Я был всем тем, что ты сказал. Бессилие растит убийцу. Я сам себя же убивал... Я — сильный. Не веришь? Сильный! Я сам сгноил утробный крик дрожащими руками...(с)
Помни Имя Свое – Жестокость
Ветер сквозняка звенел тонкой натянутой струной. До зубного зуда тянул по нервам, пробирал до самых костей одним едва ощутимым порывом. Лайош дремал, уложив голову на блестящий от электрического света лампы стол. В его обмякшей ладони был зажат стакан с виски. Дрожащая янтарная жидкость грозилась пролиться на белый ковёр. Подтаявшие кусочки льда стукались о стекло и друг о друга. Лайош подрагивал от каждого звука, его глаза были чуть приоткрыты, но перед ними проносились неясные полупрозрачные сны. Кто-то зашёл в комнату и размашистыми шагами подошёл к окну. Резкий стук заставил Лайоша вскинуться. Он выронил стакан, подпрыгнув на кресле, и потёр глаза. — Спасибо, Аранис. — За что? — брат склонился и поднял стакан, повертел его в ладони и выдохнул, приоткрыв губы. — Что закрыл окно, — просто ответил Лайош. — Пролилось. Печально. Прекрасный виски. Аранис опустился на корточки у кресла младшего брата и прислонился к его боку. — Что думаешь? — Что я могу думать? Мёртвых не воротишь. Аранис пристально посмотрел на Лайоша и провёл пальцем по его скуле, будто что-то стирая, а тот громко сглотнул и облизнул пересохшие губы. — Я всегда знаю, когда тебе плохо, — тихо проговорил Аранис. — Мне не плохо. Я просто не ожидал. Не думал, что будет так… Внезапно. Но почему-то Лайош часто прикрывал глаза, а потом широко открывал, как если бы плохо видел. — С другой стороны, не понимаю, что именно тебя впечатлило? По сути, она к нам никак не относится. — Не относится, — согласился Лайош, глядя на пятно чайного цвета, растёкшееся по его белоснежному пушистому ковру. — Тогда что, Лайош? — Ты помнишь Туза? Аранис даже отшатнулся. — Ты нашёл, что вспомнить, — он поднялся, поправил ремень на джинсах и засунул ладони в задние карманы, устремив взгляд на тёмное окно. — Помнишь? — томно протянул андрогин. — Помнишь, как… — с придыханием. — Отец его любил? — Да. Помню, — прошептал Аранис, оперевшись обеими руками на глубокий подоконник и склонив голову. — Что ты хочешь сказать? — А ты помнишь… Помнишь, как он умер, Арани? Скажи, что помнишь… Что не я один это помню… — его слова тянулись медленно, но от них у старшего брата глаза налились кровью. Он бросил короткий взгляд на Лайоша и снова уставился в окно. — Помню… Зачем ты это вспоминаешь? Мы говорили не об этом, — Аранис пытался остановить поток картин из прошлого, что готовились прорваться сквозь плотину брони, наращиваемой годами. Пытался отвлечься и отвлечь брата. — Мы говорили о… — От него осталась только голова, — прервал его Лайош и не оставил ни единого шанса ускользнуть от болезненных воспоминаний. — Они прислали её сюда. В Ремо. Рано утром. В коробке в виде сердца. Огромной такой коробке. — Лайош, я прошу тебя… — Я открыл эту коробку, — Лайош болезненно выдохнул. — Тебе это будто удовольствие доставляет, — проскрежетал сквозь зубы Арани, сжав ладони в кулаки. — Я сейчас уйду, ты слышишь? — Её открыл я, Арани, — он усмехнулся, и старшего брата будто током ударило, он резко подскочил к Лайошу и попытался закрыть ему рот рукой. Но младший продолжил смеяться и шевелить губами даже так. — Открыл… — сквозь пальцы прошептал он, откинув голову на спинку кресла и заглянув Аранису в лицо. — Я помню, Лайош. Я всё помню. Давай не будем? — медленно отняв ладонь, влажно прошептал он. — Вы думали, что мне всё равно, — продолжил Лайош — он будто дрожал от холода, навеянного из открытого окна, но Арани знал, что — нет, вовсе от уличного холода он дрожит. — А потом я заболел тяжёлой формой ангины. В середине лета. Помнишь? — Конечно. Конечно, помню. Лайош начал медленно снимать перстни со своих пальцев и швырять их на пол, в стену, на стол. Сапфир, рубин, бетонит, турмалин — заблестели на белом ковре, в пятне пролитого виски. Андрогин стиснул зубы, приоткрыв губы. — Лайош, успокойся, пожалуйста… — проговорил Арани, наблюдая за этой, опоздавшей почти на тридцать лет, истерикой. На пол полетел отцовский серебряный перстень с изумрудом. На белом лице Лайоша выступили красные пятна. Младший брат стянул со своей длинной чёрной косы резинку и помотал головой. Густые волосы тут же растрепались, а на высокий мраморный лоб выбились беспорядочные пряди. — Бессилие. Моё бессилие. Я думал только о нём, глядя на тебя, глядя на отца. Я, сука, ничего не мог сделать! — прошептал он, снова откидываясь на спинку кресла. — Ничего… — он запустил руки в волосы и стал раскачиваться из стороны в сторону. — И сейчас… Сейчас не могу. — Но её никто не убивал! — непонимающе воскликнул Аранис. — Она сама. Её время пришло, Лайош. Так случается. Но Лайош посмотрел на него зло, будто обвиняя в том, что брат не в силах его понять. — Тогда какая разница? — хрипло проговорил он. — Какая, к чертям, разница? — О чём ты? Я не понимаю! — Посмотри. Посмотри сюда, Аранис, — Лайош схватил старшего брата за руки и притянул к себе, устремляя в лицо немилосердный, ледяной взгляд разных глаз: чёрного и синего; таких огромных и бездонных, манящих и затягивающих в омут с головой. И Аранис вспомнил, как Лайош едва стоял, держась за стенку, сломленный температурой, со слезящимися глазами. Он едва шевелил побелевшим от болезни языком. С губ срывались слова, напоминавшие хриплый свист. Он говорил... Говорил, что найдёт их всех. Найдёт и убьёт. И никто не спасётся. Говорил, царапая свою белую рубашку, задевая ногтями грудь, и мелкие капли крови проступали на этой белой ткани. Тогда отец увёл его в комнату и долго с ним беседовал. Лайошу было четырнадцать, а Аранису – семнадцать. Они впервые столкнулись со смертью кого-то близкого, того, кто был ближе всех к телу. — Я помню, — снова сказал Аранис, качнув головой. Его пепельно-белые волосы скрыли глаза. — Отец тебя еле усмирил. — Знаешь, что он мне тогда сказал? — спросил Лайош, невыносимо долго протянув каждое слово. — Что? — Аранис с опаской снова заглянул в лицо брата. — Сказал, что если я это сделаю, — он указал пальцем на свои глаза. — Если я это сделаю — обо мне могут узнать. — О тебе и так все знают. Ты бредишь, брат. Прости, давай я найду тебе успокоительное? — Нет, Аранис. Мне не нужно успокоительное! — быстро произнёс Лайош, повысив голос. — Он сказал мне, что люди не верят в человеческие возможности. И вообще во что бы то ни было такое. Не верят, лишь ищут выгоду. Ты знал, почему отец бежал из Венгрии? — Он сбежал из тюрьмы. Лайош снова рассмеялся: тихо и низко, но протяжно. От этого смеха у Араниса по коже побежали мурашки, ему стало холодно. — Он сбежал не из тюрьмы. В малолетке было очень жёстко спать. И ему пришлось использовать разные способы, чтобы там выжить. И его заметили. Его способности показались выгодными кое-кому. Но характер у него был не тот. Ему повезло, что в тот момент доктор Клэптон проходил практику в закрытой лаборатории, куда его перевели. Отцу грозило много интересных вещей, Аранис. Начиная от простых телесных воздействий с определёнными последствиями… И заканчивая лоботомией. Это в самом худшем случае. Но простое везение, случайность... Спасли его. Добрый человек подвернулся на страшном пути... Старший брат схватился за край стола, слушая Лайоша и неотрывно глядя на него остекленевшими глазами. В глубине зелёной радужки появился металлический блеск. — Именно доктор Клэптон вытащил его оттуда, хотя в тот момент у него была невысокая должность, — Лайош прикрыл глаза ладонью. — Я не знаю, да и не помню уже половины подробностей. Но отец сказал мне, что если я буду делать это, — он махнул ладонью, снова указав на свои глаза. — Мной могут заинтересоваться... Ещё он сказал, что именно поэтому не развивал во мне мои способности, хотя потенциал его впечатлил ещё на первых годах моей жизни. Аранис зажмурился и прижал руки к горящим щекам. Лайош вымученно улыбнулся. — И я спросил его — тогда зачем всё это, папа? Зачем? А он не смог мне ответить. Именно в тот момент, Арани, я и понял, что… Я бесполезен. И я делал всё, чтобы это было не так! Всё, — он с силой потянул себя за волосы у висков. — Туза не вернуть, даже если… — Это было слишком давно, Лайош, чтобы помнить об этом! — Аранис рванул к брату, упал перед ним на колени и с силой разжал пальцы, что тянули волосы. А потом он начал сыпать пощёчинами, но Лайош снова рассмеялся. — Давно? Чтобы помнить? Аранис… Не будь таким глупым, дорогой мой брат… — всё смеялся Лайош. — Память неподвластна времени… — Лайош, уймись! Всех вырезали, ты не помнишь? И гипноз твой не понадобился! Всех убили, до последнего. Всех до единого! Каждого. Никого в живых не оставили. Туз давно отомщен. Где аналогия? Эти отморозки… Да будь ты проклят, Лайош! — тот всё продолжал сдавленно смеяться, и Аранис узнавал в нём отца. Сейчас он как никогда был на него похож. На самое худшее его проявление. — Я и так проклят, Арани… — А Ноэль-то тут причём? — громыхнул утробным рокотом Аранис, стащив брата с кресла и врезав ему уже кулаком, а потом схватил его запястья. — Да придёшь ты в себя или нет? — Бессилие, моё бессилие, Арани… Даже убить сейчас некого… — прошептал Лайош, роняя голову на грудь. — Ты… Ну-ка, посмотри на меня. Лайош… — Глаза Араниса прояснились, лицо посветлело. Ему показалось, что он наконец начинает понимать. — Ты винишь в этом себя? — выдохнул он, притягивая к себе идеальное лицо Лайоша. — Себя? Да? — Всё, что происходит с Лиром — моя вина. И я это знаю. Но как пережить чужую боль, Арани? Со своей-то я знаю, что делать… — прошептал младший брат. — Знаю, как задавить. — Так ты… Ты любишь его? — Аранис забыл, как дышать и снова встряхнул Лайоша. — Вот же… — Что есть любовь, Арани? — он поднял на него свои странные глаза, а Аранис увидел в кресле совсем маленького Лайоша — напуганного и несчастного. Но видение быстро рассеялось. Перед ним сидел его младший брат, Лайош Варг, жестокий криминальный авторитет, беспринципный игрок, имеющий «гипнотический взгляд», почти сорока пяти лет от роду, и не знал, что делать с собственной памятью. — Любовь — законное право мучить друг друга до конца дней… — Вовсе нет… Лайош. Ты боялся пережить то, что отец пережил с Тузом… И что ты сделал? — прищурился Аранис, понимая, что брат говорит далеко не всё. С таким его состоянием он сталкивался впервые. Почему смерть матери Лира так сильно его подкосила? Что происходит в этой голове? Лайош не проявлял никаких чувств последние двадцать лет. Никаких. Только слабые пародии на искренность. Так что сейчас случилось? Аранис тряс своего брата-гамму и требовал ответа, но тот больше не произнёс ни слова и смотрел куда-то поверх его головы.***
Наутро Лайош вышел из своей спальни при полном параде: облачённый в чёрный строгий костюм, чёрную рубашку, с безукоризненно заплетённой косой и даже без синяков под глазами. Аранис встретился с ним в столовой, где готовил кофе в турке. — Ты действительно поедешь на похороны? — удивился он, когда брат опустился на стул и поправил ворот своей рубашки. — Естественно. Я один из тех немногих, кто знал о Ноэль, — спокойно ответил Лайош. — Я хотел поговорить с тобой о вчерашнем… — Брось, Аранис, — повелительно взмахнув рукой, прервал его брат. — Я был пьян и наговорил всякой ерунды. Даже не помню, что я говорил. Не бери в голову. — Не брать в голову? Да ты был не в себе. Ты говорил… Его остановил строгий взгляд. Лайош умел прервать человека одним движением глаз. — Я сказал, не бери в голову. Всё вздор. Будь добр, подай мне кофе, раз уже сделал. — Ладно, хорошо, — ставя перед ним чашку с пенящимся кофе, кивнул Аранис. — Зачем ты едешь на похороны? По мне, так это не очень хорошая идея. Лир ясно дал понять, что никаких встреч с тобой не хочет. — Я еду не к нему. Я хочу почтить память этой женщины, что пожертвовала собственной нормальной жизнью ради Лира. Ты не находишь, что это исчерпывающая причина? Если хочешь, ты можешь поехать со мной. Аранис со вздохом сел на край стола. — Ты же врёшь сейчас, — из-под пепельных бровей Аранис сверлил брата внимательным взглядом. — Ты едешь именно посмотреть на Лира. Добить его очередной «приблудой». Тебе же невыносимо скучно! Почти десять лет его не видел. А тут такой повод. — Я поеду. Это не обсуждается, — повёл плечом Лайош. Он сделал глоток и зашипел от жара горячего напитка. — Можешь говорить, что угодно. Меня это не заденет. Сделав ещё несколько глотков, Лайош поднялся и бросил тяжёлый взгляд на брата через плечо. В прихожей он взял чёрный зонт и такой же плащ. Аранис вышел с ним на крыльцо, почёсывая шею и молча провожая его глазами. Младший брат закинул плащ за спину и, широко улыбнувшись, подмигнул Аранису. А после он опустился на заднее сидение подъехавшего автомобиля и захлопнул дверцу.