Лисица и Ворона

      Свечение Лойсо скоро перестало быть тайной от кого-либо, но мало кто знал, что бы это значило. Шурф, например, знал. Но на сей раз не проявлял совершенно никакого интереса, что было взаимно, к очередному будущему чаду великого злодея. Зато у Макса было много вопросов. Очень много. И ни одного внятного ответа. Джуффин смутно подозревал, что рассказывать о причинах свечения будет не очень разумно именно сейчас, и потому всячески уходил от ответов. А Шурф просто забрасывал его своими вопросами. Ему оказалось мало посмотреть один сериал, ему надо было посмотреть все, что было по этой теме, а это порождало множество вопросов. В первую очередь Шурфа интересовало, нет ли какого-нибудь печатного носителя информации, повествующего о героях сериала, и Макс целый вечер страдал над Щелью между Мирами в попытках достать ему книгу о «Звёздном Пути». Всякая ерунда, которую он вытащил в своих попытках добраться до цели, просто не поддавалась подсчёту, но, помимо пары десятков зонтиков, девчачьих заколок с кошачьими ушками, плюшевых крокодилов и вставной челюсти, Шурф в итоге стал обладателем большого постера группы «Роллинг Стоунз» и смог лично убедиться в своей схожести с ударником. Но и вожделенная книга всё же была извлечена и поглощена Шурфом за один короткий вечер.       -Макс…правильно ли я понимаю, что наши с тобой отношения можно назвать этим странным вулканским словом тʼхиʼла? — спросил Шурф, домучив печатный источник. — Насколько я могу судить по смыслу книги, этим словом обозначают нечто, большее, чем кровное родство, дружба и любовь?       -Если честно, я не очень хорошо знаком с этой книгой. Даже более того, я с ней совершенно не знаком. Но, если ты изучил ее достаточно тщательно и пришел к подобному выводу, то, наверное, да, — Макс с интересом покосился на книгу. Ему стало даже интересно, что же там такого Шурф вычитал, что его так проняло.       -Меня поражает степень твоего доверия моему мнению и отсутствие желания его проверить.       -А вот знаешь, сейчас оно возникло. Дашь книгу почитать?       -Естественно. Но, насколько я понимаю, это ты читать не станешь? — Шурф вытащил из книги несколько залежавшихся листов бумаги. — Ты говорил, что народное творчество вашего мира…       -Мало ли, что я говорил! Все давай! Я любопытен.       -Хорошо, но должен предупредить, что конкретно этот образец народного творчества содержит описание интимных сцен и весьма печальный конец.       Макс зависал с книгой и отдельными листками куда дольше, и в итоге Шурф нашёл его на крыше Мохнатого Дома, нервно курящего и подозрительно блестящего глазами в ночь.       -Там всё плохо кончилось… Капитан погиб, а его ушастый друг неведомо сколько жил один, без него. И в этих листках описаны его воспоминания в глубокой старости…и его страдания в одиночестве… Чёрт, зачем я это читал?..       -По-моему, изначально было ясно, что, если эти двое не погибнут вместе, один неизбежно переживёт другого на много лет в силу объективных физиологических причин, — Шурф присел рядом, осторожно забрал наполовину выкуренную сигарету из подрагивающих пальцев Макса, не преминув слегка погладить эти пальцы своими, и глубоко затянулся. — И ты сейчас, конечно, провёл параллель с нами. Но нам это не грозит. Пока что нам не грозит смерть в принципе, а если обстоятельства изменятся не в нашу пользу, мы всегда сможем что-нибудь придумать. Или жить вместе, или не жить вместе. И ты должен бы уже знать на практике, что, в какую бы задницу мироздания ни забросила тебя судьба, я тебя везде найду и отовсюду достану. Совсем как у этих Кирка и Спока. Может, для таких отношений выше любви понятия смерти как конца пути вообще не существует? И их личный звёздный путь продолжается вечно?       -Хотелось бы верить… — Макс обнял Шурфа и спрятал лицо у него в тёплом надёжном плече. — Сдался же тебе такой нервный впечатлительный тип, как я…       -Ещё как сдался. Заверните, беру на любых условиях, обмену и возврату не подлежит, — нежные чуткие руки Шурфа мягко поползли по Максовой спине. Макс невольно поёжился, чувствуя, как ускоряется сердцебиение.       -Завернуть? Разве что в одеяло. А то что-то похолодало…       -Тогда идем домой, тут и одеяло не поможет, — Шурф даже спрашивать не стал, взял обнимающего его Макса и понес его в дом с целью завернуть в одеяло.       -Ты чего это делаешь? Впрочем, продолжай. Мне нравится. Но, куда бы ты ни нес меня, когда опустишь, давай организуем небольшой горячий перекус. На крыше и правда было холодно.       Прошло еще полчаса, был съеден перекус, выпит кофе, выпит чай, и распивался какой-то неизвестный, но весьма вкусный безалкогольный напиток. Макс и Шурф о чем-то тихо переговаривались, Макс то качал головой, то слегка улыбался, но грустным, похоже, больше не выглядел. Будешь тут грустным, когда тебя обнимает любимый мужчина, и вы вполне обосновано и логично обсудили все, что тебя беспокоит, и теперь оно тебя беспокоит уже гораздо меньше.       -Знаешь, Шурф, у меня к тебе есть одно предложение, — заявил наконец Макс. — Давай как-нибудь сходим поищем этот мир, в котором живут герои сериала. Вдруг он где-то есть? В моём приёмном мире много Вершителей, и высока вероятность того, что придуманные ими миры овеществляются. Может быть, даже все миры, придуманные в художественной литературе Мира Паука, реально существуют, особенно те, которые созданы детально и с любовью.       -Не имею ничего против, — у Шурфа даже глаза заблестели. — Это интересный эксперимент, я бы не отказался проверить твою гипотезу и попутешествовать по тем мирам из художественной литературы, с которыми ты меня ознакомил. Только вряд ли в ближайшее время у меня появится шанс выкроить для этого эксперимента достаточно времени. И это ближайшее время, боюсь, измеряется в лучшем случае годами…       -Не кисни, мы что-нибудь придумаем! Ты же меня знаешь, если мне что-нибудь приспичило, то я непременно выпотрошу у судьбы все её секретные заначки возможностей сделать это! Да вот хотя бы мы можем попросить посодействовать Франка, который запрёт нас на кухне, остановит для нас время, а мы прямо из его кухни смотаемся в долгосрочный отпуск.       «Или медовый месяц…», — эти слова, конечно, не прозвучали, но так и задрожали в воздухе комнаты. И никто их не опроверг. Строго говоря, Шурф считал заметным прогрессом уже то, что они вообще хоть как-то засуществовали, эти слова.       -Можно попробовать. Только с одним условием, — голос Шурфа был слишком суров для человека, собравшегося внести коррективы в отпускные планы. — Мы с собой возьмем наших пушистых питомцев. Кошки как хотят, но твой пес и мой лис обидятся, если у нас будут приключения без них.       -Грешные Магистры, не говори таким суровым тоном такие вещи, а то я начинаю с начала предложения подозревать нечто ужасное, от «ты наденешь шапку» до «мы убьем всех свидетелей нашего отпуска, если я засвечусь Рыбником», — Макс даже не заржал, а захихикал. — И первое меня с самого детства пугает больше, чем с начала работы в Тайном Сыске второе.       -Ну что ты. Даже если ты будешь рисковать отморозить уши, я не скажу тебе «надень шапку», — Шурф даже выдержал драматическую паузу в секунду. — Лучше я тебе ее сам надену. А второе слишком нерационально. Вдруг у свидетелей получатся хорошие книги на эту тему?       -Логично. Шурф, можно задать тебе очень личный вопрос? — Макс вдруг стал очень задумчив.       -Можно, а почему нет?       -Мало ли. Так вот… — Макс как-то странно смутился и замялся. — У тебя было когда-нибудь что-то не с женщинами? Серьезное, в смысле.       Кажется, Макс все еще не выкинул парочку шаблонов и спросить «был ли у тебя секс с мужчинами» так просто не решился. Лучше уж как-то завуалированно.       -Да нет, а почему ты спрашивешь?       -Да вот думаю, что у меня тоже нет, и что, возможно, когда-нибудь мы бы как-то исправили это упущение? Не сейчас, конечно, — поспешно добавил Макс. Слишком поспешно. Шурф очень пристально посмотрел на него, на эти полыхающие щёки и уши, нервно теребящие полу скабы руки, панически бьющийся пульс на шее, потом тяжело вздохнул и отвернулся.       -Да уж конечно, не сейчас. Тебе нужно проделать ещё долгую работу над собой. Сначала свыкнуться с мыслью, что это действительно нормально, а не противоестественно, как ты привык думать в своём приёмном мире. Твой шаблон относительно этого крепче, чем ты думаешь, ты пытаешься его выбросить, а он прилетает назад и внезапно бьёт тебя по лбу. Потом тебе придётся свыкнуться с тем, что это не просто абстрактно нормально, а в отношении лично тебя. И затем начнутся мучения чисто технического характера: кто, что, куда и как. И вообще, ты не всё спросил, что хотел. Давай уж, спрашивай дальше.       -Ну, ты и сам догадался… Я хотел спросить про сэра Тотохатту…       -У нас так и не случилось физической близости, если это интересует тебя в первую очередь, хотя я действительно испытывал к нему некие романтические чувства. С его стороны, скорее всего, была просто крепкая мужская дружба, и, если он догадывался о том, что с моей стороны есть нечто большее, он не подавал вида и не пытался поговорить на эту тему. Мне был нужен кто-то близкий, ближе, чем остальные окружающие меня люди, и я бы никогда не рискнул нарушить ту тонкую ментально-эмоциональную связь, которая возникла у нас с Тотохаттой, какой-то там романтикой. Тем более, что во мне тогда ещё часто бушевал Безумный Рыбник, и, поддайся я хоть на миг искушению, я запросто мог бы спустить на Тотохатту Рыбника. И это кончилось бы плохо для нас обоих… Честно говоря, смерть Тотохатты шокировала меня и ввергла в глубокую депрессию не сама по себе…это была моя эгоистичная скорбь по потере особой ментальной связи. Кто же теперь будет понимать меня, поддерживать, делить на два все мои проблемы? Опять, что ли, всё переваривать самому и наступать себе на горло крепче прежнего? И я сам по собственной нерасторопности лишил себя условий более комфортного сосуществования с собой, не успел, не сохранил Тотохатту для его использования в своих интересах. Вот всё, что я могу тебе ответить по этому поводу.       -Эмм…только не думай, что я собрался было ревновать.       -Это было бы совершенно бессмысленно. Тебя нельзя сравнивать с Тотохаттой. Без тебя для меня исчезает всё. Не только Мир, но и все существующие и намеренные существовать миры, даже сама возможность их существования. А с тобой у меня есть тоже всё, что только способно быть, и сама возможность бытия. Выходит, что ты и есть моё всё. Какие уж тут сравнения.       -Вот теперь мне кажется, что можно было бы и поревновать, — Макс как-то очень неоднозначно фыркнул. — Но, наверное, что бы я ни думал, это никак не подтвердить и не опровергнуть.       -Я бы так не сказал. Как-никак, мы одни из самых могущественных колдунов в этом мире, неужели мы ничего не сможем предпринять.       -На что это ты намекаешь?       -Идем. На Мост Времени.       -Но…       -Мы никуда не будем ходить, мы просто постоим на Мосту и посмотрим в прошлое.       -Я даже не знаю, как тебе возразить, потому что мне нечего возразить. Идем. Если ты знаешь, куда и как.       -Знаю.       Комната опустела, и, когда спустя несколько часов в комнате снова образовались Шурф с Максом, Макс только пораженно качал головой, искренне не зная, что сказать, потому что увиденное шло в разрез с тем, что он себе представлял. Шурф ждал, пока Макс переварит информацию. Макс же, поскольку на мосту они пробыли отнюдь не несколько часов, тут же полез добывать еду, чтобы выдержать паузу и хоть как-то привести в порядок мысли. Удалось это не сразу. Только спустя три зажигалки, два брелока для ключей в виде Дарта Вейдера, пять начатых упаковок мятной жвачки и шесть упаковок резиновых изделий номер три, по-простому — презервативов, когда удалось наконец извлечь приличный обед и чайник с чаем вместо ожидаемого кофе, Макс смог внятно изъясняться.       -Знаешь, я не думал, что сэр Тотохатта был… таким. На твоем месте я бы тоже погряз в романтических чувствах. Зато теперь я точно знаю, что, во-первых, надо было спросить, во-вторых, не имею никаких причин для каких-то подозрений, которых у меня и не было. Большую часть времени, — Макс рассматривал свой улов с некоторым скепсисом.       -Что ж, я рад, что все твои сомнения разрешились.       -Не все. Некоторым нужно еще кое-что. Но с этим мне можно будет разобраться только с твоим участием, — глядя на упрямое выражение лица Макса, можно было бы предположить, что он собрался доказывать, что вода не мокрая. — Ты ведь сможешь и завтра найти для меня время, только вечером?       -Смогу, но…       -Никаких «но», Шурф. Завтра вечером ты зайдешь ко мне и не станешь строить из себя магистры знают что, — строго заявил Макс. «И, если будешь согласен и изъявишь желание, я наконец и сам реализую свои прекрасные порывы.Те самые, в которых мы оба голые и в горизонтальном положении совершаем какие-то активные действия», — тихо сам себе подумал он. — Раз мы друг для друга целый мир, нечего делать вид, что это не важно.       Шурф как-то грустно посмотрел на него, кивнул, легонько прижался тёплыми губами к его виску и бесшумно ушёл. А Макса тут же начало грызть внезапное дурное предчувствие. Они ведь не поссорились? Он же не повёл себя как идиот со странной ревностью к покойнику, с которым у Шурфа действительно не было ничего серьёзного? Он же не обиделся, мол, заявляешь, что создан тянуться ко мне, а сам влюбляешься в первого попавшегося милого симпатягу?.. Он ведь ничего не испортил?..       На другой день дурное предчувствие Макса оправдалось. Из Дома у Моста были похищены Перчатки Смерти. Случилось это средь бела дня. В городе внезапно выпали осадки из мелких очень горячих камешков, нанеся многим строениям, не имеющим особой магической защиты, существенные повреждения. Такого не случалось со Смутных Времён, и Джуффин отправился на Тёмную Сторону, проверить, не наворотил ли там кто дел. Вернулся — а его кабинет уже разгромлен, Куруш лежит возле шкафа без сознания, а над ним горестно склонился Луукфи, вокруг которого медленно гаснет красное свечение. Луукфи бросился на крик буривуха со скоростью стрелы, но успел только заметить, как некий пёстрый вихрь вылетает в окно. В то самое окно, в которое могут выйти только Джуффин и Макс. А разгром в кабинете учинила именно магия Луукфи, выпущенная в злодея, но не достигшая его и взорвавшаяся вхолостую. Однако рассеянный Мастер Хранитель Знаний был очень могуч. С Курушем оказалось всё в порядке, его быстро вернули в рабочее состояние, а ревизия имущества в кабинете показала, что пропали только Перчатки Смерти. Новость достаточно ужасная, если предположить, что они оказались в руках умелого пользователя, не рискующего испепелить себя при попытке их надеть. И спустя всего часа три Перчатки впервые проявили себя — ими был атакован Макс, спокойно идущий обедать. Прямо посреди многолюдной улицы. Никто не заметил, откуда прилетела убийственная испепеляющая волна, к счастью, до этого Макса будто что-то дёрнуло изнутри, и он машинально проложил Тёмный Путь в свою гостиную за мгновение до того, как волна достигла его. Правда, похоже, что за ним этим Тёмным Путём последовал кто-то ещё: уже оказавшись в гостиной, Макс был банально оглушён чем-то тяжёлым по затылку и рухнул носом в ковёр.       Планы злоумышленника стали понятны Максу очень быстро. Вернее, не всему Максу, а тому маленькому кусочку его сознания и здравого смысла, который воспротивился происходящему изо всех сил. Злоумышленник покушался вовсе не на Макса. Его целью был Великий Магистр Орден Семилистника. И злоумышленник, ни имя, ни сущность которого Максу не были известны, полагал, что прихлопнуть его Перчатками надёжнее всего. Остаётся только самое трудное — подобраться к Шурфу Лонли-Локли на достаточно близкое для решающего удара расстояние. Это тоже оказалось ему по силам: достаточно напасть на грозного, но на деле довольно бестолкового сэра Макса, испугав его Перчатками и заставив сбежать в место, где он будет чувствовать себя в безопасности, оглушить его там и подчинить себе его не сопротивляющееся сознание. В скором времени Макс встретится с Шурфом, который ему всецело доверяет. И, поскольку злоумышленник явно не осведомлён о возможностях Макса в вопросах убийства, то ли не знает, что ему достаточно плюнуть на Шурфа, то ли не верит этому, на Макса к моменту встречи уже будут Перчатки. Один короткий жест — и нет Великого Магистра. Но не выяснение кое-каких вещей о Максе стало фатальной ошибкой агрессора — его сознание боролось так отчаянно, что, обнаружив непреодолимость желания воспользоваться Перчатками в критический момент, оно направило Перчатки на него самого. Это всё происходило на глазах у Шурфа, успевшего за несколько коротких мгновений пережить нечеловеческий ужас, сковавший даже его мощный разум. Вот сейчас наступит его персональный конец Мира, а он ничего не может сделать…или не успевает придумать, что можно сделать…вот сейчас…       Но неведомый злоумышленник, поняв, что Макс предпочитает самоиспепеление убийству Шурфа, испугался и покинул его сознание, обернувшись пёстрым вихрем. Только тогда Шурф наконец отмёрз, сработал многолетний рефлекс Мастера Пресекающего при виде ненужной жизни: он бросился к Максу, удержал его руки и развернул левую Перчатку к вихрю. Сверкнула яркая белёсая вспышка — и в лицо мужчинам полетели лёгкие обрывки пепла.       -Шурф, это было мое самое серьезное нервное потрясение за всю мою жизнь, и я честно не знаю, в какой последовательности продемонстрировать все, что сейчас в моей голове, — выражение лица у Макса и правда было очень сложным. Смесь ужаса, радости, паники, эйфории, недоумения и облегчения. Действительно, запутаешься тут, что в каком порядке показывать.       -В моей тоже, если честно. Я успел мысленно всплакнуть над твоим пеплом, составить некролог и совершить множество глупостей от горя по поводу твоей смерти. Я бы сказал, как говорится в твоих книгах и других произведениях искусства, что я словил грандиозный флешбек, только на сей раз чуть сам на месте не умер, — на лице Шурфа было огромными белыми буквами написано все, что он говорил, да так, что не поверить было невозможно. Тем более, Макс прекрасно помнил их недавнее путешествие, занявшее в связи с заходом в Хумгат всего пару часов, если говорить о настоящем, а там, в прошлом, казалось, занявшее чуть ли не пол-жизни. И он вполне верил, что Шурф и без применения перчаток чуть на месте не скончался.       -Тогда нам нужно немного посидеть на пепле пресеченной ненужной жизни, — Макс сел действительно прямо на посыпанный пеплом пол. Шурф же предварительно уничтожил пепел. И присоединился к нему. — Шурф. Как мне снимать эти штуки? И как их на меня нацепили так, чтобы я не самоуничтожился?       -Хотел бы я знать. Сейчас, снимем.       Снятие перчаток заняло некоторое время и потрепало обоим нервы. Пришлось так же заглянуть обоим в Управление, чтобы сдать перчатки. Это все они проделали почти на автомате и взводе от всего произошедшего. Но больше к работе возвращаться они в этот день были совершенно неспособны. Макса отпустили отлёживаться до полного прихождения в работоспособное состояние, а Шурф использовал своего лиса в корыстных целях, купив им труд девочек Семилистника на неотложных работах. К тому же, сама Сотофа была вынуждена признать, что в таком состоянии Великого Магистра было просто опасно допускать до серьёзной работы.       Едва эти двое оказались в башне Макса в Мохнатом Доме, как Макс бросился Шурфу на шею и крепко, даже как-то отчаянно прижался к нему всем телом. Для этого пришлось встать на цыпочки, до шеи Шурфа ещё надо дотянуться, зато виснуть на ней удобно. Макса тут же укутали тёплые, очень сильные, но очень ласковые руки, казалось, обхватили его всего, как одеяло, волосы от виска до затылка щекотно всколыхнулись от лёгкого и какого-то облегчённого дыхания.       -Точно живой…настоящий…здесь… — едва слышно прошептал Шурф, чуть сжимая чужие плечи. — Столько раз тебя уже терял, а никак к этому не привыкнуть. Особенно когда вот так, на глазах, шокирующе быстро…       -Не хочу больше теряться…- так же едва слышно и почти умоляюще зашептал Макс, обдавая жаром шею Шурфа. — Не отпускай меня никуда больше… Держи крепче, ты же сам говорил, что делаешь своим всё, что любишь…       -Буду держать, когда это будет необходимо…а в других случаях пойду за тобой…       Дальше говорить стало проблематично, на шею Шурфа обрушился целый град горячих, порывисто-страстных и отчаянно нежных поцелуев, сопровождающихся опаляющим прерывистым дыханием и запусканием слегка дрожащей руки в его волосы. Тюрбан уже давно валялся где-то на полу. Шурф попытался дышать ритмично, но внезапно понял, что это не получается. Ничего себе, чтоб у него и не получилось…       -Что ты делаешь?..- и голос почему-то охрип.       -Держи меня… — как в горячке шептал Макс между поцелуями. Кажется, на него только сейчас обрушилось всё понимание недавней ситуации, и его почти детской психике требовалась компенсация, срочно. Как горькую пилюлю нужно немедленно заесть конфетой. — Ты сказал, что я твой мир…так держи меня…       -Тогда не спеши, — остановили Макса. Макс недоуменно и обиженно посмотрел на Шурфа. Что это он хочет сказать этим? Впрочем, скоро стало ясно. Макс ведь не ожидал, что его после такого заявления поцелуют снова. Только на этот раз медленно и с чувством, ну, тот самый поцелуй, когда губы чуть влажноватые, горячие и ласкают другие губы так, что у целуемого начинают дрожать колени, а тут как раз на помощь приходит язык, и целуемого можно живьем заматывать в ковер и делать что угодно. Так случилось и с Максом. Пока в деле были только губы, он еще как-то держался, но когда по верхней губе слегка прошелся язык, он уже не мог держать себя ни на ногах, ни в руках, и, застонав, чуть покачнулся, колени совсем ослабли. А кроме этого и кроме приятно протекшего через все тело тепла, даже, можно сказать, жара, было и кое-что еще. Макс возблагодарил всех кошек этого мира за то, что под местной одеждой такие вещи не очень-то заметны. Было как-то стыдно возбуждаться, как подростку, от одного поцелуя, да еще и мужского, от которого скорее стоило бы удивляться. А ему теперь было не до удивления и ужасно хотелось чего-нибудь еще. И, как бы неловко ни было ловить себя на подобной мысли, подсознательно этого «чего-нибудь еще» ему захотелось не очень-то недавно. То есть, души прекрасные порывы были очень сильны, однако прекрасные порывы не совсем души давно тихонько намекали на свое существование. Но Макс успешно душил эти самые порывы или объяснял их чем угодно, кроме того, что он безумно влюбился. В мужчину. И не то, чтобы сейчас Максу не казалось это все дичью и чем-то, в голове не укладывающимся, но он хотя бы понимал, что происходит, и понимал, что он хочет, чтобы так и дальше происходило.       Именно поэтому, когда в голове хоть немного прояснилось, и Макс в полной мере осознал происходящее, он ответил на поцелуй со всей страстью, выбросив, по крайней мере, на время, из головы всю ерунду, которая там роилась обычно, смело используя в придачу к губам и язык, чтобы как можно точнее дать понять, насколько он не против того, что происходит. Кроме того, Макс с таким энтузиазмом прижимался к Шурфу, что тому пришлось медленно отступить к стене, так, чтобы это осталось незаметным, и прислонится к ней спиной.       Наконец Макс чуть отстранился, тяжело дыша, и немного затуманенным взглядом заглянул Шурфу в глаза. Шурф слегка двоился. Но никуда не девался и обнимал так, что сомнений в том, что мир рушится не собирается, не было никаких.       -Теперь я не тороплюсь? — затуманенность во взгляде быстро уступала место веселым и радостным взмахиваниям хвостов чертят, водящихся в любых омутах, не только очень уж тихих.       -Нет, но я хотел бы предупредить, что состояние аффекта может толкнуть на необдуманные поступки, — начал было Шурф, но запнулся, увидев вполне адекватную улыбку Макса.       -Твоими стараниями оно миновало до того, как я натворил бы глупостей. Однако глупостей мне все еще не расхотелось. Ты ведь… — Максу не дали договорить коротким легким поцелуем. — Мда, очень емкий способ выразить свое согласие. Только…       Проложить Темный Путь с данного места прямо в середину спальни тоже было достойным ответом. Макс с облегчением улыбнулся. Все же Шурф самое замечательное существо во Вселенной. И все же Макс озвучил мысль, которая мгновенно пришла ему в голову.       -Знаешь, что? Я бы никому в жизни такого не сказал, потому что мне самому же и странно такое говорить, но, учитывая, к чему все идет, к моей и, надеюсь, твоей тоже радости, глупо было бы молчать, а потом жалеть.       -И к моей тоже, но такое начало обычно ведет к чему-то жуткому.       -Нет, всего лишь… — Макс снова был вынужден подняться на цыпочки, чтобы сказать все, что он хотел, на ухо, чтобы даже кошки ничего не услышали. О Безмолвной Речи он как-то не подумал, а говорить вслух, что ему ужасно хотелось бы, чтобы Шурф, скажем так, был основным источником действия, ему было жутко неловко. Да и вообще, будь это не Шурф, он бы ничего такого и не сказал…, а хотя, будь это не Шурф, он и не целовался бы с ним. Естественно, Макса смущала и немного пугала перспектива оказаться снизу, да еще и впервые с мужчиной, но, с другой стороны, эта перспектива была более чем заманчивой и возвращала к себе мысли каждый раз, когда они оказывались в опасном районе обдумывания вариантов интимной близости с Шурфом, а с третьей — полная уверенность, что Шурф центр вселенной, отвечающий за порядок и безопасность всего сущего, давала так же и уверенность в том, что, если уж он собрался заниматься этим с Шурфом, плохого не может случиться ничего, от слова совсем, и, если что-то пойдет не так, его просто усыпят, а потом утешат.       -Всё будет, как ты захочешь, — шепнули ему так же на ухо, нежно поглаживая его губами. — Я очень постараюсь не обмануть твоё доверие…       В ответ Макс закатил глаза и тихо непроизвольно застонал: прикосновения губ к его ушам оказались чересчур приятными, от них по телу сразу пробежала волна дрожи, а колени снова задрожали и подогнулись. Похоже, Шурф нашёл у Макса эрогенную зону и тут же вовсю начал этим пользоваться, посасывая ему мочку уха, пробегая губами по ушной раковине, нежно прихватывая и оттягивая кожу за ушком, и одновременно его волшебные ручки медленно стаскивали с Макса одежду. Казалось, одежда сама стекает с тела, повинуясь едва заметным движениям рук, которые её вообще не касаются, холодила, слегка щекотала и дразнила разгорячённую кожу, запуская всё новые волны мурашек по ней. Когда Макс уже совсем был готов рухнуть на пол, его что-то подхватило, будто бы некая воздушная подушка, и плавно опустила на постель. За окном совсем уж наступила ночь, зеленоватые потоки лунного света проникали в окно и освещали потрясающее зрелище: Шурф завораживающе медленно избавлялся от одежды. Макс так и залип на это, и его глаза непроизвольно засветились двумя изумрудами. Шурф был прекрасен, его тело вполне годилось для эталона мужской красоты, и хоть Макс никогда не считал себя ценителем этой красоты, он просто замер в оцепенении, как кролик перед удавом. Человек не может быть таким красивым, а одетый в один лунный свет Шурф выглядел совершенно не человеческим, запредельным существом откуда-то из-за грани даже бурного воображения Вершителя. Некоторое время Макс откровенно любовался этим зрелищем, будучи не в силах отвести взгляд. И такую возможность ему предоставили, будто бы специально возясь подольше, даже уже раздетым, как будто бы все эти мелочи, вроде сворачивания одежки, были необходимы. Макс так и не смог отвести взгляд. А загадочно подсвеченный лунным светом Шурф не спеша подошел ближе и лег рядом. Снова неспешно поцеловал, почти целомудренно. В ответ Макс нетерпеливо сделал поцелуй куда менее пресным и очень быстро потерял голову. Это сыграло обоим на руку. У Макса напрочь все остатки страхов куда-то улетучились, а Шурф уже видел, что, несмотря на то, что нужно было быть особенно осторожным с таким чудом природы, можно не боятся лишний раз прикоснуться или сделать прикосновение чуть сильнее.       От прикосновений сильных рук к обнаженной коже Макс понял наконец, что значит «бабочки в животе скачут табунами, мурашки разбежались по всему телу, и сердце нырнуло куда-то в область пяток», и ему пришлось прекратить поцелуй, чтобы слегка прикусить губу. Было немного неловко, что он, взрослый мужик, осведомленный, откуда берутся дети, так быстро и легко отзывается на ласки мужчины, пусть даже он этого мужчину и хочет во всех позах, местах и всеми способами. Но Шурфу это, кажется, нравилось, он даже явно на это рассчитывал, поскольку его освободившиеся губы немедленно перешли к выцеловыванию шеи, ключицы, плеч, груди Макса, то легонько, то чувственно, то страстно, бессистемно или по одному Шурфу известной системе, хотя Макс был уверен, что никаких следов на его теле не останется. Впрочем, о следах он думал меньше всего. С ним обращались как с чем-то хрупким и бесконечно дорогим, он никогда не знал подобного обращения, и от него у бедняжки немилосердно кружилась голова, перехватывало дыхание, а сердце так бешено затрепыхалось где-то в горле, что казалось, оно выскочит с любым неосторожным вздохом. Руки Макса неосознанно забрались Шурфу в волосы, и, хотя причёска у Шурфа после таких потрясений и так была несколько не идеальна, сейчас она за несколько секунд растрепалась до возмутительного состояния. Шурф мягко улыбнулся, утыкаясь носом в горячую кожу на груди, похоже, ему понравилось такое обращение с волосами, а потом, то ли в благодарность, то ли в наказание за самоуправство, он медленно обхватил губами чужой сосок, одновременно весьма страстно прогладив по животу снизу вверх и обратно. Макс шумно прерывисто вдохнул и не сдержал тихого рваного стона на выдохе, одновременно прогибаясь в спине и втягивая живот. Та же история повторилась и со вторым его соском, и Макс вдруг понял, что его почти доводят до экстаза одни только такие вот прикосновения Шурфа, а что же будет, когда он перейдёт к чему-то большему? А он и перешёл, гладящая живот рука медленно скользнула ниже и неожиданно умело погладила уже изрядно возбуждённую плоть. Хотя, почему «неожиданно»? Вряд ли можно было подумать, что Шурф не умел доставлять удовольствие таким образом, впрочем, Максу он всегда в этом плане представлялся в качестве только принимающей стороны. И вот, поди ж ты, ласкает так хорошо, что Макс уже открыто стонет, кусает губы, запускает ногти ему в плечи, далеко запрокидывает голову, обнажая нежную зацелованную шею, и активно ёрзает, подаваясь навстречу волшебной руке с маникюром защитных рун.       Это натолкнуло на мысль, что Шурфу не придется прилагать особых усилий, чтобы Максу окончательно захорошело. Скорее уж, ему придется приложить усилия, чтобы его не накрыло раньше времени.       Шурф же был убежден, что ему придется прилагать усилия скорее к самоконтролю, потому что вот такое вот возбужденное, обнаженное и доступное тело Макса должно было бы поспособствовать тому, что темная сторона Шурфа будет стремится захватить власть. Однако, к его удивлению, чокнутый Рыбник где-то там, внутри, окатил Шурфа волной смущения и забился поглубже в недра сознания. Признаков своего присутствия, вроде почти неконтролируемого желания убить и, расчленив, сожрать Макса, больше никаких не наблюдалось. Похоже, в случае с Максом вечная дилемма Безумного Рыбника «сожрать или отлюбить до потери пульса» автоматически разрешалась в сторону первого пункта, но почему-то сей факт бедного Рыбоньку смущал и заставлял тихо сидеть как можно глубже.       А раз их тактично оставили одних, то Шурф со всем чувством наносил Максу всевозможные ласки, от поглаживаний до поцелуев. Голова слегка кружилась от избытка эмоций, и страсти в спальне накалялись до предела. А потом Максу стало не хватать дыхания, тело стремительно предавало его, и он понял, что ещё немного, и всё закончится позорно быстро. Нет, он не так представлял себе ночь окончательного единения с Шурфом, поэтому, сжав всю волю в кулак, он умудрился заговорить с Шурфом хотя бы на Безмолвной Речи. «Пожалуйста, быстрее! Мне нужно всё, что ты можешь мне дать! Прямо сейчас!»       Ответом ему был страстный поцелуй во внутреннюю сторону бедра, от которого Макса снова бесконтрольно выгнуло. Надо же, какой чувствительной оказалась там кожа. Секундой позже выяснилось, что это был отвлекающий манёвр, и, пока Макс отходил от новых крайне приятных впечатлений, его пристроили в подходящую для логического продолжения позу с обязательным условием зрительного контакта. Разумеется, Шурф знал, что существуют позы, в которых первый опыт подобных дел проходит с наименьшими неудобствами, но зрительный контакт в этих позах затруднялся, а Шурф так же точно знал, что он необходим им обоим. Сейчас в огромных глазах Макса с расширенными до предела зрачками он видел разрешение и даже призыв делать с ним всё, что угодно, и, пока Макс не опомнился и не засомневался, Шурф медленно и осторожно вошёл в него. Руки с маникюром защитных рун замерли на чужой пояснице, снимая боль, которая всё равно должна была быть.       Макс не мог не заметить ни начальных перемен, ни того, что случилось дальше. Он и запаниковать-то не успел. Или не захотел. Потом он, конечно, подумал, спустя несколько часов, и понял, что все же не не успел, а не захотел. Сейчас-то он не думал. Сейчас он удивлялся, почему ему не больно, ведь должно же было быть. Нельзя сказать, чтобы прямо так стало сразу хорошо, но ведь и плохо не было. Хотя… очень скоро Максу пришлось прикусить губу, чтобы не застонать больше удивленно, чем от удовольствия. Происходящие стало действительно приятно. Что, вообще-то, было для него несколько неожиданно. Он ожидал меньшего. Дыхание перехватило, и руки сами собой сжались на спине у Шурфа. И как-то само собой пожалелось, что раньше не решился на подобное. С ним обращались просто предельно аккуратно, Шурф покрывал его быстрыми жаркими поцелуями, где только мог достать, отвлекал его ласками, буквально укутывал с головы до ног своей нежностью, хотя — Макс чувствовал это всей кожей — у него внутри клокотал вулкан, заткнуть который стоило немалых усилий. Всё же Шурф был очень страстной натурой, а от Макса так пьяняще пахло силой, что хотелось разорвать его плоть и выпить эту силу до дна одним длинным жадным глотком. Однако вместо этого Макса ласкали и нежили, двигаясь медленно и осторожно, чутко прислушиваясь ко всем его ощущениям и не давая клокочущему вулкану ни единого шанса на извержение. И Макс мог это оценить, почувствовать каждой клеточкой кожи, осознать, насколько велика любовь этого потрясающего парня к нему. Макс внезапно только сейчас понял, почему Шурф раньше молчал про свои чувства: только сейчас он достиг в своём самосовершенствовании того состояния, когда он смело может проявить всю свою любовь и быть уверенным, что его внутренний вулкан не станет извергаться на объект этой любви, никогда. И он шёл к этому много лет, возможно, с тех пор, как впервые потянулся к тому светящемуся чуду внутри Лойсо Пондохвы…       Макс прикрыл глаза с увлажнившимися от переизбытка чувств ресницами, томно застонал и подался вперёд, призывая к более активным действиям. Шурф послушался, и первый же толчок пришёлся по самому нужному месту, выдавив невольный вскрик от яркой вспышки удовольствия.       Теперь, когда было достигнуто некоторое равновесие, оба могли полностью отдаться чувствам. Это повлекло за собой не только страстно-удовлетворенные стоны и вздохи с обеих сторон и почти в прямом смысле искрение воздуха от жара эмоций, но и превращение спальни в кусок джунглей в их самом романтизируемом образе. Магия в такие моменты может жить полностью своей жизнью. И среди этого растительного буйства раздавались характерные звуки, сопровождающие активное выражение друг другу самых искренних, глубоких и теплых чувств. И, наверное, что-то в этих кустиках было. Потому что удовольствие очень скоро стало более, чем головокружительным, и не столько из-за приложенных приятных усилий, сколько само собой, помимо всего этого, решило стать совсем умопомрачительным. Чтобы долго выдерживать такое удовольствие, нужно быть довольно опытным и искушённым любовником, но, похоже, никто из этой парочки не мог этим похвастаться. Макс, разумеется, не выдержал первый — с громким криком, в котором уже явно не отдавал себе отчёта, он с силой выгнулся всем телом навстречу Шурфу, забился в коротких яростных конвульсиях и начал стремительно растворяться. Кто знает, что бы с ним случилось, если бы последовавший сразу за ним Шурф не вцепился в него, прижимая к себе изо всех своих немалых собственнических сил. Показалось, что по дому пронеслась взрывная волна, разбуявшуюся тропическую растительность прибило к полу, где-то далеко, на первом этаже, задрыхшие рядом с Базилио кошки нервно встрепенулись и поставили шерсть дыбом, превратившись практически в гигантские меховые шары.       А потом было тихо, если не считать жадного, тяжёлого, прерывистого дыхания на всю комнату, непонятно, чьего, скорее всего, обоюдного и смешанного. Минута, две минуты, вечность… и наконец Шурф рискнул воспользоваться Безмолвной Речью. «Ты чуть не провалился в Хумгат, ты знаешь?» — «Правда?.. Ого…такого со мной ещё не случалось…ну, в такой ситуации…»       В следующий момент Макс в голос заржал, увидев, во что превратилась спальня. «Всегда хотел сделать ЭТО в кустах! Да еще и в таких!» Смех постепенно помогал прийти в себя. Шурф тоже веселился, как мог. «Ну, значит, воплотились все твои мечты за раз, если так можно сказать!»       Спустя те самые несколько часов, за которые Макс пришел к выводу, что он не захотел пугаться, а не не смог, которые они провели, валяясь и щекоча друг друга или в прямом смысле плескаясь в бассейнах, Шурф с Максом уже сидели в ближайшем трактире. Там Макс, все осознав наконец, глубокомысленно изрек:       -Это было потрясающе.       Шурф не ответил и как-то напряжённо рассматривал Макса, рассеянно елозя вилкой по тарелке. Едва ли он вообще слышал и видел что-либо из творящегося вокруг, у него был вид человека, ушедшего в себя и лихорадочно потрошащего свой внутренний мир в поисках решения сложной задачи. Макс встревожился.       -Что случилось?.. Эй, Шурф! Приём! Такое ощущение, что вместо меня тут сидит редкостная дрянь, и ты прикидываешь, какого она биологического вида.       -Ммм…что?.. Нет, всё в порядке… Ну, если не прямо сейчас, то в перспективе обязательно будет…как только ты с этим порядком свыкнешься…       -Шурф, ты меня пугаешь. Со мной что-то не так?       -Можно и так сказать. С тобой не так, как обычно… Ты светишься. При дневном свете это незаметно, но я всё равно могу различить.       -Свечусь?.. — Макс стремительно бледнел, сжался за столом, будто пытался стать меньше, и на его лице проступила трогательная беспомощная растерянность. — А что это значит?.. Только говори правду и как можно более коротко!       -Хорошо, — Шурф на всякий случай ещё раз припомнил самые действенные и щадящие меры против обмороков и тяжело вздохнул. — У нас будет ребёнок.       Пока Макс думал, падать ему в обморок или нет, он разразился нервным смехом. Картина мира, где мужчины вообще не беременеют, с оглушительным грохотом рухнула и покрыла обломками еще несколько живых шаблонов, которые не выжили в туче пыли и груде обломков от рухнувшей картины. Потом он все же решил побывать в обмороке и пробыл там примерно минуту, пока Шурф не привел его в порядок. Хотя бы относительно. Ну что ж…       -Спорим, это будет девочка?