Она бы летала по свету и ни о чем не думала. Хотелось раствориться, исчезнуть — но ей самой это было не под силу. Наложница закрыла глаза, мечтая наутро превратиться в статую: пусть бы ей украсили сад...       От растворения с окружающим миром ее отвлекли легкие шаги. Наверняка кто-то из служащих или охрана. Можно было не обращать внимания, но незнакомец явно приближался к ней: звук шагов слышался все отчетливее.       Пока не затих.       Вновь повисла тишина, нарушаемая пением ночных птиц и цикад.       Эту идиллию природы разрушил многозначительный смешок. Сердце одалиски остановилось — и в следующую секунду забилось быстрее.       Скажете, невозможно узнать человека по такой мелочи? Вы будете неправы. Она — узнала.       Точнее, не она. Она-то еще продолжала сомневаться. Но вот ее второе «я» — душа, внутренний мир, называйте как угодно — это все уже знало ответ, несмотря на то что мозг продолжал сомневаться. Девушка напряглась, превратившись в слух, глаза открывать было страшно. Она чувствовала, что незнакомец стоит за спиной. Ощутив горячие руки на плечах, вздрогнула. Тело настолько замерло, что просто перестало реагировать... пока не появился контраст.       Он не спеша гладил ее по плечам, ее сосед по столу. Эти руки она не спутает ни с какими другими. Никто ее так ни касался.       Открыв глаза, она задержала дыхание и обернулась. Серо-голубой и серый. Нет, не серый — чистая сталь, горящая любопытством с капелькой желания.       — Умница. — Мужчина приложил теплую ладонь к ее щеке и погладил большим пальцем. Девушка, стараясь не разрывать зрительного контакта, развернулась. Все же пришлось перевести взгляд на пол, внутри кольнуло разочарованием: не смогла. Когда же их взгляды вновь встретились, по спине рабыни прошлись мурашки.       Так хищник смотрит на жертву. Хозяин на слуг. Если бы она уже не была на коленях, немедленно бы на них опустилась, подчиняясь глазам, в которых читались абсолютный контроль над ситуацией и безграничная власть.       — Я выкупил тебя у Нафаля. Сегодня ты моя. И к Сурушу тоже не вернешься.       Рабыня слушала и не верила. Не может быть сразу столько счастья. Использованный товар редко перекупали.       — Господин…. — Она робко посмотрела в его глаза и тут же уставилась в пол. Его взгляд сек не хуже плети. Он знал все ее мысли.       — Ты быстро схватываешь. Меня зовут Азраэль, но для тебя — Господин и Хозяин.       Что ж, этот человек полностью соответствовал своему имени...       Рабыня умерла еще тогда, за столом, а теперь всего лишь настало время проводить ее в новый мир. Может быть, он будет ужаснее всех предыдущих. Но она не смела выбирать — и потому дала свое молчаливое согласие. Обратной дороги не было.       — Пойдем.       Поднявшись, девушка чуть не упала — но этого ей не позволили.       — Спасибо, господин.       Сейчас его взгляд был другой: не обжигал, а дарил тепло и уверенность, на губах играла легкая улыбка. Азраэль слегка взъерошил ей волосы. Пускай против воли рабыни, но на губах у нее от этого жеста расцвела улыбка.       — Знай свое место. — Несмотря на жестокость фразы, она не била кнутом, а лишь служила напоминанием. И наложница знала: превратить ее в кнут или нет — ее решение.       — Да, господин.       И девушка поспешила за удаляющейся фигурой. Впервые в жизни рабыня не чувствовала отвращения, произнося эти слова. И несла свои оковы с гордостью.