Любовь вскружила голову мою

Праздновать Новый год одному – это все равно, что отмечать день рождения, воткнув свечку в маленький пирожок. Жалко и фигово. Кастиэль не может понять: что произошло на самом деле? Чем теперь он смог её обидеть, разозлить? Вёл же себя интеллигентно, внимания уделял, особо не спорил. Что этой рыжей чертовке в очередной раз не понравилось? Губы просят сигарету, а легкие никотина. Ярость от непонимания смешивается с волнением, и эта гремучая смесь превращается в сраную усталость. Надоело. На балконе – волчий мороз, не знающий милосердия. Но и ладно, плевать. Сигаретный дым мягко окутывает легкие и вылетает через рот и ноздри. Чешутся кончики пальцы, а горло обжигает холод. Какое же решение, какое же решение, думай, Кастиэль. Расстаться? От мысли сердце спотыкается и падает в самый низ, к кишкам. Нет-нет-нет. Извиниться? А за что, твою мать? Написать сообщение? У неё львиная гордость – не ответит. Окурок проглатывает городская, ненасытная бездна, с тысячами глаз и глоток. На заснеженных улицах веселится народ: даже на высоте слышны крики, поздравление и пение. Где-то сзади грохочет фейерверк. Кастиэль сплевывает вязкую, точно смолу, слюну и заходит обратно в квартиру. Тишина оглушает, а одиночество сжирает. Криком разносится входящий звонок. Кастиэль нехотя смотрит на экран. Николь. В груди и под ребрами становится как-то тесно. – Слушаю, – голос хриплый, как при болезни. – Привет, Кастиэль. Даже через телефон от неё веет спокойствием. Но Кастиэль слишком хорошо знает – там буря. – Что звонишь? Николь вздыхает. – Я… хочу извиниться. Прости. Много проблем: и с мамой, и с учебой. Сорвалась на тебя. Ещё раз извини. Молчание. – Могу я… – она медлит, – приехать к тебе? Кастиэль облегченно улыбается. – Конечно, детка. Двери всегда открыты. Новый год начинает налаживаться.