Любовь вскружила голову мою

Играет музыка. «Звените, колокольчики! Звените, колокольчики! Звените всю дорогу! Как же весело — кататься на открытых санях, запряжённых лошадкой!» Кастиэль морщится, будто на язык капнули уксуса. Классика может и не стареет, но от неё устаешь. Вырубить бы, но Лизандр с Николь запротестуют — как так, не порть праздничное настроение. Они наряжают елку, пушистую, высокую, первую красавицу. Лизандр развешивает гирлянду, кошмар эпилептика, Николь суетится, уворачивается от мальчишеских рук, чтобы успеть под бликующие огоньки спрятать толстые, сверкающие шары. Они перебрасываются смехом, подмигиваниями, лишь им одними известными жестами. Кастиэль кривит губы: у него нет с Лизандром такой приторно-киношной дружбы. «Звените, колокольчики! Звените, колокольчики!» Лизандр чуть подпевает, протягивает Николь руку, и она с улыбкой — искренней, такой редкой, только для избранных — берется за неё. Они топчутся на месте, как два стеснительных ребенка, которые не знают, куда девать ладони, колени, стопы. Покачиваются, вот-вот в сон впадут. Хватит. Кастиэль разрывает эту нелепую инсталляцию, закинув Николь на плечо и закрутив. Она бьет кулаком по его спине, отпусти, дурак, но так неубедительно, так наигранно, что Кастиэль даже не думает возвращать её на пол. Крутит и крутит, до цветных брызг, до щекотки в груди. Подкидывает, ловит и прижимает к себе, тянется к губам, но получает не поцелуй, а ладонь, что закрывает ему рот. Кастиэль высовывает язык, касается мягкой кожи самым кончиком, слышит громкое: «Фу!» и сдавленный смех Лизандра на фоне. Высвободившись из плена, он чмокает Николь в щеку и, наконец, отпускает. Она вытирает руку об штаны, приговаривая, какой он всё-таки противный. Лизандр вторит ей. Кастиэль же смеется. Какой хороший праздник!