Неотвратимость

— Ты воняешь! — сказала мне девочка в полосатой шапке. Я открыл глаза. На улице, где я спал, давно рассвело. Мои ноги совсем занемели, а под носом засохли кровавые сопли. Она стояла между мусорными баками, согревая руки о чашку-термос с крохотными пандами. При виде термоса я понял, что меня ужасно мучит жажда. Я пошевелил языком, и по ощущениям это было, как пытаться удержать во рту живую ящерицу, покрытую колючей чешуёй. — Ты здесь живёшь? — последовал вопрос. Я уже было открыл рот, чтобы возразить, но вдруг откуда-то сверху послышался крик. Кричала какая-то женщина, высунувшись по пояс из окна. На ней был надет фартук с надписью «Королева кухни», но я почему-то в этом усомнился. Адди Портер как раз жарила рыбу, докуривая последнюю сигарету из пачки с огромным предупреждением: «Вызывает нарушения потенции», стряхивая пепел на кухонный пол. В голове у нее орудовал отбойный молоток, а каждая глубокая затяжка сопровождалась хрустом в челюстных суставах. Её мутило от начинающейся жары, которая к обеду должна была расплавить мозги Адди, если ее раньше не доконает разрыв аневризмы. — Ну-ка, валите отсюда, мелкие ублюдки! Что вы забыли под моими окнами? — сигарета в руке мисс Портер понемногу превращалась в тлеющий столбик пепла, готовый в любой момент свалиться мне в глаз. Её волосы, скомкавшиеся от грязи, клочками свисали на одутловатое лицо. — Мы здесь живем, мэм! — девочка в полосатой шапке вышла из тени мусорки, и я признал в ней Макса Рута, который воровал у нас с крыльца газеты и продавал на углу по 25 центов за штуку. Он был худой, как щепка, а длинные патлы и большие глаза придавали ему сходство с девчонкой. При желании, с такой внешностью он мог неплохо заработать, обслуживая водителей, как его сестра, но предпочитал заниматься мелким воровством и попрошайничеством: — Как насчёт доллара, мэм? Мой друг очень болен, он так кашляет, что начинает идти кровь... Для убедительности Макс положил мне руку на плечо и заглянул в глаза. Его взгляд говорил: «подыграй мне».Я сухо кашлянул пару раз в кулак. За такую актерскую игру меня бы выгнали из театрального кружка прежде, чем я успел сказать: «Туберкулёз». Макс похлопал меня по спине и уставился на мисс Портер самым жалобным из своих вглядов. Он научил меня парочке таких, чтобы клянчить у родителей деньги на кино, и я пользуюсь ими по сей день, разводя свою девушку на секс втроём. О да, у Нила Аарона, самого известного педераста Америки есть девушка. — Видите, он совсем плох, мэм! Всего доллар, чтобы могли купить себе немного еды! — Ага, помечтай, сучонок! Вали с моей частной собственности, пока я не позвала копов! Из окна потянуло горелым, Адди чертыхнулась и бросилась отскребать приставшее рыбье брышко вилкой. Макс протянул мне руку, и я увидел, что ладонь у него в порезах. «Пойдём, пока эта старая шлюха не вернулась. Я знаю местечко получше, сможешь смыть с себя эту вонь» — сказал он. Я поднялся с его помощью, нога ныла чуть повыше лодыжки, и распухла в том месте. Я боялся, что свалю его с ног, но Макс с легкостью перекинул мою руку себе через шею и обняв за талию, повел мимо раскрытых от духоты окон, натянутых верёвок с бельём, которое висело неподвижно в наэлектризованном воздухе. — Погоди... — он остановился и поднял с земли кусочек шлакоблока. Нацелился в окно с грязными деревянными рамами. — Три... — начал он. — Сука! — ору я, пытаясь вывернуться от сумасшедшей гориллы, но всё тщетно. Мои запястья крепко связаны, а ноги он прижал весом своего тела. — Ёбаный ублюдок! Острые грани проталкиваются внутрь, разрывая всё на своём пути. Я чувствую, как что-то тёплое заливает внутренние стороны бёдер. — Лучше расслабься, нето выйдет гораздо дольше и больнее! Я хочу харьконуть в него, но во рту всё пересохло. До него доноситься лишь слабое дуновение моего перегара, смешанного с запахом блевоты. Только сейчас понял, как же я хочу пить, просто умираю от жажды! — Ну, нет, малыш, так не пойдёт! Здесь для меня слишком узко! Вот, дьявол! Он раздвигает мне ягодицы своей лапищей и засовывает внутрь пальцы по самые костяшки. Хоть бы кольцо снять догадался, долбоёб конченый! Он задевает простату, от чего меня чуть ли не перегибает пополам. Я стону сквозь сцепленные зубы, как роженица во время схваток. Он двигается беспорядочными рывками, будто кривой баклажан на терке натирает. Да я бы в лицо ему заржал, если бы мог! — Ну что, нравится? Достаточно глубоко? — Иди нахуй! — Да, я знаю, как ты любишь... Я с отвращением понимаю, что сейчас кончу. Ну, уж нет! Ни за что я не доставлю ему такого удовольствия! Я стараюсь думать о чём-нибудь другом, но не выходит потому, что он сжал своей потной ладонью мой член. — Я могу позволить тебе кончить. Ты только попроси... Он остановился, и я знаю, что он внимательно смотрит. Я молчу, но зрачки у меня закатились так глубоко, что ещё чуть-чуть — и я увижу собственный мозг. — Просто скажи это! Его голос перехватывает от злости и возбуждения. — Просто, блядь, попроси! — орёт он мне в ухо, и мне хочется умолять его. Умолять, чтобы не останавливался, чтобы взял у меня в рот, обхватил головку своими огромными губами и отсосал мне так, как никогда и никому прежде. Но я молчу и сгораю в мучительной агонии.  — Ну и хуй с тобой! Тоже мне, гордый нашёлся! Он расстегивает ширинку и, на секунду, замирает, будто резко встал с дивана, и вся кровь отлила от головы. «Сначала дезориентация, затем ощущение жара по всему телу, словно тебя горящими углями обложили со всех сторон» — разъяснил мне Дмитрий. «Главное, просто лечь и не двигаться, тогда, может быть, всё обойдётся.» «А дальше-то что?» «Ну, если ты к тому времени ещё не сдохнешь — тебе понравится, гарантирую. Это ни с чем не сравнить». Он тянет меня вверх, и я скольжу спиной вдоль шеста. Он холодный и липкий, кое-где покрыт блёстками. Теперь мои ноги обвиты вокруг него, опять же, не по моей воле. Ниггер дышит мне в затылок, а шест упирается между шеей и ключицей. Стальной стояк этого мудилы упирается в мой задний проход. Всё ещё слишком узко. Ему приходится помочь себе пальцами, от чего я не выдерживаю и визжу. — Прости, я не понимаю по-пидарски — шепчет он мне в ухо. — Прекрати! — Что ты сказал? — Прекрати, п-пожалуйста... — Дай-ка подумать... Он входит в меня лишь наполовину, но я ору не сдерживаясь, и пытаюсь достать до него связанными руками. — Ублюдок, мать твою! Ненавижу тебя! Пинаю его пяткой в колено, но он только ржет и насаживает меня глубже. Я ударяюсь грудью о шест, и мне сбивает дыхание. Я тщетно пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Мои глаза округляются от ужаса. Ещё немного и у меня случится паническая атака. В груди словно бы комок, утыканный огромными иглами. Он всё растёт, заполняя собой всю мою грудную клетку. Ниггер трахает меня медленно. Каждый раз выходя полностью, чтобы я ощутил боль в полной мере. Запах салонного освежителя уступил запаху соли. Его кожа влажная и горячая во всех местах, где он меня касается. Он тяжело дышит и потеет, как и обещал Дмитрий. Мне бы продержаться ещё чуть-чуть. Но я не уверен, что у меня есть столько времени. — Так, посмотри на меня! Всё хорошо, просто дыши! — Я... не... — Это ничего, ничего. Всё будет... Хорошо? Нихуя хорошего, конь тебя долби, Макс! Нихуя хорошего! Меня что-то утащило под воду, вцепившись мёртвой хваткой в щиколотку. Секундой назад я ещё чувствовал под ногами склизкое, покрытое водорослями дно, и вот я проваливаюсь в непойми откуда взявшуюся впадину, чувствуя прикосновение чьих-то ледяных пальцев. Вода заливает мне рот и уши, заглушая мой крик. Я вижу, как поверхность воды отдаляется от меня с бешеной скоростью, вскидываю руки, но достаю лишь размытые пятна света. Но я не могу сказать ничего из этого, а только смотрю на него широко раскрытыми глазами. Макс держит моё лицо ладонями, они горячие и влажные. Я вижу, что он испуган, не меньше моего. Его волосы примяты сбоку, в том месте, где голова касалась подушки. Он спал, наполовину свесившись на пол, когда почувствовал прикосновение моей похолодевшей руки. В свете луны она казалась мертвенно-белой. Я тонул, и хватался за него, захлебываясь илом и песком, а что-то утаскивало меня всё глубже на дно, где из тьмы на меня смотрели ярко-жёлтые глаза с двойными зрачками. — Ник, дыши же! Я мотаю головой из стороны в сторону. У меня перед глазами всё еще пылают два адских огонька. Лицо посерело, а губы превратились в лиловый шрам. — Боже... — выдавливает из себя Макс. — Помогите... кто-нибудь. Он выскальзывает из моих рук, и я падаю во тьму. Падаю, по ощущениям, целую вечность, но на деле...