Корабль с небес

Когда Артур Грэй был ещё ребенком, летающий остров, на котором стоял их дом, казался ему бесконечно огромным местом, полным секретов. Живой интерес мальчика подогревало то, что родители запрещали покидать территорию замка и даже запирали от него лаборатории, технические помещения и просто комнаты, назначение которых оставалось тайной, хотя он спрашивал, для чего они нужны, много раз. Они говорили, что всё это — для его же блага, что за воротами замка может быть небезопасно, а в лабораториях он, сам того не желая, может что-то повредить. Каждый раз, когда он просился с отцом, отправлявшимся на регулярную проверку магнита — сердца острова, ему отвечали, что это будет возможно лишь когда он подрастёт. Родительские объяснения удовлетворяли его недолго, всего несколько месяцев. Потом он отыскал в кладовой давно забытые всеми запасные ключи от всех дверей и уже на следующий день бодро исследовал замок. Каждая новая комната дарила удивительные открытия. В отцовской лаборатории он отыскал почти законченные механические крылья, которые были растянуты на столе так, что было видно, как тщательно перья крепятся друг к другу. Впечатление крылья производили масштабное — казалось, что они действительно принадлежат гигантской медной птице, и она вот-вот взмахнёт ими и улетит в неведомые дали: на соседние острова, а быть может, ещё выше — к звёздам. В чердачном ящике обнаружился портрет деда, стоящего возле сконструированного им дирижабля «Небесная акула», на носу которого красовалась рыбья морда, вытянутая и злобно ощерившаяся, а в часовой — бесконечное множество циферблатов, маятников и механизмов, отсчитывающих время. Артур любил, придя туда, задержаться надолго. Очень уж ему нравилось слушать песни, которые исполняли часы, когда минутная стрелка проходила пятнадцать, тридцать или шестьдесят делений. Так, например, блестящая роза раз в час раскрывала латунные лепестки и пела «Здравствуй, принц», посверкивающие сталью бойцы выходили из окошка над цифрой 12, минуту сражались так яростно, как будто честно старались поразить друг друга мечами, и звон лезвий выводил мелодию «Механических дуэлянтов», а шестерёнчатый заяц каждые полчаса выскакивал на площадку перед часами, вовсю распевая «Полёт на дредноуте». Но интереснее всего для Грэя были всё же кухня и магнитный зал. В кухне не было слуг, одни механизмы, поэтому несмотря на то, что там всё кипело и исходило паром, некому было прогнать его оттуда. Он знал точный график управляющего и поставщиков продуктов, поэтому ни разу не попался, успевал ускользнуть до того, как они должны были войти на кухню. А в остальное время помещение принадлежало только ему, и он спокойно мог наблюдать за тем, как по конвейеру плывут бугристая картошка и пупырчатые огурцы, румяные яблоки и золотые апельсины, шоколадные кубики и рыба с серебристой чешуёй, как механические руки измельчают овощи, топят шоколад, счищают чешую и убирают плавники, выдавливают сок из аппетитных фруктов. Порой он даже позволял себе утянуть с прилавка дольку апельсина или ещё горячий пирожок. Роботы всё равно не могли сказать ни слова против. А зал, в центре которого находился громадный магнит, подарил ему новую игру. Со слов отца Артур знал, что туда ни в коем случае нельзя входить, когда на твоей одежде — металлические пуговицы, и всегда следил за тем, чтобы не нарушить этот запрет. Но его всегда интересовало, что ещё может делать магнит, благодаря которому их остров удерживается в воздухе, поэтому он придумал забаву. Он бросал у самой входной двери предметы из железа — сначала совсем крохотные, потом всё больше и больше — и смотрел, как они поднимаются и, как летучие лодочки, стремительно прилипают к магниту. Правда, Грэй не сообразил тогда, что не сможет оторвать их от него — притяжение оказалось слишком сильным, так что железки прицепились намертво. При следующей проверке отец обнаружил, конечно, что в зал с магнитом кто-то входил, и призвал сына к ответу. Ситуацию усугубило ещё и то, что когда все в замке бросились на поиски Артура, он находился в семейном музее реликвий и как раз собирался включить раритетный механизм, к которому даже приближаться не должен был… Грэй не стал отпираться, а рассказал всё как есть: и про ключи, и про свои развлечения. В истории же с потревоженным экспонатом он дал такие объяснения. Оказалось, разыскав музейный паровой двигатель, который не запускали много лет, — не потому, что поломка была такой уж серьёзной, а лишь затем, чтобы не нагружать износившиеся детали лишний раз — мальчик вытащил его из-под стекла, убрал парадную позолоту и устранил мелкие неисправности. А когда ему задали вопрос, для чего он связался со старым механизмом, его ведь легко можно непоправимо испортить, Грэй ответил: — Он и так был сломанный, пылился без дела и задыхался под позолотой. Нельзя так с двигателями. Я не хочу, чтобы при мне с ними делали подобное… Наказания, как ни странно, не последовало. Отец мальчика, Лионель Грэй, вспомнил себя, своё упрямство, а ещё то, что в юности он относился к сломанным механизмам как к больным детям, которых надо вылечить во что бы то ни стало. Сын пошёл в него, это было ясно. «В конце концов, он ведь ничего не испортил: даже наоборот, доказал, что умеет чинить разные устройства, хотя его никто этому не учил. А для того, чтобы повредить нашему магниту, нужно что-то посерьёзнее мелких железяк», — подумал Лионель и решил спустить всё на тормозах. После этого случая Грэю разрешили перемещаться по всему острову, но он и здесь остался верен своей страсти к открытиям. Куда интереснее ему казалось не выходить через ворота как все, раскрывая створки настежь, а пробираться через лазейку в них. Взрослый человек едва ли смог бы протиснуться под крылом причудливо изогнутого бронзового дракона, в ярости распахнувшего пасть, но мальчику это не составляло никакого труда. Драконы на воротах казались ему живыми, просто замершими на века — и то, что порой металлические шеи выглядели повёрнутыми немного не так, как накануне, только подтверждало его мысль. С родителями этими догадками Артур не делился: знал, что отец, скорее всего, не поверит и скажет, что это невозможно, а мать, если и поверит, то испугается за него и либо прикажет избавиться от них, либо просто запретит к ним приближаться. Этого мальчик совсем не желал. Драконы были прекрасны, вблизи их совершенство было ещё заметнее. Когда Артур просто слонялся по замку, знакомясь с изобретениями отца и деда, он думал, что в будущем желает, как они, создавать разные интересные штуковины. Ответ на вопрос, кем он хочет стать на самом деле, пришёл в день, когда он впервые увидел, как в порту приземляется воздушный линкор, один из тех, которые отец посылал на исследования новых земель. От огромной крылатой машины исходила такая мощь, что он почувствовал её с далекого расстояния — и побежал, чтобы рассмотреть корабль ближе. К тому моменту линкор уже втянул тяжёлые пушки и перестал напоминать ощетинившегося острыми иглами ежа, но остался не менее внушительным. Его отполированные, разглаженные всеми ветрами бока сверкали, как зеркальные доспехи, а солнечные паруса блестели, как мечи, сотканные из огня. И главное — мальчик увидел тогда капитана этого корабля. Он уже видел его раньше, знал, что тот работает на отца, и даже наблюдал за тем, как он в парадной одежде входит в зал, где планировался торжественный обед, но в этот момент не произвёл на Грэя сильного впечатления: он даже и воином тогда не выглядел и был похож на обычного аристократа в скучной одежде. То ли дело сейчас, когда тот легко спрыгнул с верхней палубы на нижнюю, отдал команде приказ, и несколько человек послушно кинулись в сторону кормы и принесли оттуда трофеи, очевидно, полученные в последнем странствии. Там были головы диковинных животных с железными зубами и вросшими под кожу крупинками металла, ящики с какими-то плодами, пронизанными золотыми прожилками, пистолеты, покрытые зубцами и пружинами, шкуры зверей, каждая шерстинка которых давала серебряный отблеск. С этого дня Грэю тоже захотелось путешествовать по новым землям и привозить оттуда странные вещи, как этот капитан, но родители не позволили. Мама, как всегда, распереживалась, что в дороге с ним что-нибудь произойдёт, а отец, услышав, что сын хочет завербоваться на один из подчинённых ему кораблей, вызвал его к себе в кабинет и сказал, что об этом не может идти и речи. Лионель сказал, что хочет для своего наследника другого будущего — правителя острова, изобретателя нового, творца. Он постарался убедить Грэя в том, что творить интереснее, чем искать уже существующее, что когда лаборатории будут принадлежать только ему, сын забудет свою блажь. Преуспеть в этом ему не удалось. Мальчик покивал для вида, но в душе всё равно остался при своём мнении. Ему запретили устраиваться на работу на отцовский корабль? Что ж, в этом мире есть и другие воздушные судна. Дождавшись момента, когда на остров с товарами прибыл корабль «Секрет», не принадлежащий отцу, новоиспечённый первооткрыватель тайком пробрался на него и появился только когда расстояние до родного дома было уже приличным. Поначалу капитан Гоп, впрочем, не собирался оставлять мальчишку на своём корабле и помышлял о том, чтобы сразу же отправить его домой. Передумать его заставил лишь рассказ Грэя о том, как хорошо он разбирается в механизмах. Тогда он задумался о том, что новый юнга может оказаться полезен, и согласился дать ему шанс. Но, несмотря на это, он всё же присматривался к новичку первый год. Сначала он не сомневался, что тот испугается взбираться по мачте во время полёта в бурю, когда корабль трясёт и от сильного порыва ветра легко можно сорваться вниз и разбиться о палубу. Потом был уверен, что мальчик не выдержит работы у парового котла — когда в него засыпали уголь, воздух у печи нагревался так сильно, что им впору было серьёзно обжечь лёгкие, они даже могли запечься от этого. А ещё позже капитан почти убедил себя в том, что прыжков в воронки, время от времени открывающиеся в небесах, тот уж непременно побоится и запросится к мамочке — туда, где не опасно и где всё за тебя делают роботы: даже одеколоном прыскают по первой просьбе. Грэй выдержал все испытания с честью, доказал, что слеплен не из рыхлого теста, и в конце концов капитан Гоп поверил в него настолько, что снял с должности юнги и сделал своим помощником. Новая роль означала и новые знания. Теперь, когда капитан доверял ему, он смог рассказать Грэю тонкости, неизвестные команде. Оказалось, что порты, в которые они порой доставляли товары, так сильно различались, — в одном жители ходят в тюрбанах, держа на цепочке пятнистых котов с камнем между глаз, в другом ползают паровые машины, похожие на гигантские утюги, на которых восседают люди, — потому что они находились в разных мирах. Таинственные же небесные воронки — и не воронки вовсе, а червоточины между мирами, нырнув в которые можно перенестись из одного в другой. Сам капитан, впрочем, решался на это редко — слишком это было опасно, слишком много угля на это требовалось: больше двух третей мощности котла на один прыжок. Он шёл на подобное лишь в двух случаях, но поначалу назвал Грэю лишь одну причину рискнуть — если стоимость товара, который можно было забрать из другого мира, обещала быть колоссальной. Вторую причину для риска Грэй узнал намного позже. Когда он впервые увидел своими глазами, как с карты исчезает обозначение населённого пункта, которое было на ней только вчера, он спросил об этом у капитана, и тот нехотя рассказал ему о странниках. Кто они, чего хотят и откуда взялись, он объяснить, правда, не смог, сказал лишь о том, что ему было известно. — Ты ведь уже заметил, сынок, что миры, которые мы посещаем, делятся на те, где развиваются технологии, и те, в которых есть нечто, похожее на магию? — начал он. — Первых больше, да что я тебе рассказываю, ты ведь и сам об этом знаешь, раз вырос на острове, где всё построено на механизмах, на паре и не только. Вторых, впрочем, тоже немало, и между ними и первыми существует гармония, которую поддерживаем мы и такие, как мы. Когда мы ввозим в магические или технологические миры товары, которых там прежде не знали, между ними появляется тесная связь, а сами миры становятся тогда более устойчивыми. Для чего? Сейчас расскажу… Он нервно провел ладонью по рыжим усам, засыпал в трубку табак, поджёг его, и вдруг сказал: — Знаешь, я ведь не всегда был капитаном. Когда-то я жил в маленькой деревне и даже не думал отправляться в путешествие. Но родители мои умерли, семьёй я так и не обзавёлся, поэтому, когда однажды к нам прибыл корабль с грузом, я не задумываясь побежал в порт и нанялся на работу… Потом я прошёл длинный путь и в итоге сделал этот корабль своим, но всё равно с теплотой вспоминал место, где родился, и представлял, что когда-нибудь прилечу туда с грузом и, может быть, прихвачу с собой сына кого-то из старых друзей, который захочет, как и я, служить на летающем судне. Я часто смотрел на родную деревню на карте и мысленно строил маршрут до неё, пока однажды не увидел, что она пропала со всех карт. Тогда я отправился туда, невзирая на то, что нарушаю этим весь план и команда недовольна. Но на месте не оказалось уже никакой деревни, ни зданий, ни людей. Просто пустота. Капитан поднёс трубку ко рту и сделал Грэю знак рукой, чтобы он не перебивал, а выдохнув дым, добавил: — С тех пор я долго выяснял, почему так случилось, и в конце концов узнал о странниках, людях, которые появляются словно ниоткуда и туда же исчезают, и после этого посещённое ими место как будто выпадает из реальности. Магия больше не работает там, как полагается, технологии постоянно сбоят, а самое худшее — это то, что и жители там начинают ненавидеть то, что было их смыслом жизни прежде. Только это не делает городок или деревню в бывшем мире технологии магическим, он просто становится ни тем, ни другим. И, поскольку природа терпеть не может положения «ни там, ни тут», со временем это место исчезает, будто его никогда и не было… Я много лет пытаюсь догнать странников, исправить сотворённое ими, бросаюсь на первое упоминание того, что они где-то побывали, но до сих пор не узнал больше, чем только что сказал тебе. Потому и назвал свой галиот «Секретом». Я надеялся его разгадать, но, как видишь, не добился успеха… Может быть, у нас получится сделать это вдвоём. Артур Грэй поддержал его во всём, и с тех пор они вместе охотились на необычных визитёров. Правда, продолжалось это недолго. Однажды во время очередного полёта они нарвались на воздушных пиратов. Те взяли их на абордаж, и один из них проткнул капитану Гопу живот саблей. Только устройство Грэя, которое зажало рану и вкололо средство, убирающее боль, помогло ему продержаться до конца боя, завершившегося изгнанием пиратов. После травмы старик восстанавливался долго, но так и не поправился до конца: он всё равно постоянно кривился при резком движении и не мог уже быстро ходить. Поэтому он отправился на один из летающих островов, где у него были друзья — такие же ветераны-воздухоплаватели, и позволил Грэю выкупить свой корабль — тем более что примерно в это время умер Лионель Грэй, который оставил сыну своё состояние. А Грэю с той поры перешли все обязанности капитана. Теперь именно он принимал решение, брать заказ или нет, стоит ли отправляться на поиски приключений и нужно ли, получив сообщение о том, что где-то заметили странника, повлиявшего на мнение целого города, мчаться туда что есть мочи, как сделал бы его наставник. Ему это нравилось — особенно когда выпадал случай покопаться в истоках легенд о вещах, которые по всем правилам не должны были существовать, но капитаны в барах то и дело о них заговаривали. Так вышло, например, с механической маской, способной делать людей и предметы невидимыми. Её он нашёл на заброшенном летающем острове, техника на котором продолжала работать спустя годы, а вот все обитатели куда-то пропали. Без следа. Порой он срывал куш. Порой — совсем наоборот. Но в любом случае он никогда не пропускал мимо ушей сигналы, которые могли оказаться чем-то важным. Поэтому, когда радиостанция «Секрета» поймала передачу, которую вела женщина, назвавшаяся Кларой, что-то сообщило ему — к этому надо прислушаться. О том, что Клара — механизм, Артур узнал не сразу. Обратного она не говорила, но когда рассказывала о городке, где угодили в ловушку несчастные отец и дочь, она казалась такой человечной, такой искренне переживающей за подругу, что он и не думал усомниться в том, что она живая. А потом он вспомнил, что еще капитан Гоп сказал ему о мирах магических, механических, и тех будущих пустотах на карте, которые находятся между тем и этим: он упоминал, что особенные мастера — маги или механики — не должны поддаться изменённому мнению. Их творения должны были работать даже в исковерканном, неправильном мире, но при этом — работать чуть иначе, даже лучше, чем должны были. Если мастер-механик сделает робота в таком мире, то он обретёт подобие жизни. Такого искусника нельзя было оставлять в мире, который скоро должен будет схлопнуться… Эта причина была важной, но не единственной. Он попросил у Клары координаты места, которое она назвала Каперной, и приказал рулевому мчаться туда на всех парах прежде всего потому, что когда Клара включила для него запись с голосом своей подруги, это заставило его сердце дрогнуть. Грэй осознал, что если и женится на ком, то это будет она. А перед тем, как отправиться в путь, он пристроил к своему — теперь уже своему — кораблю солнечные паруса и усовершенствовал их — теперь они сияли даже ночью, за день довольно напитавшись светом. Правда, не бело-золотистые, как были у отца, а ярко-алые, цвета рассвета жаркого дня. Он прислушался к пророчеству, пропетому Кларой по радио, и не хотел разочаровывать свою будущую невесту.

***

Ассоль как раз собиралась высыпать в суп нарезанную морковку, когда в кухонное окно влетел первый взрыв-камень. Стекло разлетелось повсюду: несколько осколков упало в кастрюлю, один прочертил по её предплечью длинную царапину. Девушка на это почти не обратила внимания, так как прекрасно знала — это не конец, взрыв-камень ещё покажет себя, поэтому бросилась под стол, закрыв голову руками. Взрыв почти оглушил её, на неё посыпались тарелки, кружки, сковородки и даже дверца шкафа, а кипяток из опрокинутой с плиты кастрюли разлился по всей кухне, но сама она не получила травм и, вскочив на ноги, бросилась на улицу. Краем глаза заметив, что Вилли, уже не садовник, но солдат, старается отбивать взрывающиеся камни палкой и одновременно кидать в нападающих парализующие дротики, но это у него не слишком выходит: за ограждением собрались чуть ли не все горожане, а кое-кто уже намеревался перемахнуть через забор — она метнулась в лабораторию отца. Сейчас для неё важнее всего было увидеть, как он и что с ним. К счастью, там обнаружилось, что больше всего пострадали только его инструменты, которые разбросало по полу, а сам он стоит на коленях и пытается замотать пробоину в шланге — из неё вырывались струи горячего пара. Тогда Ассоль решительно вернулась во двор, готовая убеждать людей не бросаться больше камнями. Мы завтра же уедем и не будем больше вас раздражать — хотела сказать она им… Когда она подошла к забору, примирительно подняв руки, слова застыли у неё на губах. С небес спускался корабль. Его бока ослепительно сверкали в темноте, а паруса блестели так, будто они помогли рассвету прогнать ночь и наступить раньше времени. Со всех палуб свесились люди, устремившие ружейные дула в сторону нападавших, а борта встопорщились пушками, также направленными за забор. А по верёвочной лестнице спускался человек, и при одном взгляде на него девушка поняла — это тот, кого она всегда ждала. Капернцы тоже ошеломлённо замерли, и хотя какой-то смельчак из толпы выкрикнул: «Как ты можешь летать на этом, больной ублюдок! Это же неестественно! Бейте его, ребята!», остальные его не поддержали. Они молча постояли, глядя на ружья и корабельные пушки, после чего бросились врассыпную. А Ассоль оглянулась, увидела в дверях лаборатории отцовскую фигуру с задранной головой — он тоже потрясённо глядел на корабль, а потом двинулась к мужчине, спустившемуся уже до последней ступеньки. Он по-доброму улыбнулся и промолвил: — Здравствуй, милая! Я пришёл, чтобы забрать тебя с собой. Ты же согласишься улететь отсюда на моем корабле? Девушка зарделась и не нашла других слов, кроме как спросить: — Ты ведь возьмёшь с собой моего отца и то, что мы захотим захватить отсюда? Он просто кивнул, и Ассоль, задыхаясь от восторга, вложила пальцы в его ладонь… Позже Грэй, конечно, собирался рассказать ей и о странниках, и о том, что должно было спустя какое-то время случиться с Каперной, и о том, что он приложит все силы, чтобы этому помешать, но сейчас ему просто хотелось насладиться неожиданным счастьем, согревавшим изнутри, как свет тысячи солнц. Как будто он совершил самое удивительное открытие, к которому шёл всю жизнь. Позади остались ненависть, недопонимание и одиночество. А впереди, впереди у них было всё.