Утро Нового мира

      Юго-запад Ничейных земель, 10 августа 1005 года новой эры, 22:45 по местному времени.       Элайя раздумывала, о чем бы поговорить с Лизой — их споры уже давно не раздражали дочь госсекретаря, напротив, Элайя находила в них своеобразную отдушину посреди океана пустых разговоров ни о чем, в которые изо всех сил ее пытались завлечь Дженнифер и Бен. Ах, да, еще один участник их похода — худощавый, неуклюжий и вечно смущающийся Кевин — несколько раз пытался с ней заговорить, но ничего путного из себя выдавить не мог и, как правило, отступал, промямлив несколько невразумительных фраз. Хотя с Лизой он общался вполне свободно, отметила про себя Элайя, в очередной раз задумавшись на тему очевидного социального неравенства и последствий, им порождаемых. Вот, например, одна из тем, которую она, как правило, избегала обсуждать с Лизой — так называемые Праздники Ночи. Отец обычно отмалчивался, когда она спрашивала о идущих по улицам колоннах людей с опущенными вниз лицами. А когда маленькая Элайя задала этот вопрос своей учительнице по истории, та испуганно оглянулась по сторонам и буквально выбежала из комнаты, в которой они занимались. Больше Элайя ее не видела, а урок истории у нее вел уже другой частный учитель. Ужасная в своей жестокости правда открылась дочери госсекретаря только в Академии. После памятной первой лекции Элайя, к удивлению ее новой подруги, отказалась ужинать со всеми, а пошла за столик, за которым с удрученным видом сидели двое студентов, учащихся по социальной квоте — дерзкая девчонка Элизабет и невзрачный худощавый подросток, которого профессор Лафферти впоследствии взял в их экспедицию. И последующие полчаса студенты элитного курса с удивлением наблюдали за тем, как дочь первого человека в государстве внимательно слушает наглую выскочку из трущоб. Элайя невольно нахмурилась, вспомнив, как ругался отец, когда резко повзрослевшая дочь спросила у него, почему элои не сражаются за своих сограждан, как это делают, например, в Княжестве или Империи. Лишь спустя несколько месяцев она узнала, что только благодаря вмешательству профессора Лафферти Лиза сохранила свое место в Академии. Профессор славился тем, что хотя он и третировал своих студентов, но в обиду он их не давал никому. Элайя улыбнулась, вспомнив как Дженнифер впервые пришла к столику, за которым Элайя ужинала со своими новыми друзьями. И каким надменным поначалу был Бен Ротшильд, которого Дженнифер привела спустя несколько недель. Но, как оказалось позднее, они могли идеально работать в команде, и именно поэтому профессор взял их в это путешествие. Которое пока было довольно приятным — несмотря на то, что им приходилось проходить огромные расстояния с тяжелым грузом на плечах. Зато Элайя увидела столько, сколько до этого не видела за всю свою жизнь.       Резкий грохот удара открывшейся двери вырвал дочь государственного секретаря из приятных воспоминаний. Суровая реальность окружающего простых элоев мира стояла прямо перед ее глазами. Две омерзительно воняющих потом огромных твари. Ростом выше среднего элоя — явно несколько больше двух метров. Огромные плечи и длинные руки, перевитые буграми мышц, перекатывающихся под темного, землистого цвета кожей, заканчивающиеся огромными кистями. Мощный торс и грудная клетка, прикрытая лишь двумя полосками кожи, перекрещивающимися в районе сердца и поддерживающими широкие кожаные брюки. Огромные как для элоя грубо сработанные клинки у пояса, у основания которых Элайя к своему ужасу смогла рассмотреть несколько пятнышек засохшей крови. Крупные, грубые черты того, что можно было с некоторой натяжкой назвать лицом, а не мордой животного. Глубоко посаженные мелкие глаза с яблоком красного цвета и черным зрачком, горящие голодом и жестокостью. Длинные пучки засаленных жестких волос черного цвета, из-под которых выглядывали заостренные кончики грязных ушей, связаны в крупные косы, увенчанные глухо позвякивающими металлическими кольцами на кончиках. Мощный лоб и крупный угловатый подбородок по бокам соединяют впалые щеки, покрытые непонятными татуировками. В центре груди, в перекрестье кожаных ремней, виднелся грубо выкованный металлический круг, в центре которого скалилось кустарно сработанное изображение волчьей головы. Огромные, желтые, выпиравшие клыки из-под крупных темно-серого цвета губ придавали и без того уродливому лицу морлоков звериное выражение. Вся фигура вошедших тварей буквально излучала первобытную силу, жестокость и голод — все то, что приводило в безмолвный ужас многие поколения элоев, что заставляло их в течение многих веков добровольно отдавать в жертву уродливым тварям своих детей и близких ради выживания, стояло сейчас в центре обеденного зала.       Морлок, вошедший первым, остановился, обвел тяжелым взглядом обеденный зал, на время задержавшись на затемненном углу, в котором сидел странный незнакомец. И произнес рычащим голосом, глядя владельцу отеля прямо в глаза:       — Твои люди собираются здесь через час. Мы берем женщин наверх. Всех. Потом вы идете с нами. Нашему клану и нам нужна пища, — добавил он с грубой ухмылкой, еще раз оглядывая притихших в ужасе людей.        Владелец отеля, которого, как некстати вспомнилось Элайе, звали Эндрю, сумел прийти в себя и возразил, не глядя в глаза морлока:       — У меня есть ярлык. На стене надо мной. Эти люди под моей и его защитой от подати…       Тварь насмешливо ухмыльнулась, оскалив клыки, и небрежно взмахнула рукой.       — Это ты будешь мясникам в стойбище рассказывать. Хоть посмеются, — прорычал второй морлок в то время, как первый разразился глухим хохотом, прерываемым рычанием.       — Твоя тряпка ничего не значит, мы ее дали мясу, что было тут до тебя, чтобы ему было легче заманивать свежее мясо для нас, — прорычал первый морлок и повернулся к темному углу.       — Тебя это тоже каса… — начал было говорить морлок, но тут же замолчал, на подкосившихся ногах оседая на пол. Элайя вздрогнула от неожиданности и замерла в удивлении — из глазницы морлока торчал небольшой столовый нож, вошедший в глаз твари почти полностью. Как незнакомец умудрился метнуть его с такой силой, Элайя рассмотреть не смогла. Второй морлок среагировал мгновенно, выхватив клинок, в то время как незнакомец одним плавным движением выскользнул из-за стола, аккуратно закрыл двери в обеденный зал и пружинящей, кошачьей походкой подошел к морлоку на расстояние пары шагов. В абсолютном молчании он растянул губы в зловещей улыбке — Элайя вновь вздрогнула от ужаса и опять некстати подумала, что отец за умение так улыбаться продал бы душу, на переговорах ей бы цены не было — улыбнулся несговорчивому клиенту и все… Тварь оглушительно взревела и наклонилась вперед, намереваясь ринуться на незнакомца, но тот одним слитным движением сделал шаг в сторону, уклоняясь от клинка морлока, развернулся и оказался у твари за спиной. Незнакомец мгновенно опустился на одно колено, нанося молниеносный удар морлоку по обратной стороне коленного сустава. Тварь взревела, заглушая хруст ломающихся костей, и упала на колени. Незнакомец выпрямился и неуловимым движением охватил шею морлока. Мускулы под кожей незнакомца напряглись, и он сделал одно резкое движение рукой. Ошеломленная Элайя услышала хруст ломаемых позвонков, и через мгновение тварь, заставившая всех элоев в зале застыть от ужаса, упала со сломанной шеей на пол. Элайя замерла, прерывисто дыша и пытаясь осознать увиденное — незнакомец один, голыми руками, убил двух морлоков всего лишь за пять ударов ее сердца.       Незнакомец медленно выпрямился, подошел к трупу другого морлока и вытащил нож из его глазницы. Критически осмотрев столовый прибор он размеренным шагом подошел к оторопевшему Эндрю и непринужденно произнес:       — Замените столовый прибор, пожалуйста, этот я уронил в грязь.       Под взглядами ошеломленных элоев незнакомец получил чистый нож, легкой походкой прошел в свой уголок, сел за стол и, притянув к себе поражающую своей худобой женщину, принялся с аппетитом есть.