Шестнадцатый век

Взгляд презренных, зелёных глаз наморщился. Поведение девушки для Адриана казалось невоспитанностью. Маринетт высунула ещё одну ногу и как бы спрыгнула с кареты с грацией бабочки, остановившись, она закрутилась и поклонилась, однако не как леди, а джентльмен. Эта повадка заставила мсье Агреста удивиться, даже, скорее восхититься. Ощущение злосчастных мыслей покорили тело парня. Его это забавляло, она не такая. С привычками мужчины, но и грацией не просто мадемуазель, а более величественного. Адриан поклонился ей, схватил за руку и поцеловал тыльную сторону ладони, практически не касаясь губами, но горячий воздух, что проскакивал сквозь губы, делал своё дело. Эту идиллию прервал мужской монотонный и строгий голос: — Сын… — на этот оклик Адриана, обернулся не только сам парень, но и девушка, что он сопровождал, — почему так долго, тебя уже все заждались. Ты опять ходил к низшим, да ещё и пешком? Никогда не мог понять того, что творится у тебя в голове, — непринудительный, но давящий голос заставил парня вновь чувствовать себя слабым, ведь он не может ответить своему отцу, а лишь помыкает ему. — Да, отец, я ходил на те улицы, — его дрожащий голос звучал слабо. Было заметно, что молодой наследник имущества семьи страшно волнуется, и это не скрылось от Маринетт. Девушка решила разбавить неудачный разговор, незаметно вмешавшись в него: — Э, добрый вечер, мсье Агрест, — её голос звучал уверенно, но немного со страхом. Она на секунду присела, что означало поклон, на этот раз, как воспитанная леди, переплетая пальцы рук у себя на животе. Граф Габриель не вызнал особого внимания, а лишь кивнул ей, вновь продолжая разговор с сыном. А у Маринетт же тем часом в голове бушевал ураган, она было готова убить, перерезать горло, однако, со стороны была добрая улыбка, скрывающая настоящее настроение мадемуазель. — И будь добр зайти к Домоклу, мне необходимо с тобой поговорить, — Габриель так и не был намерен смягчить тон своего голоса. И после сказанной им реплики, грав развернулся и ушел, не дав даже времени на ответ своему родному сыну. — Хорошо… отец, — проговорил наследник разочаровано в спину родителю и опустил голову. И конечно же, обида не обошла его стороной. Маринетт стала сочувствовать Адриану, она будто прочувствовала на себе его переживание, обиду, тягу чужих видений, ведь нельзя разочаровать людей, особенно отца… Мадемуазель не замечая для себя, приподняла руку. И вот, холодные тонкие пальчики почти легли на плечо парня, но стыд переубедил её. Дюпен-Чен сощурила глаза, сузила губы и с содроганием оторвала руку от манящего плеча парня так и не дотронувшись. Подул холодный ветер, уши закололо и хрупкие белоснежные оголённые плечи девушки покрылись мурашками, а кости начало сводить. Обернувшись, Адриан заметил мёрзнущую спутницу. Тогда он опомнился, схватил тонкое запястье и потянул за собой. — Пойдёмте, тут холодно, вы почти замёрзли, — его голос звучал холодно, как и ветер, что образумил его, как и ночная осенняя гамма. Такая же холодная, как камень — без граммы тепла, душевности… Хоть сейчас и сентябрь, но некоторые деревья начинают постепенно оголяться. Дороги не обсыпаны листьями, как в начале ноября, но и не сказать, что сейчас они голые. Недалеко от кареты, которая отдаляется всё больше, колёса которой врезаются в камни и, падая в лужи, создают всплески и подхватывают намокшей частью деревянного переплета намокшую от тумана, что только начал рассеиваться, землю, было видно огромное поместье «Франсуа Дюпон». Огромные двери, дойти до которых предстояло по каменным ступеням, наконец-то открылись и из поместья была слышна музыка из струнных и духовных инструментов, раскрывая тему грациозного танца, который выполняют люди в парах. На стенах огромного зала горит очень много свечей, а их воск капает в золотые подсвечники. Центральная лестница, что потом разветвляется, сделана из розового мрамора, что ещё больше подчёркивал золотую гамму зала. Всё ещё держа за руку девушку, Адриан очень быстро вёл её сквозь танцующую толпу. Он уже был привыкший к подобным банкетам, поэтому он ловко обошел всех и каждого, не задев ни одной частью тела. А вот что касается Маринетт, она не была привыкшей и теперь, на такой скорости, с которой ведёт её мсье, она чуть ли не сбивает с ног всех, кто только преграждает ей дорогу. Подымаясь по лестнице, парень отпустил руку девушки. Если говорить правду, Маринетт и Адриан даже и не заметили, что держались за руки, ибо в такой суматохе попробуй уследить хотя бы за своими ногами. Остановившись у маленькой чёрной древесной двери около балкона, ведущего с высоты на зал, джентльмен с цветом сухой пшеницы волосами, покинул свою спутницу с волосами цвета ночного неба, предупредив, что он задержится в той комнате, где ждёт его отец. Она согласилась и дружелюбно улыбнулась. Опиравшись об перила, Маринетт могла видеть всех и всё: танцующих людей, оркестр, огромную хрустальную люстру, что свисала с потолка, полностью обставленную золотым подсвечниками и там же свечами. От сюда музыка (1) слышна была хуже, но она отбивалась эхом, становясь ещё более прекраснее. Высокие ноты трубы, флейты, скрипки, колокольчиков создают великолепную мелодию, а низкие звуки виолончели, контрабаса, тубы и альта дополняют эту мелодию, сливаясь в прекрасную музыку, что если прислушаться, пробирает до мозга костей, а также подымит настроение. Под неё тело само начинает двигаться, воедино с танцем нот. Маринетт стало немного жутко, живот скрутил и включился инстинкт самозащиты, хотя опасности не было. Она чувствовала на себе чужие взгляды и это её угнетало. Раскинув глазами по залу, она заметила человека, что за ней наблюдал. Это была девушка с белокурыми волосами немного длиннее, чем у синевласки. Её взгляд пожирал Дюпен-Чен. Стоило только на секунду посмотреть на девушку, можно было прочесть её натуру по глазам. Она была жестокой, себялюбивой, хитрой, не уважающей чужое достоинство и мнение. Неожиданно, они пересеклись взглядами, и спокойно стоящая девушка начала двигаться к балкону, пробираясь сквозь толпу. С её приближением девушку, что стоит на верху, поглощает страх всё глубже и глубже. Она поняла, что идут к ней. Захотелось удрать, но самоуважение запрещало этого делать не разобравшись в проблеме. Подымаясь по ступеням, для начала можно было разглядеть желтый, полностью покрытый кружевом ворот от платья, что закрывал всю шею. Далее пошел корсет желтого цвета, тоже весь покрытый кружевом, а у основания груди была пришита чёрная лента, полностью забитая бриллиантами, так же, как и пояс, что располагался на талии. Чем больше преодолевала мраморных ступенек блондинка, тем лучше можно было разглядеть её наряд. Подол платья был выполнен из парчи золотистого цвета, полностью покрытый абстракционными узорами, выполненными из крошечных бриллиантов. Платье выглядело очень пышным, так как подол держала фижма (2). Рукава были слитны с корсетом, а на плечах держались фонарики, изготовленные из атласа, так же, как и рукава. Та девушка была уже в пяти шагах от Мари и остановилась. Голубые глаза уставились на васильковые. Вдруг, Маринетт неожиданно стало всё равно на богатую леди, что та презрительно на неё смотрела, но разговора так и не начинала. За её спиной открытый вход на другой балкон, однако тот ведёт на улицу. Там промелькнуло нечто ярко, будто что-то упало, похоже на светлячка, но они красными не бывают. — Не правда ли чудесный банкет? — блондинка заговорила писклявым голосом. Вроде спокойно, не хотела ругаться, а просто заговорила, дабы поддержать неловкое молчание, но так казалось на первый взгляд. Маринетт было всё равно, она её почти не слышала, даже взгляд не был на ней сфокусирован. А лишь просто ответила: — Да, вы правы, — она её обошла и не оборачиваясь ушла в сторону балкона, медленно, будто чего-то боится, не отрывая взгляда от вещицы, что горела красным цветом. — Эй, ты куда? Врага себе нажить решилась? — бесилась голубоглазая блондинка. Мадемуазель уже схватила за руку дочь пекарей, но Маринетт ловко выдернула. Она всё ещё ничего не замечала. Для неё мир будто не существовал, а единственная цель — дойти и посмотреть что там. Графиня злилась, но чтобы не обращать на себя много лишнего внимания со стороны других пришедших, оставила эту затею и ушла. Второй этаж, будто по заказу, опустел, а двери, ведущие на балкон, захлопнулись, когда мадемуазель переступила раму двери уже второй ногой. Она дрогнула от неожиданности, тело всё дрожало, живот скрутило, слух навострился, зрачки в темноте расширились и стали воплощать в светотенях все самый страшные существа из мира фантазий. С каждым шелохнувшем листочком или проскользнувшей песчинкой песка под ногами, Маринетт вздрагивала и пугалась. И вот, дойдя до вещицы, что горела красным светом, и это был не огонь, а нечто, может, магическая сфера, дочь владельцев пекарни смогла разглядеть шкатулку. Рука потянулась к ней, но палец, что почти дотронулся до сферы, резко убрался в кулак. Девушку поглотило сомнение. Брать или не брать, а вдруг обожжёт? Вдруг, это всё же огонь? Но глубоко вдохнув, собрав все силы, она всё же потянулась и, дотронувшись до сферы, она ничего не почувствовала. Палец прошел дальше и коснулся содержимого. Она дрогнула. Пересилив себя и наконец-то взяв в руку шкатулку, красная дымка испарилась. Дышать стало тяжело, на грудь будто что-то давило. С приоткрытым ртом девушка открыла шкатулку, а оттуда появился очень яркий свет. Маринетт закрыла глаза и выронила шкатулку, так как было слишком ярко, будто мини солнце в руках. Девушка забыла про всё, даже про то, что где-то там, в зале, её может ждать Адриан. Даже с закрытыми глазами, чувствовался яркий свет, но он плавно просто пропал. Увидев, что сейчас перед ней летает, Маринетт вытаращила глаза и чуть ли не запищала, она перекинулась через перила, но вовремя ухватилась. 1 — Status Quo Adventures — Aleksander Vinter 2 — Фижма — прибор, прикреплённый к корсету, для поддержки юбки. Сделанный из деревянных либо железных прутьев.