Unconditionally

Пожалуй, нет ничего хуже чувства беспомощности, когда дорогой сердцу человек заболевает, и не остаётся ничего, кроме как заботиться о нём в надежде, что болезнь отпустит как можно скорее. Когда Акаши проснулся утром чуть более недели назад, то заприметил нехарактерную для Фурихаты особенность: обычно любитель поспать до обеда, на этот раз тот проснулся рано, и несвойственная ему бледность и влажный блеск глаз мигом согнали остатки сна у Акаши. — Привет, — прочищая горло, хрипло произнёс тот, потирая заспанные глаза. — Привет. Фурихата слабо улыбнулся и Акаши приподнялся с постели, чтобы поцеловать его сначала в щёку, затем в губы. Кожа на ощупь была прохладной и липкой — Акаши не удержался и прикоснулся тыльной стороной ладони к его лбу, чтобы проверить температуру. — Что-то случилось? Ты неважно выглядишь. — Спасибо за утренний комплимент, Сейджуро, — Фурихата рассмеялся, стараясь выглядеть при этом не слишком довольным, и сердце Акаши сжалось от чувства привязанности. Он очень любил наблюдать за его выражением лица в моменты недовольства, потому что мимика Фурихаты в целом была по-очаровательному яркой и живой. Когда тот злился, его зрачки устрашающе темнели и словно бы увеличивались в размерах, почти полностью поглощая радужку, а когда улыбался — глаза сужались до двух полумесяцев, смягчая и без того обезоруживающую улыбку. — Прости, я совсем не то имел в виду, — Акаши вновь поцеловал его, на этот раз в лоб, про себя отмечая заметный жар при соприкосновении. — И ты не ответил на мой вопрос, — мягко шепнул, приподнимая бровь. — Проснулся от того, что стало слишком жарко, и по всему телу слабость, — со вздохом произнёс Фурихата, тычась кончиком носа ему в шею. Его несчастный вид крапивой отпечатался в груди. — Похоже на температуру. — Я принесу тебе лекарства. Акаши зарылся носом ему в макушку, чтобы поцеловать и прижаться щекой, затем обнял обеими руками на некоторое время и отпустил, чтобы подняться с постели. Тепло чужого тела и нежелание отстраняться — то, с чем приходилось бороться каждое утро, потому что работа, семейные дела будущего наследника клана Акаши, жизнь. И если раньше мысль о том, что он настолько тактилен, показалась бы ему смехотворной, то сейчас Акаши оставалось лишь недовольно цыкать и где-то в глубине души завидовать Фурихате. Он не отстранялся и не избегал его прикосновений, совсем нет, но иногда Акаши казалось, что тот слишком легко переносит моменты, когда им приходилось отпустить чужую руку, разомкнуть объятия или прервать поцелуй. По крайней мере, внешне он никак не выдавал своей реакции, в то время как Акаши хотелось словно ребёнку упереться, надуть губы и категорично заявить: “Не пущу!”, что было для него совершенно несвойственно и в каком-то смысле смущающе. К тому моменту, когда он вернулся с кухни вместе со стаканом и лекарством, Фурихата успел задремать, подмяв под себя его подушку в качестве объекта для объятий. Акаши наклонился, чтобы погладить его по волосам и разбудить, помог выпить таблетку и шепотом попросил ещё поспать, на что Фурихата что-то промычал и отключился, оставив Акаши одного разбираться с беспокойством и нежностью внутри.

***

На восьмой день болезни, Акаши в некотором роде достиг апогея своего терпения. Фурихата напрочь отказывался посещать больницу, потому что не любил их, а Акаши переживал это глупое чужое упрямство и связанный с ним внутренний конфликт внутри. Он уважал мнение и личные границы Фурихаты, так как они не раз сталкивались лбами на этой теме, учитывая, что Акаши никогда не занимался самолечением и всегда вызывал на дом доктора при любом заметном признаке на беспокойство или недомогание, а Фурихата же привык упиваться таблетками и переживать болезнь в постели, в надежде, что та когда-нибудь пройдёт сама и исчезнет. Не зная, как ещё ему помочь, Акаши исправно следил за тем, чтобы он не забывал принимать лекарства, как можно больше спал, принимал много жидкости и не оставался одинок в своих страданиях. Однако когда сегодня утром Фурихата попросил его сварить кашу, Акаши уверенно заявил, что сделает это, и теперь в сосредоточении и задумчивости смотрел на плиту, где только что сгорела первая в его жизни рисовая каша. Казалось бы, он сделал всё правильно: прочитал от и до рецепт, подготовил все ингредиенты, внимательно следовал каждому пошаговому описанию приготовления в Интернете, но та всё равно подгорела и прилипла ко дну кастрюли, теперь насмешливо взирая на него своей чернотой. — Сей? — Мне кажется, она сгорела, — не отрываясь от созерцания своего провала, задумчиво произнёс Акаши в ответ. Затем, осознав, что голос Фурихаты был близко, тот обернулся и заметил его рядом с собой. — Ты прав, — рассмеявшись, произнёс он, поцеловав его в щёку и сжав за талию. — Но для первого раза неплохо. Свою первую и нормальную рисовую кашу я смог приготовить только с пятого раза. У тебя, я думаю, это займёт ещё меньше времени. — Но я не понимаю, как это возможно, — искренне возмутился Акаши. — Я сделал всё так, как описывалось в рецепте и…почему ты не в постели? — Опомнившись, спохватился тот. — Почувствовал запах гари и пришёл к его источнику. К тому же, мне уже гораздо легче — температура спала и есть даже немного сил подвигаться, — Фурихата улыбнулся и перевёл взгляд на кастрюлю. — Спасибо за кашу, Сей. Уверен, верхнюю часть можно съесть спокойно. — Не уверен, что это хорошая идея… Фурихата пожал плечами, схватил стоявшую рядом тарелку и зачерпнул ложкой верхний слой, чтобы попробовать. — Вкусно. Попробуй сам, — Фурихата протянул ему ложку и Акаши осторожно слизнул часть каши. И правда получилось неплохо. — Я думаю, ты переборщил с температурой — на всех плитах она разная, не всегда получается подобрать подходящую с первого раза. В следующий раз получится ещё лучше. — Кто сказал, что я буду варить тебе кашу ещё раз? — приподняв бровь, исключительно из вредности поинтересовался Акаши. — Я? — невинно улыбнувшись, наигранно захлопал ресницами Фурихата. — Если у тебя появились силы на то, чтобы играть святую невинность, значит найдутся и на кашу, — парировал тот, на что Фурихата рассмеялся и звонко чмокнул недовольного Сейджуро в щёку. — Ну Сей, — тот легонько потряс его за плечи и крепко стиснул в объятиях, вызывая непрошенную улыбку на лице. — Спасибо, что заботишься обо мне все эти дни. И спасибо за кашу. Я съем всё до последней ложки. — Не за что, — смягчившись, шепнул Акаши и поцеловал его в висок, с нескрываемой привязанностью наблюдая за тем, как Фурихата старательно вычерпнул весь несгоревший слой риса и начал есть его прямо на ходу, пока двигался по направлению к обеденному столу. Акаши проводил его взглядом и перевёл его на кастрюлю. — В следующий раз ты у меня не сгоришь, — пообещал он то ли себе, то ли рису, устрашающе прищурившись. Кастрюля отозвалась покорным молчанием.