Кошмары

      Это началось после встречи с некромантом — Николь говорила, что ненавидит некромантов, независимо от занимаемой ими стороны. Встречи, после которой им долго пришлось зализывать раны, и даже провести ночь в лесу, подпитываясь силой природы, потому как оставшихся сил Кавальере не хватило бы даже чтобы подлечить мышь. Он видит этот кошмар последние несколько дней. Кошмар преследует его, как гончая преследует дичь — неутомимо, неотвратимо, настигая в тот момент, когда жертва думает, что она в безопасности. А Аласдер МакДональд не привык быть жертвой.       Он видит ее — белоснежную тигрицу, чья шкура исполосована не только полосами, но и боевой магией, оставившей глубокие кровоточащие раны. Красное на белом, это должно быть красиво, но МакДональд не находит это таковым. Николь, его Николь, рычит, скаля клыки, отбивая очередной удар посоха некроманта, перекусывая его, словно это тонкая зубочистка. Столб зелено-черного пламени обжигает ее морду, и тигрица пятится, мотая тяжелой головой. А МакДональд только и может, что отбиваться от поднятого некромантом оборотня, не в силах помочь своему фамильяру в куда более жестокой схватке. Медведь наседает на него и друид на время теряет из виду Кавальере, отсекая мохнатую лапу. Он не знает, чей рев оглушает его — медвежий или тигриный — и надеется, что не последний.       В водовороте схватки природа все же одерживает вверх над смертью, и зомби-оборотень падает, рассыпаясь прахом у ног друида. Аласдер поднимает голову, отбрасывая мокрые от пота волосы с лица, оглядываясь. И время словно замирает, растягивается, как резина, вбирая в себя так много и так мало. Когда-то белоснежная с бледными черными полосами шкура покрыта кровью, которая местами застыла коркой. Ее раны не только не затягиваются, но их становится больше, словно что-то невидимое царапает ее, рвет, стараясь содрать шкуру с фамильяра. Но и некромант — невысокий, темноволосый и загорелый, точное нарушение всех известных стереотипов — ранен. Обрубок руки дымится, словно затушенный факел, одежда разорвана и измазана грязью, потом и кровью, а на лице не осталось живого места не тронутого царапинами. Он стоит на коленях, и у него нет ни единого шанса на то, чтобы вновь подняться. Тигрица бросается на него, перегрызая горло, заливая горячей кровью и себя и жертву, захлебываясь ею и плотью. И Аласдеру кажется, что вот оно, все закончилось, они победили.       Николь отшатывается, сплевывая кровь, которая все равно капает с ее пасти вперемешку со слюной. Аласдер видит обрубок посоха, торчащий из тигриной груди. А затем его оглушает — эмоции, мысли, чувства. Свои и Николь, не разобрать где чьи. Он чувствует страх, ужас, холод, ненависть, усталость, боль. слышит ее мысли, в которых царит полный сумбур — Николь думает о своих корги, о работе, о том, что у нее не осталось сил, о том, что лапы болят, а в правой задней лапе кажется заноза. И кое-что в ее мыслях неизменно, она снова и снова возвращается к нему. «Аласдер, Лас, хозяин, любимый, МакДональд, Аласдер, Аласдер, Аласдер… ». Это почти сводит его с ума. Почти. Друид снова чувствует животный ужас и холод. Он даже кажется, слышит стук тяжелых капель крови о павшую листву. Сталкивается взглядом с белыми кошачьими глазами. Тигрица делает шаг и падает. А Аласдер кричит, кричит от той боли, что разрывает его душу, ломает тело. Он чувствует, как Николь покидает его, как их прочная, как стальные канаты, связь рвется, исчезает, оставляя в душе шотландца огромную рваную дыру, которая пульсирует болью. Слышит ее последний мысленный крик, слышит ее рев, чувствует последнее прикосновение ее эмоций. Он закрывает глаза...       ... а когда открывает, то видит ее. Бледную, с растрепанными волосами, с краснеющей скулой, широко распахнутыми глазами, сидящей на его ногах, напряженную, как перетянутая струна гитары. Он ударил ее? Да, наверное, вон как смотрит, да и рука саднит. МакДональд хмурится, только сейчас понимая, что сжимает руки в кулаки и с трудом разжимает их. Видит и чувствует ее испуг — не такой, как тогда, не животный, рожденный не страхом за свою жизнь, но беспокойством за него, — и слышит, как она зовет его. Нет, даже прежде чем он слышит ее голос, он чувствует, как его имя рождается на языке и слетает с ее губ. Она зовет его, успокаивает, говорит, что это всего лишь кошмар, отголосок того, что не произошло. Что все в порядке, что он ее спас, что она жива. Аласдер моргает, а потом привлекает ее к себе. Обнимает Николь так крепко, что она что-то возмущенно шипит в его плечо. Дышит ее запахом и плевать, что его обоняние не такое острое, как ее, он все равно чувствует фруктовый аромат ее шампуня для волос, запах овсяного печенья, которое Кавальере так любит есть перед сном, и ее аромат — смородиновый — свежий, травянистый, немного мятный. Он успокаивает и Аласдер дышит полной грудью, утыкаясь носом в шею женщины, не слушая ее наигранного ворчания о том, что он ее точно решил задушить.