***
Изабелла не спеша ходила по большому дому. Его красота, несомненно, восхищала девушку. Всё было продумано до мелочей, что более всего вызывало восхищение у неё. Весь интерьер, обстановка были выдержаны в какой-то аккуратности, что радовало глаз. Где-то особняк отличался особенной современностью, в других его частях проглядывалась старина, что выражалось в картинах художников Ренессанса или Эпохи Возрождения. У девушки было чувство, словно она разгуливает по музею, нежели по дому Калленов. Единственное, в музее не было бы так уютно, как здесь. Здесь было светло из-за больших окон во всю стену, а за ними, в свою очередь, открывался будоражащий пейзаж: хвойные леса, которые безжалостно хлещет ветер, казалось, достигали до небес. Вот небольшой обрыв вдалеке и шумная река, а за ней снова хвоя; она была безграничной. Можно было долго стоять подле окон и вглядываться в чащу, ища что-то новое для глаз. Особенно это было приятным, когда они способны на многое, как, например, у Изабеллы. Ей было доступно всё недоступное людям. Она видела больше. Её взгляду были подвластны все мелочи, такие, как каменистое дно быстротечной речки или колыхание холодным ветром какой-нибудь дальней сосны. Лишь только первый этаж занял у девушки полтора часа. Но она ведь не была ограничена во времени. По сути дела, сейчас она выполняла свою работу, приказ совета: она не покидала дом Калленов. Брюнетка совсем потеряла счёт времени. Она забылась, забылась, наверное, впервые за последнее время. На душе был какой-то покой, и тяжело было определить, мнимый ли он. Правда здесь было кое-что иное. На состояние однозначно влиял этот дом, его аура. Это было выше всего, недоступно даже самому внимательному взгляду. Но Белла чувствовала это и не могла объяснить. Она блуждала в этих местах осторожно, внимательно, будто бы больше всего в жизни боялась нарушить тишину второго этажа. В голове крутилась странная мысль. Дампиру было интересно, что же сегодня произошло с Эдвардом. Что за неприсущая ему обходительность? Это было очень чудно и необыкновенно, непонятно для Беллы. Она так привыкла отвечать ему колко, чтобы он знал, с кем разговаривает, чтобы он знал о её дерзком характере. Брюнетка никогда не показывала истинную себя, ту, что утонула в жизни 79 лет назад, свою хрупкую, ранимую душу, израненную всеми обстоятельствами, всеми, кто был вокруг. Эта Белла растворилась, умерла, исчезла, будто бы её никогда и не было в этом мире. Существовала только Изабелла Хансен, холодная к миру сему. Жестокому миру. Не было той Беллы, что 79 лет назад, под действием некоторых обстоятельств, несколько часов считала себя человеком, в котором слились две династии — Платт и Каллен. Она знала это, верила в это и жила только этим, держась за последнее, что осталось у неё — это кулон с фамильным гербом её матери. А сейчас, хоть и есть этот кулон, держаться было не за что. Всё светлое, что было в душе Беллы, будто бы засыпали снега, настала вечная зима, и ничто не способно растопить её, ибо оттепель никогда не настанет. И девушка никому не могла излить душу, тем более, Эдварду. В голове не было чего-то определённого по отношению к парню: только лишь пустота, что казалась затишьем перед бурей. Зайдя в одну из комнат, схожую с гостиной, Изабелла остановилась, рассматривая большую картину в стиле абстракционизма. Странные краски и штрихи — это казалось чем-то неземным, словно полотно было из другой вселенной. В этой картине было столько непонятного, и это напомнило Белле об её отношениях. Сколько она не видела Кайла? Четыре дня или три, неважно. Главное то, что на фоне всего произошедшего с девушкой он был совсем незаметен, будто бы слился со всеми остальными частями композиции. Мысли о парне остались там, в Нью-Йорке, вместе с ним самим. И это было очень плачевно, как выяснила сейчас Белла. Неужели можно вот так просто забыть о дорогом человеке? Нет. И что же тогда, он не дорог девушке? Нет. Вся ситуация в целом отличалась своей странностью и неопределённостью, как та самая картина. «И что же он для тебя значит?» — твердило сознание Беллы, но вопрос так и остался без ответа. А ведь Нью-Йорк сейчас наверняка эпицентр войны. Вот: самым ужасным была тупая неизвестность. Изабелла совершенно ничего не знала. Не знала, что происходит в её родном городе, не знала, живы ли её друзья и существует ли WOC. Возможно, всего этого девушку лишили, а возможно и нет. Она не знала. Оставалось только ждать звонка Филис, или кого-нибудь другого, и готовиться к сопротивлению. Через время девушка снова обнаружила картину в том же стиле, что и предыдущая. У агента сложилось впечатление, будто она на приёме у психолога, который показывает разные изображения и спрашивает, что она на них видит. Она долго смотрела на полотно. Эта картина была ещё страннее, чем та. Было очень сложно понять эту композицию, что-то словно давило на голову, когда Белла вглядывалась в неё. Но всё же брюнетка выяснила для себя, что же здесь изображено. Маски. Чьи-то физиономии она видела. Было почти невозможным найти их, отличить от общей сумбурности. Всё было настолько хаотичным, непривычным для глаза. В картине из-за этого проглядывались даже черты анархии, ведь на полотне не было чего-то главного, высшего — не было власти. А вот власть над сознанием брала сама картина. Немного склонившись, девушка увидела небольшую надпись: Полпок Джексон, «Фреска». Неизвестно, сколько времени прошло, когда Белла была уже на четвёртом этаже. Хотя, даже этажом это было сложно назвать. Скорее, это чердак. Здесь было темно, так как помещение освещало только лишь маленькое окошко в самом конце комнаты. Атмосфера этого места резко отличалась от той, что была в прежней, жилой части дома. Она была мрачной, нагоняла какие-то нехорошие мысли, но, одновременно, притягивала к себе. Изабелла медленно шла по деревянному полу, который, по её мнению, должен был вот-вот прогнуться под ней и скрипнуть, но нет. Стояла тишина, нерушимая ничем. Девушка оглядывалась: здесь, как и на типичном чердаке, было много вещей, а ещё — пыли. Вот на каком-то столе лежало несколько стопок книг, связанных друг с другом тоненькой верёвкой; около стены стояли чемоданы, располагаясь один поверх другого; на совсем небольшом подоконнике лежали рукописи; помимо всего этого были и другие вещи, как старинные, так и современные, и некоторые из них лежали в картонных коробках, на которых было что-то написано чёрным маркером. Белла прошла в самую дальнюю часть чердака и остановилась перед неким объектом. Он стоял на полу слегка под наклоном, опираясь на стену, и был плоским, прямоугольным, размеров чуть ниже девушки. Но её заинтересовала не форма его и не габариты, а кое-что другое: он был накрыт чёрным полотном. Это была обычная, длинная тёмная ткань, что складками ложилась на предмет, а часть её спадала на пол. Изабелла буквально зависла над этой странной композицией, а потом шумно вздёрнула полотно, что мерно устелило пол. Брюнетка увидела себя. Предмет, так скрываемый обитателями этого дома, судя по всему, оказался зеркалом. Да, это было обычное зеркало, только вот для Беллы оно было весьма не таким, как все. Она, хмурясь, задумчивым взглядом смотрела на него. Но она смотрела не на себя и, вообще, не на то, что отражалось в нём. Дампира интересовало само зеркало. Оно было очень странным, как решила девушка. Странным и скрывающим то, что не должно скрывать, показывающим то, что не должно показывать. Понятие этой мысли известно было только Белле, ведь лишь она знает, о чём думает сейчас и всегда. И ей это нравилось, потому что её мысли — это только её мысли. Она не задумывалась над этим, но всегда знала, что так и должно быть, это же нормально. Но далеко не все считали это нормой, не все... Это зеркало, оно заставило Беллу ощутить совсем не приятные чувства. Это было несколько ужасно, ну и, в каком-то смысле паранормально. И это насторожило агента. Что подобная вещь делает здесь, в этом доме? Как оно здесь оказалось? Рой вопросов кружил в голове Беллы, немедленно требуя ответов. В это же время внутренний голос твердил, что нужно убираться отсюда. И девушка поверила этому голосу, прежде чем незамедлительно покинуть комнату с тёмной аурой. Когда Белла оказалась на первом этаже (на третьем уже никого не было, как выяснила девушка), то увидела, что состав присутствующих немного поменялся: Карлайл с Эсми сидели на диване, в гостиной и о чём-то негромко разговаривали, Элис, Розали и Эмметт играли в карты, расположившись на соседних диванах, причём вся игра сопровождалась смехом или подколами последнего. Как только все увидели Беллу, всё внимание пало на неё. — Белла! Где ты была? Мы уже тебя потеряли, — Элис расплылась в самой лучезарной улыбке. После слов вампира девушка поняла, что блуждала по дому несколько часов, к тому же она увидела через окна, что на землю опустились сумерки и лес погрязал во тьме. — Просто у вас очень большой дом, — Белла тоже улыбнулась, но через мгновенье её улыбка сникла. — Откуда у вас это зеркало? — Какое зеркало? — спросила Эсми. — То, что на чердаке, под чёрной тканью, — разъяснила девушка. Эсми с Карлайлом обменялись непонимающими взглядами. — На чердаке?.. Возможно, оно там было ещё до того, как мы переехали сюда. Мы ведь здесь не впервые живём, — предположил Карлайл, осмысливая слова Изабеллы. — Это странно... — протянула брюнетка, задумавшись. — А при чём здесь зеркало? Оно, что, понравилось тебе? — спросила Элис. — Нет, напротив. Лучшим будет, если вы избавитесь от него, — сказала Белла, куда-то спешно направляясь; но тут же она вернулась, замешкавшись. — Хотя, нет-нет... Лучше его не трогать вовсе.***
Было уже достаточно поздно, но Белла так и не покинула дом Калленов. Она должна была оставаться там до последнего, то есть пока девушка не будет валиться с ног. Это было сложно, но вполне возможно. Сложно во всех планах, ведь в голове постоянно сидела дума о том, где она сейчас и рядом с кем. Но Изабелла решила не думать о грустном. Из мыслей всё ещё не выходил недавний её ужин, приглашения к которому она ну никак не ожидала от семьи вампиров. Всё же, несмотря ни на что, Белла согласилась на то, чтобы её накормили. Как ни крути, она была у Калленов почти с самого утра, поэтому её просто обязаны были накормить. «И откуда у них еда в холодильнике? — задавалась вопросом девушка. — Да и вкусно было, будто бы они готовят каждый день...» Но мысль о вкусной, сытной пище скоро прошла. Казалось, что в голове была пустота. Где-то там, глубоко, сидели думы о странном зеркале, правда девушка умело блокировала их, потому что не хотела размышлять об этом. Взглянув в окно, Белла выяснила для себя, что совсем не хочет покидать это тёплое жилище, отдавая себя на растерзание осеннему холоду, которому сопутствовали сильный дождь и колючий ветер, что грозно завывал за окнами, а звуки его пробирались через трубу, которая вела к камину. Каллены куда-то исчезли; как решила девушка, они были на втором или третьем этаже. Оставили её наедине со своими мыслями. Зал, в который вошла дампир, был погружён во мрак. Лишь изредка освещали его свечи, трепетно горевшие во тьме. Комната была просторной, можно сказать, даже пустой. Да, была какая-то пустота. Но она не давила на сознание, как бывает в некоторых случаях. Здесь был простор, простор для души и тела. Только всё смотрелось бы гармоничнее, если бы не было этого мрака. Возможно, в дневном свете, что лился бы через огромные окна под потолком, было бы что-то иное, более пригодное для души. Изабелла проходила всё дальше и дальше, наполняясь ощущением классики жанра. Паркет был из тёмного дерева, стены были выдержаны в тёмных тонах. Чопорно. Посередине стоял чёрный рояль, на котором тоже мерцала пара свечек. Он очень приглянулся девушке, ведь такие вещи она по-настоящему ценила. Лакированный, без единой пылинки: было видно, что обладатель сего инструмента дорожит им. Белла осторожно провела рукой по чёрной глади инструмента, будто бы боясь нарушить незримый покой. Она двигалась, словно кошка, впрочем, как и всегда: её движения плавны, нет и намёка на внезапную резкость. И в этом полумраке это было намного заметнее, нежили в суматохе дня. Брюнетка так же села на длинное сидение возле рояля и провела кончиками пальцев по клавишам. Она давно не играла, даже очень. Белла и не знала, не разучилась ли она уже играть. Раньше, когда её жизнь ещё была не столь мрачной, подобный инструмент помогал выплеснуть наружу эмоции, чувства — всё, что накопилось. А сейчас, когда все дверцы, даже малёхонькие, закупорены, игра оборвалась. И казалось, что навсегда... Никто не знал истины. И сейчас Изабелла была не готова открыться настолько, не могла дать слабину. Белла задумалась об этом. — Что ты здесь делаешь? — девушка довольно-таки спокойно восприняла внезапное появление парня, который сел рядом. — Сижу, — констатировала Белла, откинув прядь волос за спину. — Я спросил тогда о твоих познаниях в музыке, потому что сам увлекаюсь ею. Мне показалось, что ты тоже играешь на рояле. — Ты играешь на рояле? — с нескрываемым удивлением спросила брюнетка. — Да, — шатен улыбнулся, взглянув на свой инструмент. — Это помогает в некотором роде. — Да, это точно, — Белла опустила взгляд. — Может быть, сыграешь для меня, раз умеешь? Я разрешаю. — Нет, я... Не могу, — тихим голосом произнесла девушка, а Эдвард словно только этого и ждал. — Ты соврала, да? Не умеешь играть? — задорно спросил парень, что привело Беллу в некоторую степень ярости. — Я умею! Просто не могу, вот и всё... — Ты можешь просто признаться, а не выкручиваться? — Ты серьёзно уже бесишь! Почему тебе постоянно должны признаваться, а? Ты что, священник, что принуждаешь меня к исповеди?! — возмущённо проговорила дампир. Шатен промолчал, что удивило девушку, ведь она ожидала какого-нибудь неприятного ответа, а не немых попыток произнести что-то. А, может быть, он просто менял застоявшийся воздух в лёгких? Они молчком сидели оба, уставившись в одну точку без каких-либо эмоций. — Я перестала играть, потому что пережила серьёзную душевную травму. — Белла решила начать первой. Но она говорила достаточно в общих чертах, не открывая всей тайны. С другой стороны, можно сказать, что она говорила далеко не правду. Ведь всё было намного глубже, и такие поверхностные слова можно считать за ложь. — Это очень тяжело — понять. Да и не нужно, знаешь... Об этом никому, кроме меня, неизвестно... — Только один вопрос, Изабелла. Почему? Почему ты столь скрытна ото всех? — спросил парень, перебивая Беллу. — Твои эмоции, они... Будто бы нереальные, неискренние. Во всяком случае, далеко не все. Я не знаю, из-за чего ты такая, что с тобой произошло, но я помню, много лет тому назад ты была иная. Кроме меня, вряд ли кто-нибудь заметил это в тебе, но я отчётливо вижу в тебе что-то, что не должно быть в тебе. Ты это не ты. Белла, ты пытаешься казаться другой, зачем? Девушка не шелохнулась. Она никогда не думала, что кто-то вот так просто заденет струны её души, тронет за больное. Она не знала, что увидел в ней Эдвард, но она была в страшной панике от того, что её так нагло вскрыли, как хирурги на операционном столе. — Я и есть другая, — злостно прошептала Изабелла и стремительно покинула зал, так, что это ускользнуло от взгляда вампира, и он не смог предотвратить её действий. Размышляя о важном, под шум дождя и в одиночестве Белла пробыла в сознании всего несколько минут. Прошло время, что близилось к трём ночи, и девушка неосознанно отдалась сну. Он застал её прямо тогда, когда брюнетка расположилась на слишком удобном диване, твердя себе: «Только бы не заснуть». Её покой был нерушим ничем: ни потрескиванием дров в камине, ни каплями дождя, что барабанили по крыше. Настал временный покой.