Неотвратимость

Что я сделаю в свой последний день на земле? Конечно же, схожу в лучший гей-бар ЛА, хорошенько надерусь и дам какому-нибудь красавцу потрогать себя за зад. Да, чёрт возьми! Как же мне будет этого не хватать следующие 16 месяцев на борту душной камеры-одиночки посреди глухого космоса. Я хочу почувствовать себя живым, желанным, да и просто прикоснуться к чему-нибудь живому, ощутить запах человеческой кожи и волос, поговорить без помощи коммутаторов. Я хочу простого общения без вечных помех в связи. Это уже третий мой полёт, и я знаю наверняка, что буду скучать по людям, которых сейчас даже не замечаю вокруг, по нормальное еде, толчку и сексу. Особенно по сексу. Я вижу привлекательного официанта с бутылкой кукурузной водки. На нём только фартук, прикрывающий его спереди и бандана с эмблемой заведения. Совиный глаз, больше смахивающий на око Саурона. Не понимаю, к чему все эти ненужные выебоны. Назвали бы уже тогда шоколадный глаз, что ли. Большой брат неусыпно следит за моим очком посредством громилы в строгом костюме. Нельзя, чтобы гордость нации увидели в таком месте, да ещё и отсасывающим какому-нибудь кубинцу. Но сегодня мне плевать. Раз уж моя единственная перспектива на ближайшие полтора года – это кончать в кулак, запаковывая сперму в пакетик при помощи вакууматора и выбрасывать в открытый космос, то напоследок я просто обязан кончить кому-нибудь на лицо, как нормальный мужик. Официант улыбается и подмигивает мне, будто бы читая мои мысли. Его золотой фартук оттопыривается, заставляя меня нервно сглотнуть ком набежавшей слюны. Да в жопу! Я уже прилично надрался, дав волю сексуальному голоду, который сдерживал вот уже два месяца, которые эта огромная горилла с наплечной рацией шляется за мной повсюду. Вроде как для личной безопасности, но не тут-то было! Одним своим видом он отпугивает всех моих возможных партнеров, а если это их не пугает, то на крайний случай он оснащен дубинкой и перцовым баллончиком. Я беру официанта под руку, и он обворожительно мне улыбается, обнажая два ряда безупречных зубов с циркониевыми стразами на клыках. Не терпится исследовать их при помощи языка. Надеюсь, цирконий почистит биоауру моего хрена, а то он что-то в последнее время начал сдавать. Может, это из-за всей этой хрени с гравитацией, что было бы верно, будь мой член мышцей, а может с тем, что мне стоит завязать с бухлом хотя бы на время. Каким образом алкашу позволено управлять многотонной супер оснащенной поеботиной в космосе? Ну, во-первых, я ещё не признал наличие у себя подобной проблемы, а во-вторых, как ещё не рехнуться в безмолвном безвоздушном пространстве в компании пары дронов да робота-помощника со слишком маленькими ручками? Мы спускаемся на нижнюю палубу, где расположены каютные комнаты. Первая из них занята лесбийской парочкой. Та, что сверху, выгибает шею и улыбается – видимо, зрители им по душе. Они меняют позу. Эта называется «ножницы». Вместе они напоминают многорукое и многоногое индийское божество, которое кончает само от себя. Я берусь за край простыни. Она влажная и пахнет мускатным орехом, солью и клубничной смазкой. Я вдыхаю этот запах и представляю, что он принадлежит мне. Как бы я себя чувствовал, имея внизу потайной кармашек удовольствий? Как это – ощущать себя заполненным чьим-то горячим пульсирующим членом и сочиться естественной ароматной смазкой? Или даже двумя членами так, чтобы они тёрлись друг о друга в глубине меня, разделённые лишь тонким слоем упругой ткани. Я думаю об этом, и внизу живота разливается тепло. Лесбиянки, кажется, забыли о нашем присутствии и поглощены исследованием внутреннего мира друг друга. Я вижу, как одна проводит языком по выкрашенным лобковым волосам другой, и они на тёмной коже выглядят, как лунная дорожка, ведущая прямиком к полной луне. Мы оставляем их и движемся вдоль коридора, пропитанного дымом, благовониями и чужими голосами. Моя рука лежит на талии официанта, и я даже сквозь перчатку могу чувствовать теплоту его тела. Он невысокий и хорошо сложенный юноша с серёжками в ямочках на щеках. Я касаюсь его волос, они такие мягкие, словно у ребёнка, струятся между моих пальцев. Я подношу локон к лицу и наслаждаюсь их запахом. Весь мир для меня соткан из тысяч запахов, которые я способен отличить один от другого. Сейчас я чувствую кокос и масло жожоба. Я прислоняю его к стене и касаюсь губами его шеи. Древесный аромат с лёгким оттенком табака. Так пахнет дорогой парфюм. Спускаясь ниже, я чувствую почти выветрившийся дезодорант и молочко для тела с грейпфрутовой цедрой. Я развязываю бант на его фартуке, и тот, едва слышно шелестя, укрывает его ступни золотистым шелком. Пальцами я касаюсь его пупка – для меня это место всегда было одним из любимых. Упругое колечко плоти, квинтэссенция жизненной и сексуальной силы. Я опускаюсь на колени, держась за его бедра, сжав их так, что он издает сдавленный стон. Уверен, их хорошо научили издавать правильные звуки в нужное время. Его ягодицы напряжены, мышцы пресса тоже. Неестественная, но такая красивая поза древнегреческой статуи. Зубами я стаскиваю перчатку за средний палец и берусь за член официанта у самого основания. Он прикрывает глаза и подаёт бедра вперёд, давай понять, что желает продолжения. Меня не нужно просить дважды. Я обхватываю губами головку, ощупывая кончиком языка маленькое отверстие и впадинку вокруг него. Затем, ощутив достаточное количество слюны во рту, я делаю скользящее движение вдоль его ствола, так что головка упирается мне в нёбо. Я продолжаю двигаться вперёд-назад, чувствуя каждую вздутую венку, каждую бороздочку и выпуклость. Я будто слепой, использующий шрифт Брайля, чтобы проникнуть в его мысли, высосать их все до одной и оставить в его голове лишь лёгкость и ощущение полета. И пока что мне всё удаётся. Его глазные яблоки двигаются под веками, будто у спящего или лунатика. И я, видя его беспомощность, веду паренька странными дорогами и неизведанными мирами к божественной обители. Когда он уже близок к завершению и мышцы его напряжены до предела так, что, кажется, кожа может лопнуть, я прекращаю, и он вздрагивает. Открывает глаза и смотрит на меня умоляюще, а я наслаждаюсь этими секундами, когда полностью владею им. Для него эти секунды тянутся, словно годы, и он изнывает от желания, пронизывающего его до самых костей. Сладкая, болезненная ломота в его теле скоро достигнет предела, и я хочу оттянуть этот момент. Моё дыхание охлаждает его влажную разгорячённую кожу, он нервно сглатывает, когда я поглаживаю языком головку. Я хочу, чтобы он кончил мне в рот. Затем в меня. Я хочу, чтобы он причинил мне боль, и хочу причинить боль ему. И чтобы в конце не осталось ничего кроме боли. Я сжимаю губы как можно сильнее и насаживаюсь ртом на его член до упора, затем обратно, и втягиваю в себя его сперму. Она выходит порциями, пока у него всё пульсирует и сокращается, он сгибается, опираясь руками на мои плечи. Его волосы падают мне на лицо. Он стонет так, как его научили, и выходит просто отлично. Я ощущаю нехилый, даже слегка болезненный стояк. Мне срочно нужно продолжение. Может быть, я выпил слишком много. Мне кажется, что я могу кончить от малейшего прикосновения. Или меня так возбуждает это место со слоняющимися туда-сюда зеваками и парочками, не дотерпевшими до своей каюты. Моя спина вспотела, и я чувствую, как дыбом встали волоски на коже. Я касаюсь его фартука и получаю лёгкий электрический разряд в пальцы. — Я хочу, чтобы ты воспользовался этим, — говорю я. — Ты хочешь, чтобы я связал тебе руки? — Нет… — шепчу я ему на ухо. — Ты обёрнешь его вокруг моей шеи и стянешь. — Как скажешь, милый… Он улыбается, и серёжки немного расходятся, поблескивая в полумраке. Я тяну его за руку, сжимая её до побеления. Мне нужно что-нибудь, чтобы взбодриться. Я шарю по карманам в поисках экстази, но нахожу только какую-то ерунду. Мне нужен кокаин. Много кокаина. Так, чтобы кровь пошла носом, и руки дрожали. Хочу трахаться до потери пульса, как в последний раз. Хочу задохнуться и родиться заново. На этот раз я проживу свою жизнь как следует. — Мистер Максвэлл! Сэр! Вот же блядь! Эта горилла в костюме уже здесь. Он пригибается, слишком высокий для этих потолков, и протискивается между расплющенных о стены тел. Огромный молчаливый ниггер с вечно грустными глазами. Я зову его Джанго, просто потому, что мне поебать. Им так просто не достать меня. Не сегодня. — Отъебись! — кричу я ему, шлёпая официанта по сочной ягодице. — У меня сегодня праздник! Ты знал, что я отправлюсь на Марс? — обращаюсь я к своему сегодняшнему бойфренду с золотистой удавкой в руках. Сейчас я бы даже всё НАСА выебал, если бы представилась такая возможность. Лицемеры грёбанные. Я могу пихать свой хер во все, что достигло возраста согласия! Это право мне гарантирует конституция США. Так что нахуй Джанго, нахуй НАСА и папу с мамой тоже нахуй! — Мы должны вернуться домой, — говорит мне лысый ниггер. — Да ты можешь хоть о стену уебаться, я всё равно никуда не поеду, кроме как к ближайшему дилеру. — Мистер Максвэлл, я не хочу применять силу. Но если вы не пойдёте добровольно, мне придётся… — Да что ты разнылся? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? Если белый человек хочет оттянуться, как следует, то тебе стоит заткнуться и подождать у выхода, как хорошая собачка. Ну же, давай! Кто у нас хорошая собачка? Кто хороший песик? Место! Вот так. А хозяевам скажешь, что я всю ночь провёл в холодной одинокой постельке или в монашеской келье, на твой выбор. Он как-то разом побледнел, несмотря на свой цвет кожи и здешнее освещение. Положил мне руку на плечо, которую я тут же сбросил. В его глазах читалась какая-то ублюдочная обеспокоенность или он просто слишком тупой, чтобы осознать происходящее. В любом случае, он сказал: — Мы должны уехать прямо сейчас. Вы придёте в себя, и станет гораздо лучше… — Знаешь, когда мне станет лучше? Когда я кончу вот этой шлюхе на лицо. Честно. Я сразу же почувствую себя лучше, когда засажу ему так, чтобы аж до зрачков доставало, и занюхаю коксом с его задницы. Ты даже можешь насладиться этим зрелищем! Чёрт, это просто отличная идея! Ещё никогда за мной не наблюдал натурал. Можешь посмотреть, как я покажу мальчику настоящий космос! Глаза у него налились кровью. Он выпрямился, и потолок над нами качнулся и завибрировал, заставляя лампы мигать. — Какой же ты, сука, жалкий! Даже грустно. Наверное, поэтому тебя и не любит никто. Да какая баба на тебя глянет? Ещё переметнёшься в наш клуб, вот увидишь… Неожиданно, я ощутил мощный удар в скулу, который сбил меня с ног. На секунду все вокруг прекратили заниматься своими делами и уставились на нас. Больно было не сильно, но кровь принялась хлестать из носа, как из грёбанного фонтана. Рубашка от «Gucci» покрылась пятнами, было странно, неловко и грязно, будто меня только что девственности лишили. — Да какого хера… Он рванул меня за грудки, и я повис, словно тряпичная кукла. Его рожа была так близко, что я мог разглядеть крапинки на его оливковой радужке. — Как же я тебя ненавижу, пидор ебаный – выплюнул он мне в лицо. — Так сильно хочешь, чтобы тебя оттрахали как следует? Я могу это устроить. Только не гарантирую, что ты после этого не сдохнешь! Официант поспешил ретироваться, как и некоторые из посетителей. Остальные же, наоборот, подкрались поближе, чтобы всё расслышать. Хотя прислушиваться было не обязательно, он орал, как потерпевший. Или это был я? Особенно, когда он втащил меня в каюту и захлопнул дверь. Я грохнулся на ковёр с длинным ворсом, который обжег мне щеку. Я не был уверен, защелкнул он замок или вырвал его из двери. Он развернулся. Здесь было светлее, и я увидел, как сильно он вспотел. Как бык посреди корриды. — Ты что делаешь, ублюдок?! — закричал я, но получил удар ногой в живот и снова упал на спину. Кровь из носа заливала моё лицо, и я повернул голову на бок, чтобы не захлебнуться. Я кашлял и отплевывался, пока он не схватил меня рукой за лицо, сжав так, что остались отметины от ногтей. Всё это время меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Но оно прошло, когда он расстегнул мне брюки и взялся рукой за мой член. Клянусь, ничего во всем мире не было реальнее этого. Моего члена в руках разъярённого ниггера. Я пытаюсь отпихнуть его ногами, но получаю ещё один удар по лицу и кровь брызгает мне в глаза. Волна боли захватывает меня и издаю звук: полу-стон, полу-нытье, пьяно и протяжно вою, закрывая руками лицо. Он пытается оторвать мои руки от лица, и у него не сразу это выходит. Кровь пачкает и его руки, манжеты его белой рубашки, выглядывающие из-под рукавов пиджака. — Сука, блядь! Он вцепляется мёртвой хваткой в мой член, с твердым намерением его оторвать. Второй рукой он хватает за рубашку так, что пуговицы разлетаются в стороны. Затем начинает двигать рукой, пачкая кровью мой член и бёдра. — Извращенец херов! — Это я-то? Погоди, я только начал… Он яростно мне дрочит своей лапищей, слышно как кончики его ногтей стачиваются о молнию. Мышцы живота у меня напряжены до предела, а голени сводит судорогой. — Хватит, не нужно… — визжу я. Он не сбавляет темпа, мою кожу невыносимо жжёт. Он разбавляет кровь плевком и снова принимается за дело с двойным усердием, ещё чуть-чуть, и он добудет огонь при помощи моего хрена. Постепенно, кроме жгучей боли, я ощущаю нечто другое, будто среди догорающего пожара вспыхнул новый. Моё лицо пылает изнутри, а сердце качает кровь на пределе. Белки его глаз сильно выделяются на тёмном лице, как и оскал зубов. Он хищно следит за моим выражением лица, и когда я нахожусь на пределе, он бьет меня по лицу наотмашь. Кровь попадает мне в дыхательные пути – и я кашляю на его белую рубашку. Мой члён очень твёрдый, наполнен кровью до предела, и возбуждение просто сносит мне крышу. В висках, будто молотком орудуют, уши закладывает, будто рядом взрывается снаряд, а ты не успел открыть рот, чтобы не лопнули барабанные перепонки. Он встаёт и стягивает с себя пиджак. — Да ну нахер! — шиплю я, извиваясь на полу, пытаясь влезть обратно в брюки. — Псих чёртов! — Не советую тебе рыпаться, — говорит он, аккуратно вешая пиджак на спинку стула и закатывая рукава. Хера се, манерный какой! Ещё бы выдал что-то в стиле крёстного отца! Вся его злость куда-то разом улетучилась. Но что-то мне подсказывало, что это спокойствие ничего хорошего не предвещает. Я делаю усилие и переворачиваюсь на спину, чтобы подняться. Да уж, в такую передрягу я попал впервые. Но сдаваться я не собирался. Нужно лишь взять свои яйца в кулак и съебать отсюда по-быстрому. — Слушай, друг, — начал я, — я понял, что был не прав. Но и ты тоже перегнул! Вряд ли твои хозяева обрадуются тому, что ты здесь устроил… Я поднялся и, шатаясь, пячусь в сторону двери. — Но мы можем забыть обо всём, что здесь случилось. Тебе стоит ценить мою доброту! Я просто уйду, и мы сделаем вид, что ничего не произошло. Он коротко хихикнул в кулак, затем поднял на меня глаза и в открытую заржал. Не понимая, что его так развеселило, я слегка охуел. Бросил взгляд на замок – он был закрыт. — Ты ещё не понял, гондон? Ты уже никуда отсюда не выйдешь! С этими словами он достал ствол и выстрелил мне в ногу так легко, будто жвачку кинул по-дружески.