Пролог. Настигающая тьма
23 сентября 2016 г. в 14:56
Боль, кровь... Что ещё можно сказать об этом времени? Всё медленно приближалось к бесконечности. Именем ей был Лайфстрим. Многие умерли, но еще больших это ожидает в будущем. Сколько еще цвести лилиям? Как можно дышать в мире, где страдает так много людей?
Ликорис ничего не сказала, когда брат, которого все считали погибшим, устало перешагнул порог дома и молча прошел в свою комнату, небрежно уронив отцепленные ножны. Еще никогда с Наканэ — отцовским мечом впечатляющих размеров, не обращались так бесцеремонно. Его всегда чистили, затачивали и возлагали на место, возле которого запрещалось даже пыль стирать. Девушка смотрела на оружие, как на ядовитую змею, не решаясь поднять. Она ждала, что Вейрин спустится и сам всё уберет, но из комнаты брата не доносилось ни звука. Словно он не приходил. Словно действительно, как и шептали соседки, умер.
Ликорис подошла ближе и неуверенно прикоснулась к рукоятке. Наканэ была реальной, холодной, и на ее ножнах рисовала узоры дорожная пыль. Девушка осторожно подняла оружие и переложила на тумбочку.
Вейрин появился так внезапно, что его не удалось рассмотреть, но Ликорис знала: что-то случилось. Что-то очень плохое, иначе Наканэ не лежала бы на полу, чудовищно огромная, хищно выглядывающая из ножен.
Спустя какое-то время девушка осторожно поднялась по скрипучим ступенькам и ненавязчиво постучала, стараясь быть услышанной.
— Вейрин, ты не голоден? — помолчав, спросила она, теребя голубую ленту. — Вчера я видела Клауда Страйфа. Ты мне столько о нем рассказывал... Он действительно жив. Теперь он — настоящая легенда. Может, спустишься?
Брат не отвечал, и девушка шумно выдохнула, без торопливости направляясь обратно. Он имел полное право вернуться в родительский дом. Но с тех пор как Вейрин заболел геостигмой, он начал подолгу исчезать, а затем вовсе скрылся, даже звонить перестал. Однажды к ним ворвались призраки Сефирота, и Ликорис поняла, что брат ввязался во что-то опасное. Эти странные существа с глазами необычного цвета и серебристыми волосами, не найдя Вейрина, забрали соседского ребенка. Когда девушка бросилась к ним, самый плечистый, коротко стриженный, отшвырнул ее к забору, как птенца чокобо. Она так и лежала бы там, если бы кто-то не сжалился и не отнес ее к порогу дома. Вечером Ликорис пришла в себя благодаря холодным каплям дождя. Небо стало таким мрачным... Она промыла черные язвы на руках и перевязала бинтами. Теперь же оставалось забыть о геостигме, как о страшном сне.
Утром она возилась с завтраком, когда скорее почувствовала, чем услышала шаги. Ликорис замерла в смятении, не зная, как себя вести. Брат молчал, и она неуверенно обернулась. Его лицо скрывали те же бинты, руки — перчатки. Но разве от болезни могли остаться шрамы?
— Я голоден, — стараясь говорить буднично, оборонил Вейрин, и сестра поспешно бросилась накрывать на стол. Он стоял неподвижно, следя за хрупкой фигуркой с роскошными, свободно распущенными волосами насыщенного яркого цвета, темно-рыжими, красноватого оттенка.
— Я видел огонь, — наконец произнес брат, не отрывая тяжелого взгляда. — Огонь, пожирающий дома и людей. Пожирающий синие яблоки Баноры.
— Ты... — ее руки задрожали, и ложка предательски звякнула о кружку: — Ты был в том месте?
— Я видел это во сне. Не только это. Там было он.
— Вейрин, ты меня пугаешь, кто? Это просто сон.
— Сефирот. Я снова встретился с ним. Он поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах была слепая уничтожающая ярость.
Ликорис вздохнула и помолчала, успокаиваясь.
— Это просто сон, — повторила она, делая бутерброд. — Сефирот — призрак, и его посланцы — тоже. Их больше нет.
Вейрин отвернулся. Смотреть в невинные голубые глаза сестры, с по-детски пушистыми ресницами, было невыносимо.
— Ликорис, я должен тебе кое-что сказать, — сжимая руки, произнес он. — Я... я не излечился.
— Тебе нужно сходить к источнику, — спокойно отозвалась та.
— Я был у источника, — напряженно заявил Вейрин. — И я видел тот дождь. Я его чувствовал. Вокруг меня исцелялись люди. А потом они шарахались от меня.
— Не всем повезло, — помолчав, совсем тихо произнесла Ликорис.
— А ты?
— Я здорова.
После этого оба замолчали. Девушка чувствовала себя виноватой за то, что она поправилась, а брат — нет. Словно отобрала у него ту удивительную силу.
Однажды, убирая комнаты, Ликорис услышала странный шум и тихонечко поднялась наверх. Вейрин ходил по комнате, рыча как дикий зверь, ругаясь так, что Ликорис захотелось зажать уши.
— Ходжо обманул! Это были не клетки Дженовы, это его, его клетки! Проклятье... Он не мертв... Проклятый мир!
Девушке стало больно. Она хотела подойти, обнять брата, но что-то в нем пугало. И его серые глаза казались более светлыми. Даже слегка зеленоватыми.
Вейрин сдавленно застонал и ударил кулаком стену. Из-под перчатки засочилась черная жидкость, и Ликорис зажала руками рот, чтобы не закричать от ужаса. Брат скорчился и сполз на пол, сжавшись, до крови прикусив губу. Девушка уже хотела бросится к нему, когда вдруг поняла, что гордому Вейрину будет еще больнее, если он узнает, что его видели в таком жалком состоянии. Никакие лекарства не спасали от припадков боли, и Ликорис тихо ушла в свою комнату, чтобы там беззвучно разрыдаться, спрятав лицо в подушку.
На следующий день Вейрин отыскал спрятанный сестрой меч и начал собираться в дорогу.
— Уже уходишь, — спросила она, становясь на пороге своей комнаты.
— Мне нельзя здесь находиться, — угрюмо отрезал брат, стараясь не смотреть в глаза сестры. — Я опасен для окружающих. Во мне живут клетки чудовища. Мне сняться кошмары и в них остается живым только он.
— Хотела бы я его встретить и сказать все, что думаю о нем.
— Надеюсь, этого никогда не случится, — серьезно заметил Вейрин. — Береги себя.
— Ты тоже, — поднимая голову так, чтобы не показать слез, прошептала Ликорис. Если бы она знала как его остановить, если бы сумела обнять и удержать!
— Лучше спрячь фотографию своей подружки — больно смотреть. Ты ведь знаешь, что я...
— Возвращайся, — тверже произнесла девушка, поняв, что он не договорил. Аэрис начинали любить все, кто узнавал ближе. Хотя сперва считали чудачкой.
Несколько дней она ждала возвращения брата, а потом приснился необычно яркий сон. Ликорис оказалась в странном месте. Сперва ей показалось, что это пустыня, но вскоре девушка различила погребенные в пыли обломки, чьи-то кости, бесцветный пепел.
Она видела, как у Вейрина вырастает черное крыло, а волосы становятся из темных — серебряными. Его глаза приобрели зеленоватый оттенок, а зрачок сузился и стал напоминать кошачий. Злая улыбка походила на оскал. Брат отбросил отцовский меч, и вокруг него закружились темные вихри.
Ликорис бросилась к Вейрину, но тонкая светящаяся рука загородила путь. Сестра вскрикнула, увидев кузину. Даже во сне она помнила, что Аэрис умерла, однако та выглядела такой живой... Девушка проснулась еще слыша ее слова: «Ты должна это остановить. Но не здесь».