Deus ex Machina

Пожалуй, впервые за долгое время Ришелье не знал, что ему делать. За прошедший месяц он ни на шаг не приблизился к разгадке тайны анонимного письма. Все попытки узнать хоть что-нибудь о готовящемся заговоре с треском провалились; шпионская сеть кардинала находилась в небывалом движении: агенты перехватывали письма, подслушивали разговоры, подкупали слуг, но отлаженный за долгие годы механизм оказался бесполезен. Вместо картины заговора герцог по-прежнему видел перед собой лишь мутное зеркало, где отражался только он сам. Отец Жозеф несколько раз туманно намекал кардиналу, что, возможно, никакого заговора не существует хотя бы потому, что при дворе невозможно устроить бесшумную охоту: любое действие заговорщиков мгновенно зацепило бы ниточки «гениальной сети Монсеньора». Но зачем тогда нужна была анонимная записка? Ведь каждое действие строится на принципах рациональности и целесообразности, если конечно его совершает не сумасшедший. К тому же, кроме письма есть ряд других обстоятельств, которые косвенно свидетельствуют о том, что при королевском дворе что-то происходит. Взять, к примеру, приподнятое настроение Людовика, его внезапно потеплевшие отношения с королевой, частое появление в Лувре кардинала де Берюля* и, что самое главное, участившиеся попытки некоторых особ оказать влияние на монарха. Этого вполне достаточно, чтобы задуматься, кто в очередной раз хочет отвоевать у герцога место по правую руку от короля. Чувство досады и злобы одолевало Ришелье каждый раз, когда он начинал обдумывать следующие шаги. Кардинал не хотел признавать, что кому-то удается за его спиной плести интригу, которую он не в состоянии разоблачить. Стараясь хоть как-то компенсировать вынужденное бездействие, Ришелье принял меры предосторожности: усилил личную охрану, дополнил завещание, оставил посмертные распоряжения. Герцог также направил письма в Лион и Пуатье, чтобы убедиться, что в начале декабря никто из дорогих ему людей не будет находиться рядом с ним. К счастью, поводов для беспокойства не оказалось: Альфонс* решил на всю зиму остаться в Лионе, чтобы проследить за восстановлением церкви Сен-Низье; Мари де Бутийе* в середине ноября собиралась отправиться вместе с племянницами кардинала в Брезе. Туда же накануне дня Св. Варвары должен был приехать и Леон*. В своем письме графиня справлялась о здоровье Ришелье и выражала искреннюю надежду, что тот сможет присоединиться к ним, чтобы встретить Рождество в узком семейном кругу. Кардинал искренне поблагодарил графиню за ее заботу и заверил, что непременно воспользуется приглашением, если только Господь дарует ему такую возможность. Когда с перепиской было покончено, оставалось предпринять еще одну меру предосторожности, пожалуй, самую главную. Но, для начала, кардиналу следовало примириться с капитаном Сен-Жоржем. Еще вечером того же дня Ришелье велел послать за капитаном, но его нигде не смогли отыскать. Чуть позже выяснилось, что расстроенный гвардеец вернулся к себе на квартиру и, пользуясь увольнительной, напился до беспамятства. Герцог испытывал болезненную неловкость, вспоминая произошедшее: его удручал и сам факт нервного срыва, и то, как несправедливо он обошелся с человеком, который за все время службы ни разу не дал повода усомниться в своей преданности. Когда капитан, наконец, предстал перед кардиналом, Ришелье с тенью смущения улыбнулся офицеру и произнес: «Мы с вами оба очень вспыльчивы, друг мой, но если вы поставите себя на мое место, то никогда больше не вспомните об этом». Сен-Жорж испытал настоящее облегчение. Ему было невыносимо думать, что он разочаровал своего покровителя и лишился его доверия. Начальник гвардии улыбнулся в ответ, и мужчины тепло обнялись. - А теперь, капитан, когда с недоразумениями покончено, у меня будет к вам одно дело. Обсудим его по дороге. Ришелье и Сен-Жорж покинули дворец и через широкий двор направились в сторону кордегардии. - Необходимо установить наблюдение у монастыря Сен-Жозеф-де-Карм. Отберите надежных людей, которые исполнят поручение, не привлекая внимания. - В таком случае осмелюсь предложить гвардейцев первой роты. Все боевые офицеры, знакомы Вашему Преосвященству еще по итальянской кампании. - Отлично. Человек шесть будет достаточно. Еще я хочу каждый день получать подробный отчет о том, кто за прошедшие сутки въехал и выехал из монастыря. - Монсеньор, в случае крайней необходимости?.. - В случае крайней необходимости пусть действуют, как обычно, сохраняя строжайшую секретность, - кардинал остановился и, прикрывая от солнца прозрачно-серые глаза, многозначительно посмотрел на капитана. - Я думаю, вы понимаете, что мне бы очень не хотелось беспокоить обитательниц монастыря, тем более нарушать уединение мадам де Комбале. - Я лично прослежу за тем, чтобы ваше поручение, Монсеньор, было исполнено в точности, - по-военному отчеканил Сен-Жорж, прикладывая два пальца к полям шляпы. - Нет, капитан, лучше поручите это дело Жюстену. Вы же останетесь здесь, в Париже, и будете готовы в любую минуту выполнить другое мое поручение. Но о нем чуть позже. Пока я хочу знать, как обстоят дела во второй гвардейской роте. Сен-Жорж едва начал свой доклад, когда они подошли к трем небольшим зданиям, в два этажа каждое. Здесь располагалась оружейная, конюшня и кордегардия с кабинетом капитана и помещениями, где телохранители Ришелье коротали время, перед тем как снова заступить на пост. - Во второй роте прибавилось новичков, но, Ваше Преосвященство, можете быть совершенно спокойны: они уже успели зарекомендовать себя. Последние стрельбища показали, что эти ребята очень скоро дадут фору офицерам первой роты, - ухмыльнулся Сен-Жорж. Несмотря на прохладную погоду, гвардейцы расположились во внутреннем дворике, где увлеченно играли в шары*. Едва завидев Ришелье, они встали на вытяжку; кардинал коротко кивнул и жестом позволил им продолжать свои занятия. - А что вы скажете об Акселе фон Дитрихштайне? Капитан замолчал, подыскивая слова: – Отважный молодой человек, очень рассудительный для своих лет. Не лезет на рожон, но если дело доходит до поединка, бьется до последнего. Прекрасный наездник, меткий стрелок. Хорошо фехтует, правда склонен к чрезмерному планированию атак и игнорированию эффектного парирования. - Это объяснимо: он с раннего детства воспитывался в Германии*. Кстати, как его приняли товарищи? - Сначала многие его сторонились, подозревая в нем еретика. Но, я думаю, все дело в немецкой замкнутости Дитрихштайна. Кардинал задумчиво покачал головой: - Как же сильно сопротивляются искоренению глупые предрассудки! В этом юноше намного больше французского, чем может показаться на первый взгляд, - негромко произнес Ришелье, будто его слова были адресованы не капитану, а самому себе. - Фон Дитрихштайн сейчас здесь? - Да, Монсеньор. По-видимому, как обычно, играет в шахматы с Этьеном де Гесселем. У него хорошие отношения со всеми офицерами роты, однако ближе всего он сошелся именно с графом. Сен-Жорж проводил кардинала в кордегардию. На первом этаже, почти у самого входа, друг напротив друга сидели двое молодых людей. Подперев голову руками, они сосредоточенно смотрели на шахматную доску, которая примостилась на чуть покосившемся трехногом табурете. Офицеры были так поглощены игрой, что не сразу заметили появление начальства. Быстро опомнившись, они вскочили со своих мест и почтительно поклонились герцогу. - Господин капитан говорит, вы большие любители шахмат? - произнес Ришелье, подходя поближе. На доске разыгрывалась испанская партия с явным перевесом черных. - Кажется, преимущество на вашей стороне, господин де Гессель. - Да, Монсеньор, но это шахматы. Расклад может измениться в любую минуту. Тем более, если у вас такой противник, как Дитри, - с вежливой улыбкой ответил граф, бросая взгляд на товарища. - В самом деле? Что ж, весьма похвально, что вы увлечены столь благородной игрой. Она развивает гибкость ума и превращает человека в стратега. У вас, господин фон Дитрихштайн, есть все шансы. Вам не очень повезло вначале, но иногда лучше красиво закончить, чем хорошо начать, - многозначительно добавил кардинал, после чего в сопровождении капитана покинул кордегардию.

* * *

Посещение герцога дало повод для многочисленных разговоров. В то время как новобранцы, многие из которых впервые увидели кардинал де Ришелье так близко, наперебой делились впечатлениями о своем великом покровителе, «старые» офицеры размышляли об истинных причинах визита. Мнения разделились. Одни считали, что капитан Сен-Жорж мог лишиться абсолютного доверия Монсеньора из-за недавней ссоры, слухи о которой дошли до гвардейцев. Раньше кардинал появлялся перед строем гвардейцев только раз в месяц, во время смотра, а все остальное время делами охраны занимался капитан Сен-Жорж. Что если теперь Его Преосвященство решил установить над ним контроль? Противники этой версии возражали, дескать, господин герцог слишком тепло общался с Сен-Жоржем во время посещения. Если бы у них был конфликт… Впрочем, «старая гвардия», воевавшая вместе с Монсеньором, прекрасно знала что бы тогда было. Любопытно другое: почему Его Преосвященство заговорил именно с де Гесселем и фон Дитрихштайном? Тут офицеры многозначительно переглядывались и переходили на заговорщицкий шепот. Сам Аксель фон Дитрихштайн в это время успел закончить дежурство и теперь вместе со своими новыми друзьями предвкушал грядущую увольнительную. - Не понимаю, к чему такой переполох, - пробормотал Валер д’Арвиль, закуривая тонкую голландскую трубку. - Вполне разумно со стороны господина кардинала интересоваться жизнью гвардии. Как никак, мы его личная охрана. - Просто у нас давно не было новостей, - отозвался де Блано. - Я вот с трудом припоминаю, когда была последняя дуэль или стычка с королевскими мушкетерами. - Недешевые вы, Доминик, выбираете развлечения. За такие виды досуга можно поплатиться головой. - Я думаю, господа, в ближайшее время нам не придется скучать. Первой роте так уж точно. - А в чем дело? - Эжен сказал, что их отправляют в окрестности какого-то монастыря под Парижем. - Почему именно туда? - удивился фон Дитрихштайн. - Поговаривают, там живет его родственница. Племянница, кажется. - Она монахиня? - Нет, но собирается принять постриг. Говорят, премилая девушка. - Я думаю, господа, вам следовало бы больше упражняться в военном искусстве, а не сплетнях. Приятели вздрогнули. За их спиной, словно из ниоткуда, возникла мрачная фигура дворянина. Он испытующе смотрел на молодых людей, готовый, как показалось Акселю, в любую секунду вызвать их на дуэль, причем всех разом. На вид незнакомцу было не более двадцати пяти лет. Стройное, немного вытянутое лицо с закрученными усами и маленькой бородкой было обрамлено темными, давно немытыми волосами. Сквозь слипшиеся пряди, закрывавшие левую сторону лица, виднелся длинный шрам. Он проходил беловатой линией в сантиметре от глаза и придавал дворянину воинственный вид. Фон Дитрихштайн успел про себя отметить, что, несмотря на изрядно потрепанный дорожный костюм, незнакомец (по видимому военный) был превосходно вооружен: тяжелая кавалерийская шпага, пара пистолетов и поблескивающий за поясом мен-гош.* Правое плечо мужчины было защищено кожаным наплечником с рельефным изображение фамильного герба кардинала Ришелье. Первым пришел в себя Доминик де Блано. Стараясь не смотреть на графа, юноша вежливо поклонился, как бы признавая свою ошибку: - Простите, Ваше Сиятельство. Впредь мы не позволим себе таких вольностей. Дворянин со шрамом не ответил. Сверкнул зелеными глазами и, круто повернувшись на каблуках, последовал прямо в покои дворца. - Вот дьявол! - сквозь зубы процедил д’Арвиль, когда граф скрылся за дверью. - Надеюсь, нам это ничего не будет стоить. - Да, дурацкая вышла история. - Хотя стоит признать, что он прав: нам не следует обсуждать личные дела Его Высокопреосвященства. - Кто это был? - отважился наконец спросить фон Дитрихштайн. - Вы шутите?! - изумился де Блано. - Это же граф Шарль де Рошфор! - Собственной персоной, - мрачно добавил д’Арвиль. Акселю было очень неловко за свое неведение, но любопытство взяло вверх, и он снова спросил: - Он родственник Монсеньора? У него на наплечнике был фамильный герб кардинала. - Нет, не родственник. Но один из самых близких к нему людей. - Живая легенда среди тех, кто служит Его Преосвященству, - восторженно проговорил де Гессель. - Невероятный человек! - Поговаривают, до того, как поступить на службу, он был корсаром в Новом Свете. - Серьезно? - Мне кажется, господа, мы выбрали не самое подходящее место для разговоров. Может быть сменим позицию? Я знаю отличное место, где можно развлечься. - Доминик прав, - сплюнул д’Арвиль. - Какого черта, скажите, мы торчим здесь и тратим свое время, когда у нас еще час назад началась увольнительная? Друзья направились в небольшую таверну, расположенную в маленьком переулке неподалеку от Ле-Аля. Заведение было настолько неприметным, что, если бы не вывеска, оно бы совершенно затерялось среди ссутулившихся средневековых домов. - «Erer meur», - запинаясь прочитал Аксель. - Что это значит? - «Золотой орел» на бретонском, - пояснил де Блано. - Хозяин таверны - мой земляк, приехал десять лет назад из Сен-Бриё. Забавный старик. Кроме него в целом Париже никто больше не умеет так готовить kig ha farz. Аксель очень скоро убедился в этом сам: старик Лелуш подал друзьям баранину с тушеной фасолью в чесночном соусе, рулет из цесарки с жареным сыром и блинчиками из гречневой муки. Все это запивалось бретонским виски и медовухой. В середине вечера, когда уже было изрядно съедено и выпито, захмелевшие товарищи снова заговорили о событиях уходящего дня. - Знаешь, что я тебе скажу? Граф - самый опасный человек в Париже. Отменный военный, идеальный шпион. Без выдающихся качеств он бы никогда не стал доверенным лицом Монсеньора. - Плохие люди у кардинала не служат, - добавил Валер, обнажая зубы в скалящейся улыбке. Выражение лица д’Арвиля напоминало фон Дитрихштайну хищную морду лисицы. - И что, он правда так предан господину кардиналу? - Граф верен Его Преосвященству, как пес, - Валер залпом выпил порцию виски. - Если бы тот приказал Рошфору застрелиться, граф сделал бы это, не раздумывая. Аксель задумался. Получить полное доверие покровителя было для него высшей целью, достичь которую можно лишь ценой примерной службы и безграничной преданности. На это нужно время, но фон Дитрихштайна уже распаляло юношеское тщеславие: ему уже сейчас хотелось сражений, тайных поручений, опасностей, которые он должен будет преодолевать во имя своих «миссий». А пока… Он всего лишь «новобранец» второй роты, один из тех, кого считают недостаточно опытными для серьезных дел. Предаваясь меланхолическим размышлениям, Аксель вышел во внутренний дворик, чтобы немного освежиться. Парижская ночь была темной и безветренной. В квадратике неба, образованном геометрией нависших домов, мерцали хрустальные звезды, такие же, как в его родной Вестфалии. Фон Дитрихштайн попытался отыскать «Сердце льва»*, но звезда оказалась спрятана за крышами. Аксель уже возвращался к своим друзьям, когда, протискиваясь между столами, услышал обрывки разговора. Мужчина лет тридцати яростно говорил своему собеседнику, потрясая какими-то бумагами: - …плевать, что будет! Никто не может лишить меня права писать так, как подсказывает мне мой талант! Я не стану переделывать рукопись, даже если этот василиск в сутане отправит меня в Бастилию! Собеседник зашипел и встревожено посмотрел по сторонам: - Пьер, пожалуйста, возьми себя в руки. Я думаю, тебе не понадобится переписывать пьесу. - То есть? - Понимаешь, в день премьеры… - Дитри!!! - крикнул из противоположного конца зала изрядно выпивший де Гессель. - Черт возьми, где тебя носит?! Иди скорее сюда! И Акселю фон Дитрихштайну пришлось поторопился дальше, так и не узнав, о чем шла речь.