Однажды в вымышленной Франции

      Была почти полночь, когда Флоретта де ла Бастьен услышала, как внизу потрясённые столь поздним визитом лакеи спешно снова заперли парадную дверь, быстрыми шагами теперь направляясь к хозяйке, чтобы испросить разрешения, можно ли впускать ночного гостя. Пухлые губы, в уголках которых собрались комки киновари, которую она использовала для придания устам красного цвета, вытянулись в лёгкой усмешке. Конечно же, он пришёл. Он не может долго быть без неё. Он зависим от неё. Потому что он принадлежит ей.       Не дожидаясь, пока лакей доберётся до её комнаты, женщина громко приказала:       — Впустить!       — Но, мадам, Вы даже не спросите, кто потревожил Ваш покой в столь позднее время?!       — Я прекрасно знаю, кто именно пришёл!       Не собираясь более спорить с хозяйкой, слуги впустили гостя в дом и молча проводили его до покоев Флоретты. Мадам де ла Бастьен решила чуть прихорошиться перед своим ночным визитером, посильнее затянув корсет на своей пышной фигуре, обнажив декольте (но не слишком, набросив на плечи кружевную шаль и завязав кокетливый бантик у ключиц). И, конечно же, женщина не забыла самую главную деталь своего ночного образа — распущенные белокурые волосы. Сейчас её прямые пряди были уже не такими длинными и густыми, как в молодости, они были едва ниже плеч. Однако предстать в таком виде перед человеком из светского общества означало предельную степень доверия и намёк на интимность. Это Армель д’Эрсан не следовала французскому этикету и по желанию носила то модные причёски, то ходила с распущенными волосами при дворе, как последняя куртизанка. Флоретта же знала цену образам. Именно поэтому власть её при дворе Алорна крепла день ото дня.       Усевшись в резное кресло и поправив подол чёрного атласного платья, мадам де ла Бастьен насыпала щепотку табака в свою трубку из слоновой кости и сделала первую затяжку. Горько-сладкий дым наполнил её рот, и она медленно выпустила его на свободу через ноздри. Табак имел для Флоретты успокаивающее воздействие. А встречаясь с этим человеком, её сердце всегда невольно трепетало.       Наконец, он вошёл в её покои. Подняв свои удивительно чёрные глаза, женщина улыбнулась гостю:       — Месье Гаррель, я чувствовала, что Вы сегодня ко мне заглянете!       Эжен медленно поклонился и, по обыкновению, взял пухлую руку Флоретты, надеясь коснуться его вежливым поцелуем. Однако, увидев, что все пять пальцев украшают массивные золотые и серебряные кольца с опалами, обсидианом, нефритом и аметистом, генерал шутливым тоном спросил:       — Конечно, прикосновение к металлу Вас не устроит, мадам де ла Бастьен?       — Вы абсолютно правы, милый Эжен… — выдохнула Флоретта. Она мечтала об этом моменте ещё с сегодняшнего утра.       — Сколько же колец мне снять?       — Все!       Военный недоверчиво уставился на эту женщину, седина которой удачно скрывалась в неимоверно светлых волосах. Только сейчас Гаррель заметил, что хозяйка дома предстала перед ним без причёски. Она всячески молодилась, но при этом не переходила грани вульгарности. И, несмотря на порой вызывающее поведение, она чётко знала, где её место, но тщеславно стремилась к большему.       — Даже обручальное?       — Его в особенности! — грудным голосом ответила Флоретта.       Женщина старалась контролировать дыхание, когда Эжен аккуратными движениями стягивал с её пальцев украшения. Ах, он всегда обещал любить только её! За эти ледяные глаза цвета чистого неба мадам де ла Бастьен готова была умереть! Но она трезво осознавала, что слишком стара для этого мужчины. Ей не стать его женой, но она мечтала завоевать хотя бы статус любовницы. И Флоретта считала, что она достигнет этого. Разве стал бы абсолютно равнодушный мужчина так бережно касаться её пальцев? А сейчас… Как нежно он целует её! Это не вежливое сухое прикосновение губ к коже, это страстное преклонение перед ней! Так и будет… Он принадлежит ей!       — Прошу прощения, что посмел побеспокоить Вас в присутствии Вашего мужа в доме…       Женщина лишь небрежно махнула рукой:       — Не волнуйтесь, милый Эжен, в это время мой любезный супруг спит, как медведь в зимней спячке. Его разве что выстрел разбудит.       Генерал Гаррель учтиво улыбнулся и по приглашению хозяйки дома сел в кресло напротив. Флоретта заботливо наполнила чашки ароматным чаем и пододвинула к гостю пирог с яблоками. Несмотря на знатное происхождение, мадам де ла Бастьен обожала готовить. Колдуя над едой на кухне, она была уверена, что энергетика, которая пропитывает блюда, способна заставить полюбить её и развязать языки.       Эжен с удовольствием принялся за выпечку, и некоторое время собеседники молчали, поглощённые трапезой. Наконец, отставив опустевшую чашку с чаем, Флоретта спросила:       — Так что же Вас привело ко мне, генерал?       Гаррель поблагодарил за вкусный пирог и чай и, вытерев рот и руки тканевой салфеткой, напряжённо сцепил руки в замок на коленях и, чуть склонившись вперёд, долгое время смотрел на огонь камина, собираясь с мыслями. Мадам де ла Бастьен не торопила гостя, зная, что он взвешивает каждое слово и последствия сказанного. Что и говорить, Эжен был весьма умным и хитрым политическим игроком.       — Флоретта, думаю, Вы знаете, что в Алорн проник шпион. Но допросы и пытки ни к чему не привели, и даже личное присутствие королевы мало что изменило. Единственное, что мы знаем, что он был революционных взглядов, активно пропагандируемых на американском континенте и постепенно отравляющих Францию. Алорн в этом отношении был гаванью спокойствия, но сейчас мы убедились, что и в нашем королевстве не безопасно.       — Пока Алорном правит Армель д’Эрсан, королевство никогда не станет сильным и могущественным!       — Чёрт бы Вас побрал, Флоретта, молчите о Её Величестве, сейчас разговор не о ней! Мадам де ла Бастьен потрясённо ахнула от поведения генерала. Он грубит ей из-за этой девчонки и ещё рассчитывает на её помощь?       — Вам бы следовало быть более уважительным ко мне, если хотите что-то получить от меня! — прошипела женщина.       Эжен осознал свою оплошность и, внутренне собравшись, стараясь просчитывать ходы, как в сложной шахматной партии, взял за руку хозяйку дома и нежно сжал её между своих ладоней.       — Простите, мадам де ла Бастьен. Меня не интересует судьба Армель д’Эрсан, и я просто не желаю ничего слышать о ней в Вашем присутствии. Я хочу думать только о себе, о Вас и о благе королевства.       Флоретта ещё держалась напряжённо, но Гаррель осознавал, что нужен лишь последний удар по барьеру, ментально разделяющего их. Удивительно, как такая умная женщина была безумно падкой на лесть. Генерал сделал вид, будто с едва сдерживаемым желанием разглядывает едва прикрытое кружевами декольте хозяйки дома. Оставалось лишь ждать, когда мадам де ла Бастьен удовольствуется его вниманием.       — Ох, Эжен, это так неприлично! — деланно стыдливо сказала Флоретта, обнимая саму себя пухлыми руками и прикрывая грудь.       Гаррель будто бы «проснулся» и постарался придать своему лицу подлинно восхищённое выражение. Проникновенно глядя в глаза хозяйке дома, он выдохнул:       — Простите, но Вы так… притягательны, что сложно сдерживать… мужские порывы…       Мадам де ла Бастьен кокетливо и смущённо засмеялась. Эжен понял, что диалог можно продолжать:       — Так Вы знаете что об этом шпионе, Флоретта? У Вас же везде глаза и уши.       Женщина вдруг весело рассмеялась и полуразвалилась в кресле:       — Конечно, я знаю всё о шпионе, милый Эжен! Я сама его и послала!       — Что?!       Гаррель старался держать себя в руках, но сейчас был до глубины души возмущён поступком этой интриганки. Она готова погрузить Алорн в пучину хаоса, лишь бы убрать Её Величество.       Мадам де ла Бастьен продолжала хохотать, видя, как генерал всячески старается сохранить самообладание. Последний же с лёгкой, но угрожающей улыбкой спросил:       — Вы понимаете, что своей выходкой только в итоге возвысили полковника де Ренеля? И мои позиции при дворе значительно уступили Дамиану.       Перестав смеяться, Флоретта раскрыла чёрный веер и начала лениво им обмахиваться:       — Знаю, к сожалению. Если бы Вы не решили вести свою весьма непродуманную игру против де Ренеля, то мой план бы с блеском удался. Но он провалился. Потому что кто-то, как ребёнок, решил сделать каверзу и сказать «маме», что это чёртов «младший брат». И «мама» наказывает «старшего брата», потому что тот ябеда и ещё обманщик. Пообещайте больше не опускаться до таких дилетантских интрижек! Если уж не знаете, как именно противостоять Дамиану, то хотя бы не делайте глупостей!       Эжен густо покраснел, ибо не знал, что инцидент с подложными документами уже известен мадам де ла Бастьен. Вот уж и правда у этой женщины везде глаза и уши! Хозяйка дома же продолжила:       — В отличие от Вас, генерал, я решила играть по-крупному. Люди считают, что в Алорне безопаснее, чем в остальной Франции. Количество иммигрантов в Алорне увеличилось, ибо политика Людовика XVI оставляет желать лучшего. Государство фактически банкрот из-за преклонения короля перед американской революцией и Бенджамином Франклином. Но месье Франклин хитрый дипломат: он умело «обворовывает» французов, не спеша возвращать долги. То же он сделал и с королём Георгом III. Фактически. Вопрос захвата власти и смены режима правления — вопрос времени. Не думаю, что королю Луи осталось больше двух-трёх лет. Но самое ужасное в том, что к нашей королеве теперь обращаются как к «матери Франции», представляете? Народ наслышан об уютном Алорне и ищет в нашем маленьком королевстве спасения. Однако и Её Величество не сможет удержать авторитет. Если она решит ограничить въезд мигрантов в королевство, её возненавидят и будут мечтать свергнуть, как и Людовика XVI. Если она разрешит въезд всем желающим, то Алорн станет нищим, грязным, преступным королевством. Всё это в итоге тоже приведёт к революционным настроениям. Как видите, французской монархии недолго осталось. Любой исход приведёт к взрыву. Поэтому мы должны уже сейчас заботиться о собственной безопасности, когда этот взрыв всё же произойдёт. Например, я уже сейчас жертвую часть от доходов на благотворительность. И стараюсь давать аудиенции ремесленникам и крестьянам, чтобы помочь разрешить их мелкие проблемы. Тогда я стану пользоваться поддержкой народа, и меня не убьют, когда революция начнётся.       Генерал Гаррель нахмурился. В словах Флоретты был здравый смысл. Однако этот слишком хорошо продуманный план казался чрезмерно нереалистичным и самонадеянным.       — Вы принадлежите к знати, мадам де ла Бастьен. Народ может временно уважать Вас, но любить… нет, Вас не будут любить. И Вас разграбят, если дать ремесленникам и крестьянам вилы и факелы.       — Это лишь часть стратегии, Эжен. Другая часть состоит в том, чтобы обращать внимание на возвышающихся лиц революционного движения. И именно с ними нужно будет налаживать связи. Потому, мой милый, забудь об Армель и о попытках угодить ей. Если ты будешь с королевой заодно, тебя вздёрнет на виселице новая власть. Спасти себя и получить настоящее могущество можно, лишь прогнозируя события и работая на будущее. Монархия падёт. Незачем тратить свои силы на попытки получить больший статус в нынешнем обществе. Тем более он и так у тебя достаточно высок.       Гаррель вновь задумался. Если прогнозы мадам де ла Бастьен сбудутся, то резон действовать уже сейчас есть. Он не может так просто умереть. И он не может вернуться к жалкому существованию своего детства. Однако, если Флоретта ошибается, он станет изменником. И сердце генерала болезненно заныло. И не от того, что он мог потерять всё…       Внутренний взор Эжена был направлен на события шестнадцатилетней давности. Людовик XV, отвернувшийся от народа, предпочитающий пировать в своём замке и охотиться в предместьях, не желал даже пытаться решить проблемы страны. Неумелые указы разрушали и разоряли государство с каждым днём. Единственным решительным человеком в загнивающей Франции был Юрбен д’Эрсан, желающий не столько власти, сколько процветания его родной страны. Этот деятельный, хоть и склонный к диктатуре мужчина, отличавшийся вспыльчивым нравом, вызывал восхищение молодого Гарреля. Но он был лишь внебрачным сыном виконтессы, лишившейся титулов и ненавидимой своим отцом за прелюбодеяние. Как он мог предстать перед славным домом д’Эрсанов?..       Юрбен д’Эрсан со своим старшим сыном Аристидом пошли против Людовика XV. Они нашли сторонников и оккупировали северо-запад Франции, объявив о создании независимого королевства. Конечно же, Юрбена и всех его сторонников объявили изменниками и обещали повесить и даже колесовать. Постоянные крики королевской пехоты и конницы «Alarme! Alarme!» заставили д’Эрсана в насмешку над монархом назвать своё государство Алорном — видоизменённое слово «Тревога!». Юрбен и хотел, чтобы его сила и могущество вызывали у Людовика XV тревогу. Среди изменников Франции был и молодой Эжен Гаррель. Однако создатель независимого государства ничего не знал о нём.       Эжен помнил, как начал тренироваться в армии д’Эрсана. Его учителем был Аристид д’Эрсан. Сблизившись с наследником семьи главных бунтовщиков Франции, вскоре он предстал перед самим Юрбеном. Тот высоко оценил способности Гарреля и удостоил того чести быть лейтенантом 1-го независимого пехотного полка Алорна. А ещё Эжен вспоминал, как присягал на верность королю Юрбену I Могучему — так бывший герцог решил именовать себя. Что и говорить, а д’Эрсан ничуть не стеснялся заявлять о своей силе. Самое забавное, что это работало. Никто не знал, что у новоиспечённого короля лишь горстка верных вооружённых людей, но пользуясь знанием местности и иллюзорной тактикой, врагам нового короля казалось, что за него почти половина Франции. Жена Юрбена, Иолэйнд, полностью поддерживавшая мужа, создала герб Алорна — на белоснежном щите в вертикальном положении расположен меч рукоятью вверх и клинком вниз, охваченный пламенем. По бокам от меча, словно крылья, была нарисована пролитая кровь. Внизу на чёрной ленте огненными буквами был написан девиз королевства: «Только кровь демонов дарует нам жизнь. Только стойкость ангелов победит смерть».       Юрбен I Могучий и король Людовик XV Возлюбленный 16 мая 1773 года подписали документ, где Франция признавала потерю своих земель и смирялась с созданием нового королевства. Теперь официально рождённое государство могло строить собственные дипломатические отношения. Гаррель ощущал восторженное опьянение от этой победы. Кажется, в тот день с Аристидом они выпили слишком много вина…       Эжен думал, что знаком со всем семейством д’Эрсан: он присягал Юрбену, тренировался и воевал вместе с Аристидом, преклонял колени перед королевой Иолэйнд. Но, как оказалось, монаршее семейство скрывало ещё одного члена семьи, которого, кроме Иолэйнд, никто не брал в расчёт.       Однажды Гаррель увидел в коридорах возведённого к 1776 году дворцу девушку с распущенными тёмными волосами, носившей платье с королевскими регалиями. Лейтенант был настолько изумлён, что поначалу решил, что какая-то самозванка выдаёт себя за члена королевской семьи. Он резко схватил девушку за плечо и развернул к себе, отчего та вздрогнула и несколько боязливо, но при этом со жгучей враждебностью посмотрела на него. Кажется, она была готова в любой момент вытащить откуда-нибудь кинжал. В следующую минуту Эжена поразило сходство взглядов Юрбена и этой незнакомки, а хищно сжатая поза напоминала Аристида, намеревавшегося атаковать.       — Кто Вы? — потрясённо спросил Гаррель.       — Армель д’Эрсан, — тихо, но довольно угрожающе ответила девушка. — И если Вы мне представитесь, лейтенант, обещаю оставить в тайне Ваши неуместные расспросы.       — Принцесса?.. То есть, Ваше Высочество… — Эжен неловко преклонил колено, но, увидев, что девушка лишь раздражённо жестикулирует, приказывая тому встать, не знал, куда себя деть, и выпалил первое, что пришло ему в голову, — простите, я даже не знал, что у Его Величества есть дочь.       — Об этом мало кто знает. Отец возлагает большие надежды на принца Аристида, потому меня держат в резерве для династического брака. На этом мои обязанности будут завершены.       Гаррель просто стоял с открытым ртом и во все глаза всматривался на ещё одну наследницу семейства д’Эрсан. Армель же лишь скрестила руки на груди, ожидая, когда этот двадцатисемилетний к тому моменту мужчина придёт в себя.       — А Вы… Вы хотите… больше узнать о политике?..       — Нет, — безапелляционно выпалила принцесса и, развернувшись, пошла дальше по коридору.       — А сколько Вам лет? — ничуть не заботясь об этикете, выпалил вновь Эжен.       — Двадцать четыре, — спокойно ответила Армель, а после, развернувшись через плечо, несколько иронично улыбнулась, — мы подходим друг другу по возрасту для заключения брака, лейтенант!       Гаррель вновь покраснел и лишь наблюдал, как принцесса, отлучённая от светского общества по воле отца, возвращалась в своё царство одиночества. Интересно, многие ли знают о её существовании?       Эжен решил поговорить об этом с Аристидом. Принц пришёл в ярость, когда узнал, что лейтенант осмелился заговорить с его сестрой.       — Послушай меня, Гаррель. Судьба моей сестры полностью принадлежит нам. Как и судьба нашей королевы. Женщины не должны ничего знать ни о военном деле, ни о политике, поскольку они разболтают все тайны первому встречному любовнику, который окажется в их постели. Чувственные создания, сам понимаешь.       Однако лейтенант был уверен, что ему следует сблизиться с наследницей семейства д’Эрсан. Сейчас Гаррель с усмешкой вспоминал, что по уши влюбился в эту странную девушку. Ныне он не испытывал романтических чувств к Её Величеству, однако считал их отношения чем-то более… необъяснимым. Связь прошлого и всего, что они вместе пережили, кажется, никогда не может быть разорвана.       И всё бы хорошо, но после восхождения на престол Людовика XVI Аристид д’Эрсан начал странно себя вести. А в один из дней три стены крепости из пяти, окружавшей Алорн, было разрушено мощным взрывом. Аристид продал своё королевство и свою семью Людовику XVI, которому король Франции пообещал возвращение титула и помилование, а также несметные богатства.       Юрбен был ошарашен. Почти половина его армии погибла после того взрыва и агрессивного вторжения в Алорн французских войск. Узнав, что его сын оказался предателем, король даже не мог отдавать приказы. Боль, которую он испытывал, была известна лишь ему одному. Понимая, что королевству настал конец, обезумевший Юрбен обнажил шпагу и направился в покои Иолэйнд. Эжен сразу понял, чего хотел король — убить своих женщин, чтобы никто не посмел осквернить их тела насилием. И если королеву лейтенант однозначно не спасёт, то спасти принцессу шанс был. Добежав до покоев Армель, Гаррель, увидев испуганное лицо девушки, которую пробирала дрожь, не сумел придумать нужных слов. Он лишь посмотрел на принцессу так, что она без слов поняла, что лучше всего подчиниться её другу. Они сбежали и спрятались в подвалах дворца. Без еды и воды они прятались там в течение двух дней и слышали, какая резня была на верхних этажах. А потом кто-то зашёл в подвал, проткнул несколько бочек с вином и бросил факел в лужи, намереваясь уничтожить всё, что бы напоминало об Алорне.       Ослабленные, Эжен и Армель, ощущая, как пламя подбирается к ним всё ближе, а дым прожигает лёгкие и грозит лишить их сознания, еле выломали кирпичную стену и оказались на свободе. Гаррель грустно сказал принцессе, что, скорее всего, в живых нет ни короля, ни тем более королевы. И эти домыслы подтвердились, когда армия Аристида, прошествуя по разрушенным улицам Алорна, нёс в своих собственных руках отрубленные головы отца и матери.       Эжен не мог поверить, что его учитель, его друг оказался таким чудовищем. Лейтенант искал способы, как незаметно сбежать из разрушенного государства, когда Армель, с глаз которой ручьём текли слёзы, на шатающихся и покрытых сажей и ожогами ногах, в наполовину опалённом платье вышла вперёд, перед празднующим свой триумф войском. Увидев, что на земле валялась корона её отца, треснутая и поломанная, она, тем не менее, подняла её и водрузила на свою голову. Войско и сам Аристид заметили этот жест. Эжен, преодолевая страх, на шатающихся ногах почти подполз к Армель, намереваясь оставаться верным Алорну и самой принцессе до конца.       Гаррель видел, как Аристид сам был напуган внезапной смелостью обычно робкой и молчаливой сестры. Несмотря на то, что с её глаз текли слёзы, она выглядела не жалко, а, напротив, величественно. И Аристид это почувствовал. Он спешился с коня и сказал лишь:       — Алорна больше нет, сестра. Отныне ответственность за продолжение рода семейства д’Эрсан лежит на мне. Не волнуйся, я восславлю его.       — Конечно, мой любимый брат. Ты так смел и красив… Лиши же меня жизни, воссоедини с матерью и отцом, — со смиренной, почти блаженной улыбкой сказала Армель.       Любой, кто видел эту сцену в тот момент, не мог не ощущать животный страх от этой девушки в треснутой короне. Она была безумной. Аристид, кажется, прирос к своему месту и не мог пошевелиться. Тогда Армель подошла к брату и крепко обняла его, нежно ластясь.       — Мой милый брат… Я не знала, что ты у меня такой красивый и смелый… Ты так вкусно пахнешь, — принцесса с почти обожанием смотрела на Аристида. — Эжен, раз мой брат не хочет возвращать меня к родителям, давай же тогда скажем ему «Прощай!»       И с этими словами Армель вонзила кинжал в горло принца, а Гаррель, повинуясь принцессе, проткнул шпагой живот своего некогда друга и учителя. Аристид упал, истекая кровью и, кажется, так и не понял, что смерть его настигла.       Когда Армель посмотрела на оставшееся войско, то, решив, что девушка обладает сверхъестественными силами, разбежалось восвояси. Однако этот эпизод решил судьбу Алорна — королевство будет независимо и в дальнейшем. Вся в крови своего брата, она оттащила его тело в глубины почти полностью уничтоженного огнём дворца. Эжен же бессильно упал на пыльную землю и погрузился в долгий сон среди кучи трупов и горящих головёшек от разрушенных строений.       — Имя Аристид тебе должно о многом говорить, не так ли, генерал Гаррель? — прервала поток воспоминаний Флоретта.       Эжен, ощущая, как в голове с трудом рассеивается туман прошлого, нахмурившись, посмотрел на мадам де ла Бастьен.       — Безусловно, — строго ответил мужчина, несколько враждебно глядя на собеседницу. — Но он мёртв.       Флоретта коварно улыбнулась, и от этой улыбки у Гарреля кровь застыла в жилах:       — Тогда будем считать, что он воскрес из мёртвых, — добавила женщина, продолжая улыбаться.       — Это самозванец! — потрясённо сказал Эжен, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. — Я лично убил его.       — Вместе с его сестрой, да, эту историю мы знаем. Однако раны были не смертельными. Наша королева не захотела уподобляться в жестокости своему брату и… вылечила его. У Аристида д’Эрсана сейчас нет голоса, он может лишь хрипло разговаривать. Армель хорошо повредила его голосовые связки.       По спине генерала стекал холодный пот. Призрак из прошлого, который, казалось, навеки оставил их, вновь был с ними. Мадам де ла Бастьен же продолжала:       — Королева сообщила Людовику XVI о том, что Аристид якобы предал обе стороны. И потому, хоть и излечила своего брата, потребовала правосудия. Объединённый суд Франции и Алорна вынес приговор — пожизненное заточение в Бастилии. Армель иногда навещает Аристида. Поговаривают, будто бы она лично пытает его. Раз в несколько месяцев.       Эжен не стал верить последним подробностям, однако тот факт, что Аристид д’Эрсан жив, заставлял его ощущать животный ужас.       — Как ты понимаешь, именно Аристид — законный правитель Алорна.       — Он не законный правитель Алорна. Он предал своё королевство и не имеет права править в нём, — безапелляционно заявил Гаррель. Как смеет Флоретта так тепло отзываться об этом чудовище?!       — Послушай меня, Эжен… Аристид д’Эрсан так или иначе захочет вернуть свою власть. И я уверена, что у него это выйдет. Я узнала, что у него в Бастилии и за её пределами множество сторонников. Даже королевская стража готова идти за ним в случае необходимости. Он революционных взглядов, и Франция постепенно тоже приходит к этому. Если ты успеешь заслужить прощения у своего некогда друга, то Аристид щедро наградит тебя в Алорне, в котором будут установлены республиканские порядки.       Генерал был в ужасе от предложения мадам де ла Бастьен. Если Аристида он предал потому, что тот сам был изменником… то предать Армель, которая просто-напросто по каким-то своим причинам не награждала его титулом и стала больше улыбаться де Ренелю… Перед глазами Эжена вновь прошла череда воспоминаний: его и Армель. Он вспоминал короля Юрбена, королеву Иолэйнд. Всё то, за что они боролись плечом к плечу. Как Гаррель с юной королевой после разрушения крепости вдвоём, с выжившими, разгребали завалы и искали тех, кто мог быть под ними погребён. Среди них был и четырнадцатилетний сын графа де Лавуана, Эмельен. Единственный выживший из всего семейства. Безутешный, он нашёл новую мать в Армель и нового отца в Эжене. Королева занималась его светским образованием и окружала заботой, генерал же обучал юнца военному искусству. Может ли он предать их? Может ли пойти на такое?..       — И что я должен сделать? — хрипло спросил Гаррель.       — Во-первых, пойти к Антуану Леграну.       — Министру финансов? Зачем?       — Ты пошлёшь деньги Аристиду в Бастилию и заверишь его в своей верности. Чем больше ты сможешь забрать денег у Антуана, тем лучше. Придумай военную угрозу. Впрочем, можешь упомянуть даже самого Аристида. Кто большая угроза для Её Величества, как не её брат? Устраши месье Леграна. К тому же он и так хорошо к тебе относится. Думаю, проблем не будет.       — А что потом?       — А потом я и ты навестим заключённого и окончательно добьёмся его протекции. Шпионить в его пользу тоже не запрещается. Мне же придётся поговорить с де Ренелем. Надо будет открыть глаза этому влюблённому кавалеру. Показать, какая королева ужасная. Умолчав о деталях. Нужно, чтобы он отказался от неё добровольно. Тогда мы ослабим позиции Армель, и стащить её с трона будет совсем не сложно.       — Не забывайте про де Лавуана.       Флоретта рассмеялась:       — Этот молодой капитан слишком занят своими мыслями, чтобы успеть среагировать хоть на что-то. Во-вторых, Эжен, поощряй нашу американскую гостью. Пусть она распространяет революционные взгляды в Алорне. Чем сильнее мы ослабим власть, тем лучше.       Выходя из дома мадам де ла Бастьен глубокой ночью, генерал думал о том, что она сама не понимает, в какой хаос хочет низвергнуть королевство. А сам Гаррель не хотел думать, что душа спустя десяток лет сгнила так же, как у Аристида.

***

      Брук понемногу привыкала к Алорну. Сейчас она уже знала, что от того дома с птичьим гнездом на дымоходе нужно сделать два поворота налево, чтобы выйти на дорогу к рынку. Нэш было интересно, насколько быт алорновцев отличается от американского. И первое, что особенно бросалось в глаза девушке — это лёгкость общения людей между собой. В годы войны за независимость Брук привыкла, что людям, которые слишком долго на неё пялятся, она без угрызений совести могла выколоть глаза. Увы, в Алорне она не могла себе такого позволить, потому что на неё во все глаза смотрело почти всё население королевства.       Высокий рост, рубашка и штаны, сапоги, шпага сбоку и пара кинжалов и пистолетов не делали её похожей на рядовую жительницу Алорна. А уж рыжая макушка с вечно растрёпанными волосами и без того привлекала внимание. Нэш слышала возмущённый шёпот людей, которые считали, что она — разбойница, и недоумевали, почему королева не избавится от неё. Того и гляди, проткнёт кого-нибудь своим клинком или пристрелит. А уж выражение лица этой девушки ну совсем не назовёшь дружелюбным.       Хотя некоторые алорновцы пытались с ней познакомиться. Но Брук зачастую не понимала их дружественного расположения, а потому просто посылала всех к дьяволу на своём родном английском. Так и ходила американка по королевству: угрюмая, бормочущая на английском и рычащая на всех, кто хотел бы подойти поближе.       За «социализацией» мадемуазель Нэш втайне наблюдал Эмельен. И то, что он видел, ему катастрофически не нравилось. Люди на рынке уже шептались о том, чтобы самим выдворить эту девчонку за пределы Алорна. Или хотя бы обратиться в полицию. Брук мало у кого вызывала симпатию, её боялись и считали абсолютной невежей.       Вздохнув, капитан поправил свой небесно-голубой мундир. Придётся брать ситуацию в свои руки. Проследив за тем, куда именно направляется Нэш, де Лавуан срезал путь и на некоторое время затаился в тени. Дождавшись, когда американка появится на дороге, капитан личной стражи королевы, как ни в чём не бывало, вышел из переулка и будто бы шёл по своим делам. Краем глаза Эмельен заметил, что девушка обнаружила его присутствие на дороге и остановилась. Молодой мужчина опасался, что она решит скрыться, чтобы избежать встречи, потому он тут же сделал удивлённое лицо и очень громко, чтоб уж наверняка услышала вся улица, сказал:       — Мадемуазель Нэш, какая неожиданность, приятно видеть, что Вы знакомитесь с королевством!       Брук, щёки которой сейчас пылали не то от смущения, не то от гнева, прожигала взглядом приятеля.       Эмельен тем временем приблизился к американке, отвесил поклон и, взяв её руку, коснулся её вежливым поцелуем. Сама же девушка стояла неподвижно словно столб. Де Лавуан выпрямился и смотрел на собеседницу. Он ждал целую минуту, но Нэш продолжала стоять неподвижно и враждебно смотреть на него. Конечности американки, кажется, и вовсе стали «деревянными». Вся улица с интересом наблюдала за действом. Вздохнув, капитан вытащил свою шпагу, из-за чего к Брук, наконец, вернулись чувства, и она вскрикнула:       — Эй, эй, ты что это делаешь?!       — А ты что делаешь? — недовольно спросил Эмельен.       — Ничего!       — Вот именно! — вдруг басовитым голосом угрожающе сказал де Лавуан, и Нэш, привыкшая слышать его нежный тенор, внезапно даже немного напугалась.       Де Лавуан же продолжил:       — Кто так друзей приветствует? Ты у нас необычная девушка, реверансов с тебя не требую, но… — капитан стукнул ребром шпаги колено девушки, отчего та от боли согнулась пополам и стала подпрыгивать на здоровой ноге, — … я же тебе поклонился с приветствием, поклонись и ты!       — Иди, иди, иди к чёрту, я тебя сейчас зарежу!       Эмельен ждал, когда американка придёт в себя и решит вытащить свою шпагу, однако, когда она выпрямилась, вплотную приблизился к девушке и, обхватив её подбородок пальцами, после аккуратно коснулся обоих уголков губ и вытянул их вверх:       — А если не хочешь кланяться, то хотя бы улыбнись и говори, что ты рада меня видеть.       — Ничерта я не рада! — прошипела Нэш.       И тут Эмельен решил прекратить свою игру и, отстранившись, просто строго сказал:       — Перестань, Брук, то, что ты не такая, как другие девушки, не оправдывает твоего откровенного хамства! У нас даже последний сапожник галантнее, чем ты!       Мадемуазель Нэш хотела снова выпалить очередную колкую реплику, но увидев, что люди с улицы поддерживают слова де Лавуана, стушевалась. Потом она хотела сказать, что мнение всяких людей её не интересует, но, видя строгий взгляд своего приятеля, чувствовала, что должна что-то в себе поменять и прислушаться к словам окружающих. Неужели она хамит?       Эмельен подошёл к смущённой американке и мягко приобнял ту за плечи:       — Ну, а теперь, когда ты, кажется, немного умерила свой воинственный пыл, давай пройдёмся вместе по рынку. И я покажу тебе, что в Алорне очень милые и дружелюбные люди. По крайней мере, большая их часть.       Потупив взгляд, Брук покорно шла рядом с капитаном и не пыталась отстраниться. Мысли её хаотично бродили в голове, создавая целый водоворот. И как же теперь себя вести? Неужели она успела заслужить ненависть всего королевства? И даже… королевы?! Да её так обратно депортируют в Америку! И что потом? Её «друзья» засмеют всю посольскую миссию. И ничего она о силе и уме женщин и не докажет. А ей очень была нужна Армель для примера сильной и волевой женщины, чтобы потом предстать с отчётом о королевстве Алорн.       Де Лавуан несколько беспечно продолжил:       — Мадемуазель Нэш, Вы самая прекрасная американка в Алорне!       Покраснев, Брук тихо проговорила:       — Но в Алорне больше и нет американок…       Эмельен засмеялся:       — Глупая, именно поэтому ты самая красивая. С тобой здесь больше никто не сравнится, ибо все остальные — француженки, итальянки или кто ещё.       Легонько толкнув молодого капитана в предплечье, девушка решила отстраниться, однако де Лавуан довольно быстро нагнал её. Кажется, сегодня он больше не собирался упускать её из виду.       — Кстати, ты же для чего-то шла на рынок? — спросил Эмельен. — Чего бы ты хотела купить?       — Местную одежду. Но не платья и не юбки, — даже сказав эти слова, американка поморщилась.       — Одежду? Брук, ты постоянно находишься при дворе, а дамы, находящиеся при дворе, не покупают одежду на рынке, — фыркнул де Лавуан.       Смутившись в очередной раз, Нэш задала достаточно глупый вопрос:       — А где есть рынок для знати или гостей двора?..       Эмельен ошарашенно посмотрел на девушку. Она правда это спрашивает?..       — Прости, Брук, а в какой семье ты родилась?       Американка вскипела:       — Если ты намекаешь на то, что я простолюдинка, то да, я дочь фабричных рабочих! Но я стала значимой благодаря своим способностям и ничуть не хуже тебя или кого-то ещё из вашего благородного круга. Происхождение ничего не значит!       Де Лавуан лишь примирительно поднял руки перед собой. Огненная девушка, как и её волосы. Вспыхнет — и не потушишь.       — Тем не менее, мне придётся заняться твоим обучением. И первый пункт нашего сегодняшнего урока: благородные люди заказывают себе пошив одежды у портных.       — Ой…       Эмельен вновь улыбнулся:       — Идём, я знаю портного, услугами которого пользуется моя милая мадемуазель де Прежан. Обговоришь с ним свои пожелания, и будут у тебя лучшие в мире штаны и рубашка. Но всё же хоть какое-то платье для светских приёмов тебе следовало бы купить. Не стоит слишком выделяться, это неприлично.       — Все французы любят читать нотации? — недовольно отметила Брук.       — Конечно. А ещё мы любим раздавать комплименты. Вот, посмотри, этот милый юноша протягивает тебе букет полевых цветов.       Мадемуазель Нэш застыла, когда юноша лет шестнадцати смущённо протягивал ей цветы и сказал, что она самая рыжая и необычная девушка в Алорне. Брук, не зная, как реагировать, вновь начала угрюмо хмуриться, из-за чего юноша уже начинал казаться расстроенным. Эмельен предупреждающе шикнул на Брук:       — Как надо приветствовать друзей?       — Но мы не друзья!       — Как, Брук?!       Американка колоссальными усилиями заставила себя мило улыбнуться и еле слышно буркнула:       — Merci…       Юноша улыбнулся в ответ, разразился ещё кучей комплиментов и, абсолютно счастливый, ушёл прочь. А Нэш так и не могла понять, что весёлого в том, чтобы бросаться букетами и говорить эти слащавые слова. Но что-то в глубине её сердца начало понемногу греться.       По дороге к портному капитан личной стражи королевы заставил девушку сказать несколько комплиментов мимо проходящим мужчинам и женщинам, и постарался убедить её, что принимать ответное восхищение — это вполне естественно и нормально.       — Как видишь, тебе не нужно защищаться от всего в этом мире. Большинство людей относится к тебе нейтрально или желает тебе добра, если ты тоже будешь желать добра для них. Нужно чётко различать, когда отношение человека равнодушно, позитивно или несёт в себе угрозу. С последним, поверь, в Алорне ты будешь сталкиваться нечасто, — назидательно сказал де Лавуан.       Но, не успел он закончить свой монолог, как улицу огласил громкий и достаточно угрожающий возглас:       — Де Лавуан!!!       Эмельен чуть сжался:       — Вот это однозначно несёт для меня угрозу…       Брук и молодой мужчина, который сейчас был больше похож на несчастного котёнка, чем на того самоуверенного красавца, каким он был буквально несколько секунд назад, развернулись в сторону кричащего. Им оказался генерал Эжен Гаррель. Капитан отдал честь главнокомандующему, а после почтительно склонился перед ним. Нэш, припоминая уроки своего приятеля, очень старалась мило улыбаться.       Однако Эжену, кажется, было не до соблюдения формальностей. Он недовольно посмотрел на Эмельена:       — Де Лавуан, я что-то не припомню, чтобы у Вас сегодня был выходной.       — Никак нет, генерал Гаррель.       — Более того, я уже в который раз замечаю, что Вы абсолютно безответственно относитесь к своим обязанностям. Ваша дружба с Её Величеством ни в коем случае не освобождает Вас от обязанности защищать её.       — Да, генерал Гаррель. Но Её Величество сама разрешила мне покинуть пост…       Эжен повысил тон:       — Вы в первую очередь подчиняетесь воинскому уставу и мне, капитан де Лавуан. Вы понимаете, что Её Величеству всегда грозят опасности? Особенно сейчас, когда в королевстве был пойман шпион. Если я ещё раз узнаю, что Вы пренебрегли своими обязанностями, я лично отдам приказ повесить Вас. Мне напомнить, сколько королева сделала для Вашего благополучия?       — Нет, генерал Гаррель, — приглушённо ответил Эмельен.       — Чтобы через двадцать минут Вы уже были на своём посту и не спускали глаз с королевы.       — Да, генерал Гаррель.       — В противном случае я приставлю к ней полковника де Ренеля. Уж он-то однозначно справится с обязанностью не сводить глаз с Её Величества, у него это отлично получается, — последнее предложение Эжен больше сказал самому себе, потому его никто и не расслышал.       Эмельен буквально рванул в сторону дворца быстрым бегом, однако, когда Гаррель будто бы снова увидел перед собой Брук, которая усиленно продолжала улыбаться, отчего на её лбу уже появилась испарина, он вновь крикнул на всю улицу:       — Де Лавуан!!!       Капитан личной стражи королевы остановился, по-строевому развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал к главнокомандующему обратно. Остановившись перед ним, он вновь приветственно отдал честь и ожидал вопроса генерала.       — Куда ты эту вёл? — указав на американку большим пальцем, спросил Эжен.       «Эту?!» — возмущённо подумала про себя Нэш, но вслух ничего не сказала.       — К портному, генерал Гаррель. Мадемуазель Нэш собиралась покупать себе одежду на рынке.       — На рынке?! — Эжен повернулся к девушке. — У вас там в Америке совсем ничего не знают о приличиях?       Брук вновь горела от смущения, на её глазах от переизбытка чувств, кажется, даже выступили слёзы. И зачем только Гаррель поинтересовался, куда она идёт?       Закончив диалог с подчинённым, генерал отправил того во дворец, сам же медленно повернулся к гостье их королевства и настороженно спросил:       — И что тебе это наивное существо успело рассказать об Алорне? Или ещё о чём?       Краснея под острым взглядом голубых глаз, Нэш начала бесконтрольно смеяться. Однако на лице генерала не дрогнул ни один мускул, а взор ничуть не смягчился. Сжавшись, Брук сказала:       — Что в Алорне очень милые и дружелюбные люди. Большая их часть… И что я должна перестать хамить.       Эжен усмехнулся:       — Надеюсь, де Лавуан справился с Вашим воспитанием, мадемуазель Нэш, поскольку я буду отнюдь не таким терпеливым и деликатным учителем, как он.       Брук гордо расправила плечи, с довольной улыбкой вышагивая рядом с генералом:       — Значит, раз Вы сами грубиян, то и я могу оставаться такой же. И, значит, с Вами я могу оставаться собой.       Гаррель лишь тихо сказал:       — В Алорне никто не может оставаться собой. Это королевство — бесконечный танец масок и намёков. Однако я, в отличие от Вас, могу понять, когда требуется безукоризненный этикет, а когда можно проявить дерзость.       — Значит, весь народ живёт в вечной лжи, и здесь нет места искренним человеческим чувствам?       — Почему же, есть. Никто не запретит Вам весело смеяться или плакать, когда грустно. Вы вполне можете поругаться с торговцем, что он слишком завышает цены. Можно восторженно смотреть на звёзды и испытывать счастье. Единственное, нельзя открыто ненавидеть и любить — это просто верх неприличия. Для выражения этих чувств придётся придумывать что изощрённее. Написать письмо левой рукой с угрозами, чтобы не узнали почерк, чтобы продемонстрировать ненависть. Оставить под дверью своей пассии вырванную страницу из книги, обведя нужную часть, чтобы так признаться в любви и дать намёк, кто именно мог оставить такое признание. Однажды люди поймут и осознают эти чувства и выразят их открыто. Но сразу… Нет, это безумие.       — Ну, а со мной таких проблем и вовсе не будет, я ненавижу говорить о чувствах!       — Как и я, мадемуазель Нэш, как и я…       Наконец, Эжен открыл дверь в ателье и, поздоровавшись с портным, представил ему американскую гостью. Портной поспешил достать книгу с женскими фасонами одежды, но Брук быстро отмела эту книгу и вытащила несколько томов с мужскими моделями. Придирчиво изучив их, она указала портному на простые рубашки без оборок и пышных рукавов и воротников. Также она заказала одни просторные штаны и одни узкие, которые без проблем можно было бы заправить в сапоги. Выбрав цвет ткани (Нэш захотела одну белую, одну оранжевую и две зелёные рубашки, а для штанов стандартно остановилась на чёрном), портной провёл американку за ширму, чтобы снять мерки. Эжен, решив, что на этом его миссия закончилась, оставил несколько ливров на столе портного с запиской, где он просил сшить этой взбалмошной девчонке пару приличных платьев. И если она будет отказываться их примерять, назвать его имя и пригрозить мадемуазель Нэш депортацией из Алорна.       Закончив на этом, генерал Гаррель вышел на шумную рыночную площадь и осмотрел крестьян, купцов и ремесленников, громко разговаривавших и весело смеющихся. Кто-то, впрочем, успевал шумно ругаться со всеми, кого встретит на пути. Его Алорн… Его народ… Эжен с неописуемой тоской смотрел на всё это. Если бы этот недотёпа де Лавуан только знал, какой могущественный враг есть у Армель… Он не был бы столь легкомыслен. Гаррель повернул голову в сторону замка. Там он должен поговорить с Антуаном и убедить его выделить деньги. Аристид д’Эрсан — его надежда на величие.

***

      Уютный кабинет в бежевых тонах был оформлен очень изящно: плотные шторы из парчи коричневого цвета удачно контрастировали с обстановкой комнаты, на бронзовых подставках были расставлены горшки с декоративными растениями, а в углу стоял аквариум, в котором обитал усатый, с большими клешнями рак. Антуану Леграну это казалось забавным: как только в его кабинет кто входил, рак начинал недовольно клацать клешнями или бить ими о стеклянную поверхность аквариума. Успокоить необычного питомца можно было лишь небольшим угощением. Его рак обожал крапиву и дождевых червей, и потому, несмотря на «кабинетную работу», руки министра финансов часто бывали в крапивных ожогах, а кончики пальцев были тёмными от постоянного копания в земле в поисках любимого лакомства его аквариумного жителя. Хотя, конечно, лично добывать пищу раку получалось не всегда, и он покупал своему питомцу мелких рыбёшек и водоросли. Казалось бы, это речное животное должно любить еду из его среды обитания, однако питомец поедал дары прибрежных вод весьма неохотно и угрожающе шевелил усами. В эти моменты Антуан чувствовал себя особенно виноватым и мог часами извиняться перед раком, что он не принёс ему его любимую крапиву и дождевых червей.       Месье Леграна невозможно было поймать растрёпанным или неопрятным: ботинки с серебряными пряжками на поверхности всегда были идеально начищены, белоснежные шёлковые чулки были, казалось, белее облаков, кюлоты светло-бежевого оттенка по бокам были украшены медными пуговицами, а подколенные ремешки удерживала бронзовая пряжка. Светло-коричневый камзол был бережливо повешен на стул, сбоку на столе пристроилась чёрная треуголка, вышитая по краям золотыми нитями и украшенная пышным белым пером. Сейчас Антуан восседал на софе в белой хлопковой рубашке и бежевом кафтане-аби. Вместо декоративного жабо министр финансов предпочёл дополнить костюм тёмно-коричневым шёлковым платком, заколотым спереди брошью с вкраплениями мелких невзрачных жёлтых топазов.       Вряд ли можно было найти более элегантного мужчину в Алорне. Сам Антуан мечтал ещё носить шпагу или саблю, однако, учитывая высокомерие военных офицеров, решил, что вызовет этим лишь насмешки. Месье Легран не был высокородного происхождения, потому знал лишь основы фехтования, да и то больше теоретически. Однако он был умён и, что редкость для человека, занимающего высокое положение, необыкновенно добр. Потому его элегантные и даже несколько щегольские наряды не вызывали презрения у мужчин. Антуан выглядел в них до того гармонично, что сложно было бы представить его другим. Порой министр финансов, следуя дани французской моды, носил парик, однако, когда королева разрешила не дополнять мужские дворянские костюмы этим ужасным предметом, месье Легран с удовольствием воспользовался этим правом. Теперь парик доставался лишь для встреч с иностранными министрами и послами. Но, учитывая то, что большинство обязанностей Антуана было связано с внутренними делами королевства, это случалось редко.       Сидя на софе, министр финансов провёл ладонью по своим коротким пепельного цвета волосам и ненадолго прикрыл глаза. Но даже с закрытыми глазами он внутренним взором видел тысячи и тысячи цифр. Недавно были пойманы фальшивомонетчики, выдававшие медные монеты за серебряные, окрасив их поверхность. Однако эти монеты нужно было ещё найти и изъять. Уже на рынках и у людей в домах было изъято около 500 унций поддельного серебра. Антуан распорядился наполовину возместить потери людей из-за изъятия фальшивых монет чистым серебром из королевской казны. Но, конечно же, половина суммы вместо 100% компенсации их не устраивала. А сам министр финансов не мог бездумно раздавать деньги казны. Нужно было срочно придумать, на что пустить эту окрашенную серебряной краской медь, чтобы она могла принести прибыль, как минимум равную цене 250 унций серебра, а в идеале превышающую это значение. Антуан подумывал о том, чтобы выпустить специальные бумажные билеты, на которых будет значиться королевский герб Алорна. Эти бумаги можно было раздать пострадавшим от фальшивомонетчиков, и их обеспечением стала бы та самая медь. После переработки металла и получения прибыли с неё можно было бы объявить народу, что они наконец-то могут получить оставшуюся часть компенсации. Записи конфискаций есть, и потому никто не мог бы соврать, что он потерял денег больше, чем на самом деле. Месье Легран хотел назвать эти билеты ассигнациями, однако подобную аферу проводили, насколько он знал, лишь в России, и они были обеспечены настоящим серебром, а не медью. Потому предсказать, во что выльется такой экономический шаг, Антуан не мог.       К тому же надо было придумать, во что вложить эту медь. В производство бронзы? Но в этом случае цена готовых изделий будет превышать стоимость исходного сырья максимум на 20%. Такой результат месье Леграна не устраивал. Министр финансов читал, что многие учёные проводят опыты с новым источником энергии — электричеством. И они втридорога закупают медь, которая является хорошим проводником для этого странного явления. Главное требование — металл не должен содержать лишних примесей. Но вряд ли в мире так много учёных, готовых купить сразу 500 унций. Эта проблема не давала месье Леграну спать вот уже больше недели. Хуже всего было то, что обсудить рынки сбыта и дальнейшую стратегию было практически не с кем: помощники только ждали его самостоятельных решений, другие министры заботились только о своих проблемах, военные и вовсе ничего не понимали в экономике. Оставалась Её Величество, но Антуану было очень стыдно, что он, будучи мужчиной, вынужден нагружать королеву финансовыми проблемами. Он должен лишь сообщать ей о готовых решениях, которые она принимала или отклоняла. Однако в этой ситуации выхода у месье Леграна не было. Внимательные глаза орехового цвета продолжили изучать финансовые отчёты.       Раздумья министра финансов прервало злобное клацанье клешней рака. Нахмурившись и подняв взгляд от документов, Антуан с удивлением увидел, что перед ним стоит Эжен Гаррель. Устало воззрившись на молчаливого генерала и, вопросительно приподняв брови, месье Легран ожидал его вопроса, однако тот упорно молчал. Видя, что военный ещё не готов задать вопрос, министр финансов вернулся к своим отчётам.       Прокашлявшись, Эжен неловко спросил:       — Что читаете?       Антуан, не поднимая головы от документов, лениво ответил:       — То, в чём Вы совершенно не разбираетесь, генерал.       Мужчина недовольно сверкнул голубыми глазами в сторону отвечающего, а после строго спросил:       — Вы не желаете подняться с софы и поздороваться со мной, как подобает?       Министр финансов фыркнул, просунув дочитанную бумагу вниз, под остальную кипу:       — Я не Ваш солдат, Гаррель, и даже не полковник де Ренель, но уверен, что даже он не поднял бы свою задницу ради Вас.       Покраснев от гнева от столь вульгарного ответа, Эжен выбил кучу бумаг из рук месье Леграна и угрожающе навис над ним. Антуан же безмятежно улыбался.       — Я же могу Вас убить, месье Легран.       — А я могу урезать Вам жалованье, генерал Гаррель, и лишь Её Величество сможет отменить моё решение, если узнает о нём и если сочтёт нужным. Знаете, человек без денег умирает долго и мучительно. Голод, холод, презрение.       Долго вглядываясь в Антуана, Эжен сорвал с его шеи брошь и шарф. От резкого движения нежный шёлк порвался, и министр финансов горестно вздохнул:       — Что ж, Ваше жалованье уменьшится на 1 ливр и 24 денье… Хотя надо бы изъять из него ещё пару су, за моральный ущерб, скажем так. Чего Вы добиваетесь?       — Соблюдения Вами приличий…       — Ох, прошу меня простить, доброго Вам дня, генерал Гаррель, но я не собираюсь помогать Вам до тех пор, пока Вы не ответите на мой вопрос.       Эжен, расхаживая по кабинету, вальяжно расселся на софе и некоторое время молча наблюдал за тем, как Антуан пытается восстановить былой внешний вид и пытается скрыть порванный участок шарфа под уцелевшей брошью. Когда министр финансов привёл себя в относительный порядок и взглянул на своего гостя, последний соизволил спросить:       — И что же это за вопрос?       Антуан же благоразумно сел за стол и, откинувшись в кресле, спросил:       — Во что бы Вы вложили медь? Какое производство, на Ваш взгляд, самое выгодное?       Гаррель нахмурился и, пожав плечами, сказал:       — Не знаю… В оружие?       Легран фыркнул:       — Мы что, в Древнем Египте? Или Древней Персии? Кто же сейчас сражается медными клинками?       — Из бронзы отливают пушки и мортиры. А уж они стоят немалых денег.       Антуан задумался. Эта мысль было ускользнула от него. Нужно узнать, насколько рынок крупнокалиберного огнестрельного оружия наполнен и какую прибыль с него можно получить.       — Что ж… Чем могу быть полезен? — сложив руки перед собой, спросил министр финансов.       Этого вопроса Эжен и ждал, и боялся. Как же сейчас подвести Леграна к тому, чтобы он выделил ему деньги? В конце концов, Антуан был одним из немногих людей, которых он уважал. А те, кого он уважал, обычно отличались весьма проницательным умом. Можно ли сказать правду? Или выдумать историю?       — Видите ли… — начал генерал. — У меня есть сведения, что некоего подданного Алорна, назовём его N (пока что это военная тайна), незаконно удерживают в Бастилии.       — И крупнейшая тюрьма Франции требует денег за его возвращение?       — Скажем так, да… — кивнул Гаррель.       — Что ж, даже если Вы не можете раскрыть тайну личности этого подданного, мне понадобится официальный ответ руководства Бастилии о том, какую сумму они требуют в качестве выкупа. Также мне понадобится экземпляр судебного решения. Видите ли, закон не позволяет проводить подобные сделки в случае, если заключённый осуждён за измену Алорну или покушался на жизнь монарха.       — В том-то и дело, его удерживают в Бастилии незаконно. И никакого судебного решения нет.       Однако Антуан продолжал настаивать:       — Даже если нет решения суда, найдётся какой документ от полиции. Вы можете не сообщать мне имени и деталей его преступления, если таковое было, но мне нужно знать, что этот человек действительно подданный Алорна и действительно находится в Бастилии. Без этого я не могу выдавать Вам деньги из казны.       — Видите ли… — Эжен судорожно думал о контраргументах, как дверь в кабинет с тихим скрипом распахнулась, а рак в аквариуме снова заклацал клешнями.       И генерал, и министр финансов почтительно встали, склонившись перед Её Величеством. Эжен краем глаза отметил, что перед дверью в кабинет вход охраняет Эмельен. Что ж, этот легкомысленный мечтатель наконец-то выполняет свои обязанности.       — Приветствую, месье Легран, генерал Гаррель. Мне зайти позже? Просто Вы, Антуан, написали письмо, в котором умоляли подойти к Вам в 2 часа пополудни, чтобы обсудить важные финансовые вопросы королевства, в которых Вам требуется мой совет.       Министр финансов посмотрел на часы, на циферблате которых значилось 2 часа дня:       — Что Вы, генерал сейчас уходит, я не могу злоупотреблять Вашей добротой, Ваше Величество.       Армель с любопытством посмотрела на недовольно бьющего клешнями по стеклу рака, любившего исключительно Антуана. Рядом на небольшой тарелке были остатки водорослей и пара дождевых червей, копошащихся в маленькой горстке земли.       — Я могу его покормить? — с улыбкой спросила королева.       Антуан смущённо прокашлялся:       — Боюсь, Вы испачкаетесь, Ваше Величество…       Монархиня лишь махнула рукой, сообщая тем самым, что об этом незачем беспокоиться. С любопытством разглядывая злого рака, Армель спросила:       — Что ему больше по нраву?       Легран, вздохнув, ответил:       — Лучше покормите его водорослями, Ваше Величество, они не такие грязные.       — Я спросила, что больше по нраву месье раку, а не что более чистое.       Вновь смутившись, Антуан обречённым тоном ответил:       — Ему больше по нраву дождевые черви. Но Ваше Величество…       Однако Армель уже достала длинного ворочающегося червя из горстки земли. Эжен, чувствуя некоторую брезгливость, не менее обречённо сказал:       — Ваше Величество!       — Что? — бесцветным голосом спросила королева, заинтересованная лишь обитателем аквариума, плюхнув червя в воду, которого тут же поймал рак и начал с удовольствием есть, будто бы похлопывая от восторга усами.       Эжен долгое время смотрел на Армель, которую сейчас не интересовал никто, кроме рака. Генерал нахмурился, а после протянул монархине свой платок, чтобы она вытерла пальцы от грязи. Поблагодарив Эжена, Армель выпрямилась и с улыбкой сказала Гаррелю:       — Как только Ваш платок постирают, я Вам его верну.       Генерал молча кивнул. Королева же слегка засмеялась:       — В чём дело, генерал Гаррель? Ах, конечно, Вы всё ещё в обиде, что я поверила полковнику де Ренелю, а не Вам!       Антуан, со смешливыми огоньками в глазах глядя на главнокомандующего, спросил:       — Это связано с теми подложными документами?       Эжен вновь покраснел, гневно глядя на министра финансов:       — Боже правый, и Вы об этом знаете?!       Антуан рассмеялся:       — Да об этом уже знает весь двор, право слово! Про Вас уже ходят местные частушки.       — Какие ещё частушки?!       — Ох, генерал, не волнуйтесь, Вы не лишились любви народа. А частушка звучит следующим образом:

Наш сильный генерал Гаррель На документах сильно погорел! Но что ни говори, а де Ренель И сам того не меньше обнаглел!

      Королева слегка засмеялась и, повернувшись к Эжену, сказала:       — Видите, генерал, народ даже Вас оправдывает и считает поведение полковника слишком вызывающим.       — Однако Вы так не считаете, Ваше Величество.       — Конечно, нет. Месье де Ренель действительно… порой слишком дерзок… но он хороший и честный человек. Как и все вы, находящиеся рядом со мной в этом кабинете.       Эжен вновь почувствовал укол в сердце от этих слов и, не желая, чтобы глаза или мимика выдали его внутренние переживания, отвернулся к окну. Королева же продолжила:       — Вдобавок, полковник де Ренель слишком высокого мнения обо мне. Хотя он и наполовину не знает меня так же хорошо, как генерал Гаррель.       Эжен, услышав эти слова, с любопытством посмотрел на Армель:       — Он не знает…       Монархиня аккуратно взяла генерала за руку:       — Не знает… Месье де Ренель верен мне, поскольку я напоминаю ему ангела. Месье Гаррель верен мне вопреки всему, ведь он знает моих демонов.       Даже не постыдившись присутствия Антуана, Эжен, ощущая, что у него покалывают глаза, обнял Армель за плечи, и та ласково ответила на его объятия. Министр финансов, умилённо улыбнувшись, видя, что это самые невинные объятия, на какие был способен генерал, наблюдал за этой сценой. Генерал о многом хотел расспросить королеву, в частности о том, почему она спасла Аристида, правда ли это, и если да, то знает ли она, какую опасность таят последствия её милосердия? Но не сейчас… Об этом не должен знать даже Антуан.       Неловко отстранившись, Армель обратилась к месье Леграну:       — Антуан, скажите, Ваш вопрос касаемо финансовых проблем государства действительно секретен и подлежит обсуждению лишь со мной? Возможно, генерал Гаррель тоже мог бы выслушать Ваш вопрос. Поверьте, за хамоватой оболочкой скрывается очень умный мужчина.       Министр финансов вновь слегка засмеялся:       — Знаю, Ваше Величество. На самом деле генерал Гаррель уже подал мне неплохую идею, и я непременно займусь сбором информации. Однако я хотел бы выслушать и Ваше мнение, и, если позволите, в приватном порядке.       Эжен, услышав заявление Леграна, откланялся и, прощаясь с Антуаном и Армель, направился к двери, когда министр финансов окликнул его:       — Касаемо Вашего вопроса, генерал Гаррель, Вы можете обсудить его сегодня со мной в 6 часов вечера.       Однако главнокомандующий тоскливо, но одновременно с каким-то странным облегчением улыбнулся и сказал:       — Этот вопрос более не актуален, месье Легран. Благодарю за уделённое мне время.       Оставив министра финансов и королеву обсуждать проблемы государства, мужчина спокойно прошествовал к своему кабинету. Флоретта ничего от него не добьётся. Это его Алорн, его королевство, и он будет верен ему.

***

      После унизительного, но необходимого визита к портному Брук, оставшись в одиночестве, немного дала волю слезам. Относятся к ней, как к какой-то кукле: так ходи, так разговаривай, так одевайся, будь достойна Алорна. Американка надеялась, что в этом королевстве она увидит большую свободу нравов и независимость женщин от суждений мужчин. На самом же деле Алорн представлял собой строгое патриархальное общество, где королева была единственной женщиной, облечённой властными полномочиями. К большому разочарованию Брук, среди министров или воинского состава абсолютно не было женщин. Хотя у глав министерств были помощницы. Но ведь это не равный статус! Нэш расстроенно думала о том, что королева даже не понимает того, как приходится другим, не облечённым властью женщинам. Мужчины были вольны поучать их, как им вздумается. Вот даже её отправили к портному и заставили опустошить добрую часть своего кошелька. А ей, может, и одежды с рынка бы хватило! И на что ей теперь жить в Алорне? Девушка думала о том, где она могла бы подзаработать. А если бы не эти мужчины, упивающиеся своей властью, она купила бы недорогую одежду, и ей бы хватило денег до самого отплытия на родину.       В итоге Брук решила, что ей не помешает развеяться. Купив на остатки денег дешёвую карту, половинку хлеба, взяв почтовую лошадь, она направилась в лес, надеясь побыть вдали от этого шумного города. Французы начинали ей надоедать. Что ни говори, а у неё на родине было проще. Не было этих непонятных интриг, излишних правил приличия, излишнего преклонения перед мужчинами. Она должна доказать местным женщинам, что можно жить по-другому! Но сначала надо придумать, как именно это сделать.       Добравшись до уютной лесной чащи, Нэш заботливо привязала лошадь к толстому суку дерева и, мягко погладив ту по гриве, угостила животное хрустящей хлебной корочкой. Сама же девушка просто села под деревом и стала бездумно рвать растущие рядом с ней цветы и, набрав приличный букет, стала плести из них венки. Ближе к закату соседнее тоненькое деревце было украшено уже восемью венками.       Брук понемногу справилась со своим расстройством и ощутила, как у неё урчит в животе. Достав из седельной сумки хлеб, она начала кончиками пальцев отщипывать его и лениво погружать в рот. Возвращаться обратно в город совсем не хотелось.       Лошадь, привязанная к суку, начала беспокойно фыркать. Нэш, опасаясь, что в лесу после заката могут появиться разбойники, достала кинжал и заряженный пистолет, намереваясь обороняться. Отдалённый топот копыт встревожил американку: если у разбойников есть лошадь, то жди беды. Спешно развязав свою, Брук держала одну ногу на стремени, намереваясь в случае чего броситься в бегство.       Топот копыт был всё ближе. Держа одну руку на поводьях, а другую на курке пистолета, девушка тяжело дышала. Она не могла разобрать, один всадник или несколько, и потому лишь надеялась удачным выстрелом ранить или убить одного, чтобы успеть скрыться в сумерках.       Но то, что увидела Нэш потом, заставила её открыть рот от изумления. На гнедом коне скакала всадница с ослепительно белым мундиром, сплошь расшитым золотом. Животное стремительно неслось вперёд, перепрыгивая поваленные деревья. Секунда — и всадница со своим конём скрылись в тени леса. Всё, что успела заметить Брук — это туго заплетённая тёмная коса, развевающаяся за спиной женщины.       Американка потеряла дар речи. Во время Войны за независимость она научилась ездить верхом, но только ездить. Максимум упругой рысцой. А здесь женщина скакала так быстро и держалась в седле столь уверенно, что девушку распирало любопытство, кем может быть эта таинственная всадница. А ещё её интересовало, почему для прогулок был выбран белый мундир. Он выделяется на общем фоне и ничуть не скрывает свою обладательницу. Хотя, признаться, в этом и ощущалась странная грозность и величественность.       Оседлав лошадь, Нэш решила во что бы то ни стало найти эту женщину. Но удастся ли ей догнать её? Впрочем, должна же она хоть где-то остановиться. Тщательно изучая следы животного на земле, Брук повела свою лошадь вглубь леса.       Спустя около часа езды американка, наконец, увидела, что гнедой конь всадницы спокойно пасётся у ручья. Животное было очень спокойным и невозмутимым, и приближение чужаков ничуть не напугало его.       Однако хозяйки коня нигде не было видно.       «Как она умудрилась спрятаться в лесу в белом мундире?» — удивлённо подумала Брук, оглядываясь по сторонам.       И, не успев повернуть голову обратно, американка ощутила холод стали на своём горле. Слегка вскрикнув, но тут же умолкнув, к девушке обратился властный женский голос:       — Бросайте оружие, немедленно! Не то я перережу Вам глотку.       Брук узнала этот голос. Послушно бросив пистолет, два кинжала и лёгкую шпагу, она стала дожидаться, когда та, что угрожает её жизни, предстанет перед ней.       Наконец, американка воочию убедилась, что этой властной всадницей была никто иная, как королева Алорна.       — В-Ваше Величество?.. — пропищала Брук, восхищённо и одновременно недоверчиво глядя на женщину перед собой.       Это был совсем другой человек. Грозный взгляд, строгий голос, хищная походка. Если она так скачет на лошадях, как же она, должно быть, владеет фехтованием? Однако, посмотрев на бёдра королевы, она не увидела ни перевязи, ни шпаги.       — Я не умею драться, — опередив вопрос американки, сказала Армель. — Я видела Вас, но не думала, что Вы последуете со мной. Надеюсь, мне не придётся обвинять Вас в шпионаже, как того хотели бы многие офицеры.       Нэш лишь отрицательно мотнула головой, всё ещё не веря тому, что случайно настигла королеву.       — Однако не думайте, что я не способна на убийство. Знаете, горло моё любимое место, — с самоиронией, смысл которого был понятен лишь ей, сказала монархиня. Брук лишь в ответ выронила нервный смешок.       — А почему Вы без стражи?.. — осторожно спросила американка. — Если Вы, по Вашим словам, не способны защитить себя самостоятельно.       Армель тяжело вздохнула:       — Видите ли, мадемуазель Нэш, недавнее происшествие со шпионом доказало мне, что моё положение уязвимо. Умело фехтовать я вряд ли уже научусь в своём возрасте, да и для этого нужны постоянные тренировки, на которые у меня не будет времени. Вдобавок мне тяжело носить шпагу, я неуклюжа с ней. Но хотя бы развить свою выносливость я могу. И, как видите, я неплохо преуспела в скрытности. Так что, если мне будет грозить опасность, я хотя бы смогу убежать. Как трус, — горько резюмировала королева.       Однако Брук с этим не согласилась:       — Побег, зная свои возможности, это не трусость, а здравый смысл. И убежав, Вы останетесь живой. А если Вы останетесь живой, Вы всегда сможете отомстить!       Королева чуть улыбнулась и мягко сжала ладонь Нэш в своей:       — Благодарю за поддержку. Мадемуазель Нэш, Вы умеете плавать?       Удивившись такой смене темы, американка утвердительно кивнула. Армель же пожала плечами:       — А вот я не умею. Вы не могли бы однажды обучить меня этому? Если у Вас будет время.       Брук поджала губы и стала неловко переминаться с ноги на ногу, но после осмелилась и спросила:       — А Вы заплатите мне за мои уроки? Хотя бы немного…       Королева удивлённо посмотрела на собеседницу:       — У Вас нет денег?       — Я добрую их часть оставила у портного. На последние купила карту и немного хлеба…       Монархиня тепло улыбнулась:       — Да, конечно, я заплачу Вам за Ваше время.       — С-спасибо… — щёки девушки заалели от стыда: ей было ужасно неловко, но, как говорится, голод — не тётка.       — Я абсолютно согласен с тем, чтобы платить мадемуазель Нэш, и желательно из жалованья капитана де Лавувана, — раздался рядом с собеседницами с усилием сдерживаемый от гнева мужской голос.       Обе собеседницы вскрикнули от неожиданности. Брук оцепенела, ибо была безоружна. Армель же оказалась более готовой к экстремальным ситуациям и, одним прыжком настигнув сброшенное на землю американкой оружие, себе взяла шпагу, а пистолет бросила в сторону Нэш.       — Нет, нет, Ваше Величество, не бросайте пистолет, ибо он заряжен и… — начала кричать Брук, но королева уже бросила огнестрельное оружие. — Ложись!!!       Пистолет с взведённым курком выстрелил в воздух, чем напугал стаи птиц, восседавших на верхушках деревьев. К счастью, трое человек в лесу успели пригнуться к земле, и никто не пострадал. Разряженный пистолет с глухим стуком приземлился на траву перед хозяйкой.       Однако Армель, слишком взбудораженная внезапным появлением незнакомца, чтобы понять, что это кто-то из их знакомых, ведь он знал имя и американской гостьи, и капитана личной стражи королевы, спешно подняла шпагу и повернула остриё в сторону мужчины. Выйдя из тени, Дамиан де Ренель спокойно приблизился к испуганной монархине, которая теперь тоже оцепенела, увидев перед собой полковника. Вздохнув, мужчина взял королеву за руку и исправил положение пальцев на эфесе оружия:       — Вот так нужно держать шпагу, Ваше Величество.       Кажется, Брук впервые увидела, как королева нещадно краснеет. Решив разрядить ситуацию, которая казалась Нэш довольно опасной, несмотря на то, что она была рада тому, что перед ними оказался знакомый человек, она выпалила:       — Добрый вечер, месье де Ренель, — и, снова припоминая уроки Эмельена, начала усиленно улыбаться.       Дамиан чуть повернулся в сторону американки и, нахмурившись, спросил:       — Вам плохо, мадемуазель Нэш?       — Н-нееет… — улыбаясь, ответила Брук. Но полковник вновь приковал свой взгляд к королеве, которая внезапно стала выглядеть как несчастный воробей под взором ястреба.       Дождавшись, когда Армель чуть отойдёт от оцепенения, Дамиан спросил:       — Позвольте узнать, Ваше Величество, почему в девяти случаях из десяти рядом с Вами нет Эмельена де Лавуана? Почему мне приходится с колоссальным трудом выслеживать Вас? Почему капитан даже не может ответить, где Вы?       — Потому что я сама этого не хотела. И попросила капитана оставить меня, — ответила монархиня.       — А он только и рад этому. Что случится с Алорном, если Вас не станет? У Вас нет ни мужа, ни детей, которым Вы могли бы передать трон. И завещание, я полагаю, Вы тоже не оставили.       Армель отрицательно мотнула головой. Брук, возмущённая тем, что Дамиан отчитывает королеву так, будто она простая горничная, решила встрять в спор:       — А не Вам решать, чего хочет королева и как она должна себя вести! То, что Вы мужчина, не даёт Вам права пренебрежительно обращаться к женщине, которая положением и властью, между прочим, куда выше, чем Вы!       Дамиан медленно повернулся в сторону мадемуазель Нэш, прожигая ту своим взглядом:       — Где же Вы видите, что я неуважительно отношусь к Её Величеству? Однако, если человек, облечённый властью, совершает откровенную глупость, вне зависимости от его пола, он должен об этом знать, Вы так не считаете, мадемуазель Нэш?       — Я не считаю, что Её Величество совершает глупость! — выпалила в ответ Брук.       Хищный оскал Дамиана ей совсем не понравился:       — Что ж… Тогда давайте представим, что я лесной разбойник.       Брук неожиданно для себя рассмеялась:       — Вы не похожи на разбойника, полковник. Разбойники не носят шпаг и таких дорогих пистолетов.       Согласившись с этим утверждением, де Ренель расстегнул свой мундир и повесил его на ветку дерева, скинул с себя перевязь со шпагой, отложил пистолет и кожаный пояс с пулями и порохом, даже вытащил из сапог пару метательных ножей.       — Ну, теперь я абсолютно безоружный. Дилетант, вставший на преступный путь.       Забрав шпагу у Армель и бросив её в сторону американки, Дамиан продолжил:       — Итак, сейчас Вы попытаетесь защитить Её Величество от разбойника. Самого низкого уровня подготовки.       Королева вмешалась:       — Дамиан, Вы не можете быть человеком с самым низким уровнем подготовки, поскольку у Вас развиты военные навыки. Да и, того глядишь, мадемуазель Нэш ещё в пылу сражения проткнёт Вас шпагой. Возьмите какую палку, пожалуйста…       Брук отложила оружие и сломала ветку дерева, по длине приблизительно равную шпаге. Де Ренель продолжил:       — Итак, Вы вооружены. Я нападаю на Её Величество, надеясь поживиться её деньгами или даже ей самой, — после сказанных последних слов полковник лучезарно улыбнулся, чем вызвал недовольный взгляд Армель. Однако в учебных целях она позволила Дамиану взять себя за запястья и оказаться прижатой спиной к дереву.       — Ваш ход, мадемуазель Нэш, — проникновенно глядя в глаза королевы, приглушённо сказал полковник.       — Естественно, я подкрадусь к Вам и нанесу удар в самое сердце со спины, пока Вы увлечены своей жертвой!       Де Ренель усмехнулся:       — Да, такое может сработать… Но у разбойника могут быть развиты слух и осязание. Нападайте!       Брук бегом направилась в сторону Дамиана, намереваясь «вонзить» в него своё деревянное оружие, как вдруг «разбойник» отскакивает в сторону. Американка понимает, что не успевает остановиться, и палка уже «проткнула» грудь Её Величества. Ошарашенная подобным развитием событий, девушка с ещё большим ужасом обнаружила, что ладони полковника обхватили её шею.       — Думаю, не нужно говорить, что даже дилетант способен задушить человека.       — Вы утрируете! — недовольно отозвалась Нэш. — Дилетант вряд ли будет вот так вот ловко уворачиваться!       — Напротив, мадемуазель Нэш. Неопытный преступник опасается, что его разбой обнаружат. Он боится не меньше жертвы. И потому каждый его орган чувств работает до предела. Вероятность того, что он услышит Вас, очень велика. Нападать сзади лучше всего на вооружённого и, скорее всего, опытного разбойника. Он уже считает себя достаточно сильным, чтобы не бояться внезапных атак. Именно это чаще всего их и губит. Неопытных преступников лучше окликать и перевести внимание на себя. Так будет проще справиться с ними. Не навредив жертве.       Брук, хотя и рада была узнать новую и полезную информацию, но недовольная тем, что её поучают, сказала:       — А если я разбойник, а Вы безоружны? Вы сможете защитить Её Величество?       Дамиан улыбнулся:       — Разумеется. Нападайте.       И в этот момент Армель ткнула палкой в спину де Ренеля:       — А ещё жертва может прийти в себя от страха и расправиться со злодеем самостоятельно!       Дамиан и Брук посмотрели на недовольную королеву, которая, скрестив руки на груди, возмущённо шипела:       — Вы оба прервали мои занятия! И сегодняшний день из-за Ваших игрищ в следопытов у меня потерян!       Де Ренель направился к дереву, на котором покоилась его одежда, и обиженно произнёс:       — Если Вы хотите стать более выносливой и уметь защищать себя, почему бы не обратиться к тем, кто может в этом помочь? И кто хоть кое-что смыслит в этом, в отличие от, без обид, Ваше Величество, Вас?!       Армель, гордо прошествуя к своему коню, забралась в седло и, вздёрнув носик, сказала:       — Если я и буду с кем тренироваться, то только с мадемуазель Нэш!       Дамиан с громким щелчком застегнул на себе перевязь со шпагой:       — Она только что проткнула Вам грудь в попытках защитить Вас!       — Это лучше, чем доверять мужчинам!       Полковник оскорблённо посмотрел на королеву:       — Вот как? — и, подойдя к всаднице и долго глядя на неё, коварно улыбнулся и шлёпнул рукой по крупу коня. Животное, громко заржав, бросилось вперёд, а королева, не успевшая взяться за поводья, с криком упала с седла.       Дамиан, впрочем, успел подхватить падающую монархиню и упал вместе с ней на землю: он — спиной на траве, она — спиной на мужчине. Конь, отбежавший несколько ярдов, почувствовав, что всадницы на его спине нет, удивлённо повернул голову обратно.       Пытаясь встать и вырваться из захвата де Ренеля, королева кипела от злости:       — Отпустите, чёрт бы Вас побрал, я не собираюсь просить Вас о помощи и защите! Я найду другое уединённое место и буду тренироваться там сама!       — Да бегите хоть в преисподнюю, я найду Вас и там, чтобы запереть после в стенах дворца до тех пор, пока Вы не обдумаете своё поведение!       — А я его и не обдумаю, потому что я вправе поступать так, как я считаю нужным!       — Вы будете тренироваться только под моим присмотром!       — К чёрту Вас, я буду тренироваться с мадемуазель Нэш!       — Хорошо, если Вы так хотите её присутствия, я буду учить Вас обеих!       — Нам не нужно Ваше присутствие, де Ренель!       — А я и не собираюсь подчиняться Вашим желаниям и сиюминутным капризам! Я и не думал, что Вы ведёте себя как капризный ребёнок, кажется, в детстве Вам не давали ремня!       Видя эту перепалку, Брук, вздохнув, стала собирать разбросанное оружие и тихо промямлила:       — Пойду… лошадей приведу… да…