Падение Эдении

Правда о родителях и убийцах несчастной увечной девочки быстро вскрылась, стоило Карбре и его отряду явиться в родную деревню Санлара. Собрав местных жрецов, таркатанец принялся расспрашивать их о происходящем, заодно упомянув и о найденном трупике. Каков же был ужас Карбры, когда он узнал о том, что местное духовенство не только не считает убийство младенца преступлением и не пытается его скрыть, но и вообще гордится содеянным и полагает, что это едва ли не подвиг! Сам же верховный жрец, узнав о том, что за это ему и всем его подручным грозит смертная казнь, невообразимо перепугался. Упав в ноги Карбре, он принялся отчаянно молить его о пощаде, клялся, что исправится, и горько рыдал, уверяя, что никогда больше не станет поклоняться Старшим Богам и соблюдать древние эденийские обычаи. Таркатанец некоторое время пытался отстраненно наблюдать за тем, как жрец пытался спасти свою жизнь, но потом его сердце все-таки дрогнуло. Карбра не был жесток с окружающими и понимал, в особенности после объяснения Ане, что безмозглому эденийцу с запудренными мозгами все же надо дать шанс исправиться. Таркатанский командир готов был помиловать жреца, но в этот момент Илара доложила ему о прибытии в деревню вспомогательных сил во главе с генерал-лейтенантом Айко Лааром. Айко, третий сын генерального прокурора Темной Империи Анми Лаара, производил на многих обманчивое впечатление надменного показушника и избалованного юнца, хотя по жизни отличался скорее спартанскими привычками. В свое время Илара училась с ним в одной школе, только на четыре класса младше, и будущий генерал-лейтенант уже тогда любил придумывать жестокие и рискованные забавы, демонстрируя свою удаль перед младшими детьми. Илара прекрасно помнила, как однажды Айко сунул торговке в продукты крысенка — ему было очень весело смотреть, как она и ее покупатели подняли крик, на чем свет стоит кляня работников склада, которые поленились завести кошек! — а в другой раз начал демонстрировать всем, как великолепно он умеет ездить на коне — естественно, чудом не свалившись и не переломав себе все кости. Однако ужаснее всего маленькой Иларе было смотреть на то, как Айко на ее глазах по карнизам залез на крышу четырехэтажного дома, чтобы показать младшеклассникам, как замечательно он может это делать. Еще тогда она панически боялась выходок Айко — ее трясло от ужаса при мыслях о том, что нечто ужасное может случиться либо с ним самим, либо с другими участниками его развлечений. Ругань отца-прокурора не возымела никакого особенного действия: Айко, решив сделать военную карьеру, просто переключился с публичного эпатажа на жестокие выходки в захваченных регионах. Именно поэтому Илара, увидев Айко во главе вспомогательного отряда, не на шутку испугалась: она понимала, что ничем хорошим это не обернется — в особенности для несчастного кающегося жреца. Айко обладал довольно большой властью над подчиненными, его побаивался даже сам Карбра, который, увидев генерал-лейтенанта Лаара, почтительно доложил ему обстановку. Айко, выслушав таркатанца, нахмурился и приказал тому пройти вместе с ним в храм Старших Богов. Жрец стоял на коленях перед куэтанцами, по-прежнему громко причитая и умоляя не убивать его; все в замешательстве ожидали приказов высшего начальства. — Лорд Айко, он искренне раскаивается в содеянном и хочет исправиться, — произнес Карбра, указывая рукой на жреца. — Думаю, его стоит простить и дать ему еще один шанс, потому что… — Замолчи, — грубо оборвал его Айко. — Я буду сам решать, что с ним делать. Значит, ублюдок утопил ребенка. Думаю, что и не одного даже. По закону за такое — смертная казнь. Щадить его я не намерен. Раньше надо было думать. Еще одна эденийская скотина! — Айко презрительно пнул жреца ногой, потом надменным взглядом окинул собравшихся. — Интересно, кто-нибудь из вас сможет оторвать ему на спор голову голыми руками? Илара подумала, что Айко снова взялся за свое, и замерла в ожидании того, что ее бывший школьный товарищ выкинет дальше. — Ну что, никто? — рассмеялся Айко, самодовольно ухмыляясь. — А я вот могу. Жрец трясся от страха, но уже не молил о пощаде, поняв, что с Айко, в отличие от Карбры, спорить бесполезно — генерал-лейтенант Лаар воспринимал жреца скорее как негодную мебель в комнате, которую надо срочно порубить на дрова, чтоб не мешала, нежели как живого человека. …Внезапно он ощутил некое подобие злобы на Аргуса и Старших Богов — и тут же сам изумился такому кощунству. Однако он ведь посвятил служению им всю свою жизнь, ради этого отказавшись от прав на семью и имущество, и как они его отблагодарили? Его, своего вернейшего слугу! Сейчас он примет мученическую смерть от рук куэтанского негодяя, который всю жизнь придерживался своей нечестивой веры и насмехался над благими обычаями, дарованными Старшими Богами — так почему же с небес не ударит молния и не превратит выродка-святотатца в горстку пепла? Почему боги покинули Эдению, почему оставили ее на растерзание врагам, почему не вступились за свой возлюбленный народ? Вот эденийцам их благодарность — жрец Старших Богов на волосок от смерти, а те, кому он молился всю жизнь, и не думают откликаться на его отчаянные мысленные призывы! Уже плохо соображая, что делает, жрец рухнул Айко в ноги и, горестно причитая, принялся клясться, что больше никогда-никогда не будет морочить людям головы или тем паче сам поклоняться Старшим Богам. Некоторое время Айко терпеливо выслушивал его покаянные излияния с насмешливо-надменной улыбкой, после чего презрительно изрек: — Я тебе не верю. Если ты сейчас так легко готов предать то, во что верил годами… хоть бы уж нашел в себе силы умереть с честью. Никто и опомниться не успел, как из шеи жреца брызнул фонтан алой крови, заливая все вокруг, безглавый труп завалился на бок, словно тряпичная кукла, а в руках у торжествующего Айко осталась оторванная голова с застывшим на лице выражением животного ужаса и раболепия. Айко восторженно рассмеялся. — Шикарно, правда? Ини едва не тошнило от увиденного, но он счел за благо промолчать; ему, как и Иларе, тоже никогда не нравились выходки Айко, но служебное положение обязывало не спорить со старшим по званию. Куэтанцы медленно разошлись. Айко приказал подчиненным по-быстрому убрать труп жреца, а его подручных тоже обезглавить. Потрясенные жители деревни, напуганные до полусмерти, прятались по углам своих домов, хотя им, как они в душе считали, сильно повезло — куэтанцы никого из них не тронули. Более того, Карбра представил ситуацию с убитой девочкой так, что родителей ребенка никто ни в чем не обвинил — даже жестокий Айко счел их невинными жертвами, обманутыми жрецом, а не соучастниками его преступления. Илара легла спать, но сон никак не шел к ней — выходки Айко с раннего детства производили на нее совершенно жуткое впечатление, повергая девушку в депрессию на неделю вперед. Ини же, решив постараться поскорее забыть об увиденном, отправился в комнату к Фардел. Ему все больше и больше нравилась эденийская девушка — спокойная, воспитанная, умеющая поддержать беседу, единственным ее недостатком была разве что чрезмерная скромность. После зверского избиения Фардел поначалу сильно лихорадило, и Ане пришлось срочно накладывать ей повязки с противовоспалительными мазями; к счастью, раны быстро заживали, и эденийке даже не пришлось долго отлеживаться в постели. В ожидании прибытия основных сил отряд Карбры провел в деревне две недели, и все это время Ини пытался наладить контакт со своей новой знакомой. Он искренне считал, что тоже ей нравится, и был, в общем-то, недалек от истины, но даже и подумать не мог, что местные жители, наслушавшиеся жутких россказней про кровожадных врагов, на самом деле до смерти боятся Ини и его соотечественников. Сама Фардел с раннего детства тоже успела узнать про куэтанцев множество самых что ни на есть чудовищных вещей: например, ей говорили о том, что жители Темной Империи любят употреблять в пищу человеческое мясо или шьют плащи из кожи убитых врагов. Ей и в голову не приходило, что большая часть этого была откровенным бредом и досужими выдумками малограмотных людей, и поэтому внимание со стороны одного из куэтанцев, хоть он и спас ее от верной смерти, очень пугало эденийскую девушку. Она думала, что он непременно сделает что-то ужасное с ней или с кем-то из ее односельчан — и это несмотря на то, что он ничего не устроил даже Ассаре, если не считать того, что он обозвал домоправительницу безмозглой девкой и посоветовал ей научиться думать головой, прежде чем применять силу. Фардел казалось, что какая-нибудь ужасная выходка со стороны куэтанцев — это только вопрос времени, и никакое хорошее отношение с их стороны не могло убедить ее в обратном, хотя они, вопреки всем ожиданиям, вели себя в высшей степени прилично, не громили и не поджигали чужие дома, не занимались грабежами и насилиями, не приставали с грязными предложениями к эденийским женщинам и не занимались произволом — если не считать, конечно, зверски убитых Айко Лааром жрецов. Однако хозяева Фардел и другие жители деревни предпочитали в ужасе прятаться в своих домах, избегая любых контактов с захватчиками. Сама Фардел старалась как можно вежливее отвечать Ини, когда он пытался с ней разговаривать, и в душе опасалась, что если вдруг ее поведение покажется ему недостаточно вежливым или предупредительным, то это может повлечь за собой самые печальные последствия — как для нее, так и для других жителей деревни. Страшная смерть жрецов повергла девушку в еще больший ужас. Стараясь не привлекать к себе внимания, она тихо прокралась в свою комнату и легла в постель, по возможности не издавая даже лишнего шороха. Фардел попробовала закрыть глаза и заснуть, но недавнее страшное зрелище все еще стояло у нее перед глазами. Мольбы о пощаде, кровь… что еще им придется вытерпеть от рук этих извергов? Прошло довольно много времени, но эденийка так и не смогла заснуть. В какое-то мгновение старая полурассохшаяся дверь слегка скрипнула, и Фардел, чуть подняв голову, увидела на пороге Ини, стоящего в узкой полоске света из дверного проема. — Фардел, ты не спишь еще? Первым желанием девушки было притвориться спящей, но она внезапно вспомнила, что благодаря светящимся глазам куэтанцы прекрасно видят даже в полной темноте. Если она сейчас соврет, что спала — а он, несомненно, заметил, что она не спит! — ей же будет хуже. — Нет, только легла, — чуть слышно прошептала девушка, отводя глаза. Ини подошел к ней и сел рядом на кровать. — Надеюсь, ты не против, — он наклонился и поцеловал ее. Против? Он вообще в своем уме? Как она может быть против, и зачем он ее спрашивает — специально издевается, что ли? Она подозревала, что враги обязательно сделают с ней что-нибудь ужасное… что ж, ей все равно не жить. Лучше бы тогда ее убила Ассара, непрошеное вмешательство только затянуло агонию. Ини, отбросив в сторону одеяло, принялся аккуратно распускать завязки на потрепанной хлопковой ночной сорочке девушки, давно потерявшей цвет от времени и многочисленных стирок. Напуганная Фардел, изо всех сил стараясь не заплакать, даже не шевелилась, боясь, что если она начнет кричать или сопротивляться, куэтанец либо попросту переломает несговорчивой жертве все кости, либо — что еще хуже — позовет своих приятелей поразвлечься. Лучше уж тихо перетерпеть весь этот кошмар. Ночной воздух, несмотря на жаркую погоду, неприятно холодил ее обнаженную кожу — хотя, скорее всего, Фардел просто бросало в дрожь от ужаса. Ини, в порыве страсти совершенно не обращая внимания на то, что эденийка его боится, увлеченно целовал ее лицо, шею, грудь и шептал ей что-то ласковое на своем языке. Девушка в страхе вздрагивала от каждого его прикосновения; от замужних знакомых она была наслышана о том, какие гадости любят проделывать мужья со своими женами для того, чтобы появились дети, и понимала, что сейчас ей будет некуда деться от унижения, ужаса и боли… В окно безразлично светила холодная полная луна; Фардел прикрыла глаза, чтобы не смотреть в лицо своему мучителю, и вспоминала древнюю эденийскую легенду о воине, который, чтобы не попасть в плен к врагам, усилием воли остановил свое сердце. Мысленно она жалела о том, что не может сделать то же самое.