Тишина в классе, прерываемая лишь звуками шуршащих по бумаге ручек, была чем-то эфемерным, почти нереальным. 3-B не отличался особенного послушным поведением, но на уроках литературы почему-то всегда было иначе. Сколько Акаши себя помнил учеником средней школы, здесь всегда внимательно слушали предмет, (тот, кто, конечно, хотел этого) в то время как остальные, даже мало заинтересованные в познании мира художественной литературы, сидели тихо, витая где-то в своих мыслях под проникновенный, ласкающий слух голос преподавателя. Фурихата-сан был удивительным, благодаря этой черте. И не только ей. Акаши признавал влияние и авторитет учителя на своих учеников — он не был чрезмерно строгим, даже наоборот: почти всегда неуверенный, иногда до абсурдного, немного чудаковатый, но искренне любящий предмет, который преподаёт. На фоне остальных учителей, что были намного опытнее его, Фурихата-сан казался нелепым, слишком молодым. Едва ли его мнение учитывалось — по сравнению с уже состоявшимся коллективом педагогов, он был чужим. Чудак, который любит всё романтизировать и всегда носит с собой томик какой-нибудь книги. Даже очки кругловатой формы навевали образ книжного персонажа, того же Пьера Безухова из новой экранизации романа.
Нелепый, нелепый, нелепый.
Но Акаши смотрел только на него. Иногда случайно цепляясь взглядом во время прогулки по школьному коридору, иногда специально изучая на уроке. В такие моменты он напоминал сумасшедшего учёного, которого спросили о его новом изобретении, настолько живо, ярко и азартно горели глаза, когда Фурихата-сан погружался в мир, созданный писателем той или иной книги. Он был удивительным, отличался ото всех. Почему-то замечал это только Сейджуро.
А затем в середине семестра его мать умерла. Акаши разрывало на части, появились первые проблемы с предметами, в том числе и литературой. Ему едва хватило сил, чтобы собраться и продолжить своё успешное обучение. Учителя и отец, само собой, не оставили без внимания этот инцидент, но вскоре успокоились — отличные оценки вернулись, а значит и беспокоиться больше не о чем. Только вот сам Сейджуро уже мало походил на себя прежнего.
В прошлом блистательный спортсмен, любимец всей школы и пользующийся популярностью у девушек, тот перестал нуждаться в чьём-либо обществе или признании. Спорт больше не приносил должного удовольствия, а люди вокруг превратились в сброд мусора. Всё омерзительно. Новый Акаши Сейжуро был великолепен: умён, красив, успешен, даже несмотря на всеобщий страх и боязнь перед ним. Учитель литературы, на которого он некогда смотрел почти с обожанием и лёгкой, почти незаметной улыбкой на лице, превратился в ещё одно жалкое насекомое, бегающее у него под ногами. Это было в каком-то смысле даже разочарованием. Почему-то он считал, что учитель, которого он уважал, заметит в нём все эти изменения и что-нибудь предпримет, но дальше своих книг, вероятно, тот не видит. Чудак. Пришелец. Полный идиот. Но у него был хороший голос, один из самых приятных, каких только Акаши мог слышать.
— Акаши-кун, ты не мог бы задержаться на пару минут?
Стоит ли удивляться тому, что в силу своего характера, Акаши было хотел потребовать от своего учителя, чтобы тот повторял его имя до тех пор, пока не охрипнет, а затем ещё пару сотен раз, пока совсем потеряет голос, потому что он был уверен — охрипший голос Фурихаты-сана, который произносит его имя, станет одним из самых любимых его звуков. Тем не менее, он бы не хотел делиться таким сокровищем с остальными, поэтому стоило бы ему помочь: вырвать язык или же отрезать его своими любимыми ножницами (о да, Сейджуро бы пошёл и на такое)
— Вы что-то хотели, Фурихата-сан? — Бархатный голос Акаши пугал многих, но учитель смотрел на него прямо, не утаивая от него ничего. И страх перед юным учеником, и смущение, и замешательство. Любопытство и неуверенность. Решимость и сожаление. Так много эмоций промелькнуло в карамельной радужке (неужели у сенсея всегда был такой тёплый оттенок и почему он скрывает такие восхитительно большие, выразительные глаза за этой глупой оправой?) что Акаши невольно растерялся. Что-то знакомое всколыхнулось в груди, глухо ударилось о рёбра и забилось с неистовой скорость, настолько оглушающе громко, что Сейджуро показалось — ещё чуть-чуть и его раскроют. Услышат, обвинят и больше никогда не посмотрят так...вот
так.
Но Фурихата-сан улыбнулся, как всегда улыбался — тепло и обезоруживающе, после чего потянулся к ящик и показал на свет книгу.
— Ты не мог бы прочитать вот эту вот книгу? Акаши-кун?
— Книгу?
— Да, если у тебя будет время, конечно, — снова эта улыбка, перед которой даже тот, новый Акаши Сейджуро бессилен.
Он неуверенно берёт книгу в руки, осматривая обложку. Она явно не новая, Фурихата-сан определённо уже читал её, но выглядела очень аккуратно, словно бы её только что купили в магазине. Внутри, на первой странице оборота красуется надпись: "Для Коки"
— Коки?
— Это моё имя. Фурихата Коки, если ты ещё не забыл, Акаши-кун.
Сейджуро кивает, уже мало понимая то, что ему говорит учитель. Он назвал его по имени.
Коки. Ему нравится, как оно звучит.
— Ну так что, прочитаешь? — с надеждой в голосе произносит учитель.
Фурихата-сан даёт ему свою книгу, вероятно, что-то значившую для него, принадлежащую ему; прощает тот факт, что Акаши назвал его по имени и продолжает улыбаться, заставляя сердце неистово биться и шуметь так оглушающе, что ему хочется вырвать его из груди собственноручно. Сейджуро был готов не просто прочитать её, но и перечитать, истерзать и сделать частью себя, чтобы никто не посмел отобрать у него это.
— Да, конечно, Фурихата-сан.
— Спасибо. Надеюсь, она придётся тебе по душе, — Фурихата-сан на секунду задумался, вероятно, о чём-то своём, а затем очнулся, виновато улыбнувшись. — До встречи, Акаши-кун.
Его рука осторожно легла ему на плечо, поэтому Акаши поспешил удалиться, предварительно даже слишком небрежно сбросив с себя его запястье.
Жглось плечо, жглись ладони, держащие книгу, жглось что-то внутри, заставляя Сейджуро волноваться. Неужели всё из-за
него? Обычного, заурядного учителя литературы, каких полно...
Но дело было в том, что для Акаши он был не таким заурядным. Он был для него очень особенным. И это было своеобразной проблемой, о которой он обязательно подумает позже. Когда прочтёт "Вино из одуванчиков".
***
Акаши книга понравилась. Он и сам не заметил, как быстро пролетело время за прочтением этого произведения. Снова возвращаться в мир, где нет этого вечного лета, закупоренного в обычных бутылках в погребе, не хотелось. Но на душе остался приятный, лёгкий осадок. Акаши был в некотором роде воодушевлён походом в школу. Там был Фурихата-сан, а на остальных ему было ровным счётом всё равно. Они могли бы даже в одночасье исчезнуть и Сейджуро бы это ни сколько не волновало. Единственное, что было важно — книга в портфеле, которую он вернёт уже сегодня. Может быть даже получится прикоснуться к чужой руке и получить в ответ смущённый, обязательно нелепый взгляд из-под очков, от которого Акаши бы захотелось всенепременно улыбнуться, а может быть даже и рассмеяться. Настроение, переданное книгой, было до ужаса непохожим на обычное поведение Сейджуро. Так ведут себя только глупые влюблённые девчонки. Но сейчас хотелось чего-то подобного: делать глупые, опрометчивые вещи, ведь жизнь даётся только одна.
Правда, зайдя в школу, Акаши вновь ощутил внутри себя нарастающее омерзение — Фурихата-сан был здесь, но и другие учителя и ученики тоже никуда не делись. Сейджуро проигнорировал кабинет литературы, делая вид, что не замечает, как ожидавший его учитель хочет ему что-то сказать. По расписанию у него геометрия и лучше бы ему на неё не опаздывать.
***
— Прочитал книгу, Акаши-кун? — Вместо приветствия сказал Фурихата-сан. В это время на доске стиралась тема предыдущего урока и выводилась новая.
— Почему вы дали мне именно эту книгу, сенсей? — Мел на доске замер, а затем вновь продолжил свой путь.
— Я подумал, что она сможет поднять тебе настроение.
— Разве я выгляжу грустным или огорчённым чем-то?
— Акаши-кун, — Сейджуро невольно растерял свою уверенность во взгляде — учитель обратился к нему так, как ещё никогда не обращался. Словно бы терял терпение или злился. — Возможно, этого не заметил никто, но заметил я. Ты изменился.
— Это плохо? — Холодный и насмешливый тон. То, что нужно.
— Нет, то есть да...то есть...и да, и нет. Я понимаю, что не имею права лезть не в своё дело, но...если тебе нужна помощь или нужно, чтобы тебя выслушали, то знай, что у тебя есть я. Я готов помочь и...
— Порекомендовать, — подсказал ему Акаши.
— Можно сказать и так, — уже с улыбкой на лице отвечает Фурихата-сан. — Кстати, у меня есть ещё одна на примете...
Акаши кивает, ощущая, как внутри вновь становится хорошо. Тепло въедается в вены, смешивается с кровью и становится совсем-совсем хорошо. Как когда была жива мама. Она тоже любила читать и у неё тоже были удивительные, выразительные карие глаза подобного карамельного оттенка.
Возможно, именно поэтому ему так хочется забрать Фурихату к себе домой и больше никогда-никогда не отпускать?
***
Фурихата даёт ему книги, Акаши читает и они обсуждают их вместе, казалось бы, вечность. Затем начинается череда экзаменов. Сейджуро слишком устаёт, несмотря на то, что ему и готовиться было не нужно — он и так знает, что сдаст всё успешно, а затем поступит в Токийский университет, как и хотел, и тогда...
И тогда придётся всё оставить. Оставить Фурихату, книги, его удивительные глаза и улыбку. Акаши не уверен, что сможет прикоснуться хотя бы к одному переплёту, не чувствуя омерзения и холода от того, что эти книги никогда не бывали в самых любимых руках. Они не будут принадлежать Коки (он ведь может называть так своего учителя у себя в мыслях, верно?) и не будут предназначаться ему.
Мысли об этом злят и он решает больше не думать об этом. Всё равно ничего не получилось бы. Он ведь так и не сможет узнать об этом.
***
Акаши стоит с шоколадом и с запиской руках, неуверенно мнётся перед входом в
почти полюбившийся класс, и чувствует себя полным идиотом. Потому что ему хочется сказать о многом, но в то же время промолчать об этом. Потому что между ними произошло так мало, но в то же время так много всего. Он бы хотел сказать своему учителю, что любит его, но ему так страшно, впервые так страшно и грустно, что Сейджуро только и остаётся — стоять здесь, а затем уйти, так и не сказав и слова. Вероятно, это уберегло бы его от последствий, но он совсем не привык избегать их и...
— Акаши-кун? — Фурихата, казалось, был удивлён, но всё же рад видеть его. (Сейджуро надеялся, что облегчение в этих добрых глазах было хорошим знаком)
Приняв приглашение войти внутрь, Акаши вновь почувствовал, что боится и совершенно не знает о том, что сказать. Учитель был также растерян.
— Куда собираешься поступить после выпуска?
— В Токийский университет.
— Понятно...— Фурихата прикусил губу в отчаянии и это стало последней каплей. Акаши прижался к нему совершенно неожиданно, почти с нескрываемой мольбой.
Не отпускай меня, не отпускай, прошу, только не отпускай. Но затем успокоился, почувствовав, что сенсей гладит его по спине. Целомудренно, успокаивающе. Сейджуро хотелось верить его прикосновения, но он знал, что совсем скоро, почти неминуемо скоро они прекратятся — как и школа, выпуск, книги и их разговоры о них. Фурихаты не будет рядом.
И даже учащённое сердцебиение напротив, которое звучало для него почти как чистосердечное признание, не делало его счастливее. Ему было до одури тоскливо. Это была последняя встреча и всё идёт до ужаса неправильно. Не так должны прощаться люди, любящие друг друга. Не так горько, не так долго, не так застенчиво.
— Поцелуй меня, — просит Акаши и Фурихата касается его губ, затем скул, прикрытых век, лба. Напоследок запечатывая невесомый, почти призрачный поцелуй в висок.
— До встречи, Акаши-кун.
— До встречи, Фурихата-сан.
Впереди переезд, университет, такая нежеланная взрослая жизнь.
И, может быть, та самая встреча с ним.
