Deus ex Machina

Глава 14 О несчастных мужьях и воинственных женах

      После беседы с гвардейцами Ришелье подписал приказ об аресте Валера д’Арвиля и спустился в парадную гостиную, где его уже ожидал Клод де Шеврез. Обменявшись с герцогом приветствиями, кардинал сразу перешел к делу.       — Его Величество, я полагаю, уже сообщил о своих планах назначить вас губернатором в Нормандию?       — Да, месье. Это великая честь для меня.       — Последние несколько лет экономическое состояние Нормандии заметно ухудшается, регион приносит казне все меньше дохода. Вы очень хорошо зарекомендовали себя на посту губернатора Марша, поэтому неудивительно, что в трудную минуту Его Величество выбрал именно вас. Приказ короля о назначении будет подписан в конце года, когда закончится срок службы вашего предшественника.       — Я сделаю все возможное, чтобы оправдать доверие Его Величества.       — Однако есть одна сложность... — Ришелье остановился, будто пытаясь подобрать слова. — Видите ли, если вдруг обнаружится, что мадам де Шеврез снова участвует в интригах против короля и Франции, это может повлиять на ваше назначение. Нельзя исключать, что в нынешней ситуации Его Величество будет вынужден пойти на крайне строгие меры, вплоть до высылки в Новую Францию*.       Герцог де Шеврез сокрушенно кивнул. В его погрустневших глазах и рассеянной улыбке, почти никогда не сходившей с его лица, теперь было даже что-то жалкое.       Действительно, Клод де Шеврез, пэр Франции, камергер и великий сокольничий, был глубоко несчастен. Он был тихим, приятным человеком и являл собой образец старой аристократии, искренне и безусловно преданной королю. Однако его супруга, Мари де Шеврез, составляла полную ему противоположность: ни одна придворная интрига (интриговали в то время, преимущественно, против кардинала) не обходилась без ее участия. Ришелье не раз предлагал королю отослать герцогиню подальше от столицы и, самое главное, королевы, но Людовик не хотел расстраивать супругу и лишать ее единственной подруги, а потому Мари де Шеврез по-прежнему оставалась при дворе. Клод де Шеврез не раз просил, уговаривал, умолял супругу не испытывать терпение короля и не бросать тень на него самого.       — Я знаю, вас трудно переубедить, но, прошу, будьте благоразумны, — в отчаянии говорил герцог супруге после встречи с кардиналом. — Сразу же после моего назначения я уеду в Нормандию, заберу детей; в Вашем полном распоряжении будет мой парижский дом. Живите свободной жизнью, я не буду мешать и настаивать на верности обязательствам. Но, Бога ради, дайте мне вступить в должность и спокойно служить короне. Его Величество возложил на меня огромную ответственность, и если выяснится, что супруга губернатора оказалась в центре какой-нибудь истории... Поймите, нас могут выслать не только из Франции — Европы!       — Поразительно, какими слабыми могут быть мужчины, — подытожила свой рассказ герцогиня де Шеврез. — Место губернатора ему важнее свободы Франции и благополучия короля!       — И как же вы намерены поступить? — спросила королева, откладывая вышивку.       — Ваше Величество, неужели вы думаете, что я оставлю вас? Мы близки к цели, как никогда. У меня нет ни малейших сомнений в успехе нашего дела. Угрозы Ришелье совершенно пусты!       Королева улыбнулась.       — Ваша поддержка для меня очень много значит, Мари. Но может быть вам все-таки следует отказаться от участия в этом... «предприятии»? При малейшем подозрении кардиналу не составит труда отправить вас в самую глухую колонию Нового Света. А ведь у вас подрастают чудесные дети. Ришелье мстителен, можете мне верить, — печально произнесла королева.       — Нет, Ваше Величество, я не оставлю вас здесь одну, — Мари порывисто взяла руку королевы и поднесла ее к губам. — Помните, что говорил Итальянец? В самый ответственный момент мы должны быть вместе, чтобы помочь королю. К тому же, я не могу лишить себя удовольствия видеть герцога поверженным.       За окном лилово-синими океаном разливалось осеннее небо. Вдали, у самого горизонта, где крыши парижских домов растворялись в дымке, догорало красное солнце. Его закат делал смерть кардинала ближе еще на один день.