Вот видите, мистер Пилигрим, сейчас и мы застыли в янтаре этого мига, никаких «почему» тут нет.
Курт Воннегут
Когда это произошло в первый раз, её разрывало на части. Жгучая тупая боль прошла сквозь всё её тело. В груди всё похолодело, сердце рухнуло вниз. Неосознанно она обогнула кабинку и вытянула руку вперёд очень быстро и, как ей самой показалось, в то же время очень медленно. Она видела, как кровь просачивалась сквозь тонкую ткань футболки Хлои, как она падала на забрызганный кафель. Кожа той побледнела и была словно воск, а в горле застыла желчь. И только потом она поняла, что это была Хлоя, её Хлоя, которая умирала прямо у неё на глазах. Макс хотела разорвать Нейтана на кусочки. Просто полностью его уничтожить. Она хотела видеть, как он страдает. Её голова трещала от закипающей ярости и животного ужаса, и губы открылись в искажённом крике. Рука всё ещё тянулась, и Макс не знала, кого хотела схватить: Нейтана или Хлою. Но прежде чем она смогла это сделать, оказалось, что у времени, как она теперь прекрасно знает, были на неё свои планы. Время подчинялось ей. Меняло всех. Меняло всё. Когда Макс вернулась в туалет в тот самый день, в котором миру практически пришёл конец, всё было иначе. Она сползла на холодный кафель, скрытая от глаз, запустила руки в волосы, сжав их, вонзив ногти в кожу головы, чтобы не закричать и не разрыдаться. Она вздрогнула от звука открывающейся двери в первый раз, когда вошёл Нейтан, и потом ещё раз, когда зашла Хлоя. Знакомые до боли голоса, бурная словесная перепалка, которую Макс знала наизусть. К горлу подступила тошнота. Её глаза были полны жгучих слёз, а в голове будто бы начался обратный отсчёт. Вот Нейтан толкает Хлою к стене. Голос Хлои выдаёт её страх, смешанный с недоверием. Нейтан в отчаянии и ярости. Конец для них обоих стремительно приближался. Мчался со свистом. Последние слова Хлои, последний толчок, Нейтан неловко делает шаг назад… Выстрел. Бах! Глухой звук падающего тела. Вот и всё. Это новое начало. Должно быть. Это новая попытка, шанс исправить всё то, что вышло у неё из-под контроля. Её шанс вернуть всё на круги своя, свыкнуться с этой реальностью. Хлоя улыбалась широко и открыто, а её глаза были полны слёз, в то время как чудовищный торнадо становился всё ближе и ближе к Аркадии Бэй. Хлоя сказала, что она сделает правильный выбор. Макс пристально следила за полётом бабочки, которая в итоге элегантно села на окно. Хлоя мертва. Всё разрешилось. Макс всех спасла от ужасной неминуемой гибели. Всех, кроме самого важного человека. Слёзы всё текли ручейками по её лицу, когда ректор Уэллс ворвался внутрь. Когда приехала полиция, Макс всё ещё пряталась и слушала, как Нейтана прижали к полу и надели на него наручники. Она слушала, прижав колени к подбородку, как его тащили на выход, как он захлёбывался в рыданиях и умоляюще кричал. Ей казалось, что миру всё же пришел конец. *** Похороны прошли смутно. Макс не знала, как говорить с Джойс и Дэвидом, хоть она и попыталась, бормоча слова утешения, которые они, должно быть, устали уже слушать. Малозначимые слова типа «время», «храбрая» и «покой», слова, которые в действительности не дарили ни утешения, ни надежды. Джойс крепко обняла ее, вонзая ногти ей в плечи, и Макс пришло в голову, что такой разбитой она не видела Джойс даже после смерти Уилльяма. Во время его похорон Джойс казалась такой сильной, занятой подготовкой, с плотно сжатыми губами, уверенной, что не оставит Хлою одну. Сегодня, без Хлои, Джойс едва держалась на ногах. Её грудь тяжело вздымалась от рыданий, и рука Дэвида, придерживающая её, когда похоронная процессия поднималась на крутой склон на кладбище, едва помогала ей не упасть. Макс шла следом за ними с опущенной головой и с комком, который застрял у неё в горле. В этой вселенной, в этом времени Дэвид почти ничего не знал о ней, и в этот день Джойс впервые увидела её с тех пор, как она уехала в Сиэттл. Осознание этого факта казалось безумием для Макс. Это самое странное и самое непривычное чувство в мире — смотреть на кого-то и знать его слишком хорошо, знать то, что он говорил тебе в другом времени, говорить с ним тысячу раз и видеть его в самый тёмный период его жизни, разделяя с ним этот тяжёлый момент. У Макс всякий раз начиналась мигрень, когда она думала об этом слишком долго. Казалось, что все в этом мире потеряли память. Всё поплыло перед глазами, когда Макс взглянула на гроб. Единственный человек, который мог понять, который её понимал, погиб. Единственный человек, которому Макс хотела рассказать обо всем этом, тот, с кем она больше никогда не сможет поговорить. Церемония началась после рассвета. В один момент Макс растворилась в шуме. Она слышала, как кто-то тихо плакал, как вдали шумела газонокосилка, как монотонно говорил священник, но это не могло её отвлечь. Макс разговаривала с Хлоей мысленно. Она извинялась перед ней снова и снова, задавала вопросы, на которые она никогда не получит ответа. Макс представила, как Хлоя обнимает её за плечи, смотрит на неё и успокаивает, что именно это, эта суровая и запутанная реальность, и есть правильный выбор. Ей было интересно, где сейчас Хлоя. В её воображении рай был в стиле панк-рока, где были бельгийские вафли, какие делала Джойс, где Хлоя рисовала картины с помощью облаков, где она танцевала под музыку и делала всё, что ей нравилось, всё, что хотела. Она там вместе с Уильямом, с Рейчел Эмбер и даже, блять, с Бонго. Макс не была религиозна, не в традиционном понимании. До сегодняшнего дня блестящие иконы с изображениями рая и хора светящихся ангелов никогда не вызывали трепет в её душе. Но не теперь. Теперь Макс не могла представить Хлою нигде, кроме места в её сознании, места в небе, где гораздо лучше, чем здесь. Она не лежала в гробу. Она ни в ветре, ни в мягкой траве под их ногами. Сейчас Хлоя танцевала на столе с косяком в руке и улыбалась. Так должно было быть. Живот у Макс скрутило, когда она увидела маленькую голубую бабочку, которая подлетела к гробу и села на него, взмахивая своими крошечными крылышками, создавая хрупкую гармонию мира. Её глаза вновь наполнились слезами. Цвет крыльев бабочки напоминал Макс вспышку каждый раз, когда она взмахивала ими. Словно она ей подмигнула. Макс улыбнулась. Я знаю, Хлоя. Я знаю. *** После похорон Макс сидела в «Двух Китах» между Кейт и Алиссой напротив Уоррена и Брук. Остальные разбрелись покупать молочные коктейли со вкусом клубники. Все они выглядели странно для такого места в своих официальных костюмах. Солнце светило в большие окна, даря шумной закусочной теплый мягкий полуденный свет. Слишком спокойно, слишком обыденно. В дальнем углу висел телевизор, по которому идеальный ведущий новостей рассказывал о финансах; за стойкой официантка, подменяющая Джойс, усердно вытирала тарелки. Каждый посетитель был занят своим делом, кто читал газету, кто громко говорил по телефону, кто просто смотрел в окно, наблюдая за окружающим миром. Еще один день для Аркадии Бэй. Только все это было неправильно. Макс водила пальцем по столу и думала, когда она перестанет считать, что совершила ошибку. — Так странно, — сказал Уоррен, не обращаясь ни к кому конкретно. Он заказал куриные крылышки, но так и не притронулся к ним. — Не могу поверить, что ее больше нет, — согласилась с ним Алисса. — В смысле, я с ней не была знакома, но она казалась классной. — Макс, — Кейт легонько сжала ее руку. — Не могу представить, что ты почувствовала, когда… когда поняла, что та девушка в туалете была твоей подругой. Была твоей подругой. Была. Конечно. Кругом все твердо уверены, что Макс видела Хлою последний раз пять лет назад. Единственное, что каждый знал о ней, что она недолгое время была студенткой Блэквелла. Макс молча сидела и слушала, как они делились историями того времени, как Хлоя устраивала различные розыгрыши, что она говорила учителям, какой беззаботной она была. Джастин и Тревор знали ее лучше других, и скоро они присоединились к ним. Они казались взволнованными, даже когда Тревор разрядил обстановку, весело и со смехом рассказывая, как Хлоя просверлила дырки во всех кружках для кофе у ректора Уэллса. Макс чувствовала, как Уоррен смотрел на нее. Наверное, он хотел, чтобы она рассказала о том, какими они с Хлоей были, будучи детьми, когда жизнь казалась ярче и проще. Но она не могла из себя и слова выдавить. Она не могла думать о восьмилетней Хлое, о десятилетней Хлое, о Хлое-пиратке, размахивающей на шине деревянным мечом, который ей сделал отец. Эти воспоминания Макс хотела оставить только себе, как бы эгоистично это ни звучало. Ей казалось, что если она расскажет об этом, то потеряет эти воспоминания. Она хотела, чтобы это осталось только между ней и Хлоей. Это была последняя нить, связывающая их вместе, единственное, что ее способность перематывать время может и одновременно никогда не сможет испортить. Она сохранит Хлою внутри, в голове, в сердце, в воображаемой коробке воспоминаний. Она никогда ни с кем этим не поделится, это будет только для нее. Только для них. К этим воспоминаниям нужно возвращаться, когда кажется, что стены давят, а единственное, что Макс может видеть, слышать, чувствовать — это звук выстрела и падающее на пол тело Хлои. — Вы слышали о Нейтане Прескотте? — спросил Джастин. — Это из-за него мистера Джефферсона арестовали на следующий день. После того, как на Нейтана надели наручники, он во всем признался и сказал, что Джефферсон вертел им, как хотел. — Но это именно он застрелил Хлою, — заявила Алисса, нахмурив брови. — А не мистер Джефферсон. — А как же Проявочная? — медленно сказала побледневшая Кейт, и все машинально замолчали. — Джефферсону нравилось иметь власть над людьми, а Нейтан неустойчив. Он сам хотел быть ведомым, и Джефферсон решил извлечь из этого выгоду. Он воспользовался им. После того, как во время обыска бункера Прескоттов были найдены снимки Кейт, ей пришлось провести много времени в полиции, где она снова и снова рассказывала о том, что с ней произошло. Блэквелл впервые провел все профилактические меры. Академия оплатила Кейт лечение, разрешила собираться ее церковной группе в одном из классов совершенно бесплатно и поддерживала Кейт и ее семью, насколько это было возможно. Все с энтузиазмом говорили, какая Академия замечательная, пока Макс, радовавшаяся, что Кейт больше не нервничала, отмечала с грустью, что только убийство бывшей студентки в туалете заставило Академию наконец снова заинтересоваться учениками. Самым циничным ей казался факт того, что Уэллс воспользовался этим случаем для создания хорошей рекламы Блэквелла. — Он остается больным придурком, несмотря ни на что, — сказал Трэвор. — Он хладнокровно застрелил девушку и даже не предстанет перед судом! Вот это полное говно. — Где он сейчас? — спросила Брук. Трэвор закатил глаза. — Они положили его в какую-то психушку за городом. У него случился срыв, после того, как он во всем признался, теперь он не в состоянии участвовать в судебном процессе. На Джефферсона всех собак повесили. Когда-нибудь его признают вменяемым. И когда этот день настанет, он не сможет больше прятаться. Его посадят в тюрьму, где ему и место. Макс почувствовала, как в заднем кармане зажужжал телефон. Когда она его достала, то увидела на экране сообщение от Виктории. Мы можем встретиться? — Извините. — Макс встала, и внутри живота у нее все стянулось в узел, когда она обходила Алиссу. — Мне нужно подышать воздухом. — Макс? — Уоррен тут же вскочил на ноги, чтобы пойти за ней. — Все нормально, Уоррен. Я вернусь через минуту. Макс вышла на улицу. Рядом с закусочной витал сильный запах фирменных гамбургеров и картошки фри. Она обогнула закусочную и направилась к аллее. К ее ногам прилетела сырая газета. На первой странице была старая фотография Хлои, сделанная еще тогда, когда у нее были светлые волосы. Она бы жутко разозлилась, увидев такую фотографию в газете. Макс подняла ее. Она водила пальцами по фотографии Хлои, пока не положила газету на ближайший ящик. Она не спускала с нее глаз, словно так общалась с Хлоей. Рядом с Двумя Китами, если несложно. Виктория не ответила ей, но Макс знала, что она придет. Макс прислонилась к одному из мусорных баков, продолжая смотреть на фотографию Хлои, пока изображение не поплыло перед глазами. Хлоя снова оказалась у нее в голове. Она шутливо возмущалась, что Джойс выбрала именно эту фотографию. Виктория пришла, когда поднялся ветер. На нем задрожали края газеты. Виктория выглядела непривычно робкой, на ней все еще был элегантный траурный наряд. Напыщенная надменность сменилась настороженностью. Макс попыталась улыбнуться ей, но Виктория проигнорировала это. — Привет, Виктория. — Макс, — она сделала шаг вперед, неловко размахивая руками. — Спасибо, что пришла на похороны, — сказала ей Макс, чтобы разрядить обстановку. Виктория лишь кивнула. Она сплела пальцы в «замок» перед собой и отвела взгляд. Ее глаза остановились на газете, откуда лучезарно улыбалась Хлоя. Что-то изменилось в выражении ее лица, но Макс этого не уловила. — Я пришла, чтобы… Боже, я даже не знаю, зачем я пришла, — Виктория тяжело вздохнула. — Я чувствую себя такой… — Какой? — Растерянной. Уязвленной? Не знаю. Нейтан… Ее голос задрожал. Пауза. — Ты была в туалете, когда все произошло. По новостям передали, что ты спряталась, когда вошел Нейтан. Именно на эту версию событий опирались в полиции. Она заставила их поверить в эту историю, так как это было самое простое объяснение. Эту же историю распространяли в прессе. Макс кивнула. Виктория сделала еще шаг вперед. — Это он?.. Ты должна мне сказать… — Он застрелил Хлою. Он был зол, и все вышло из-под контроля. Я пряталась за кабинкой, пока не пришел Уэллс, и не приехала полиция. — Он болен, — сказала Виктория. — Ты не понимаешь. У него… проблемы. Его семья… Он не убийца. Макс, конечно, знала. Она все знала. По крайней мере, она знала больше, чем Виктория могла себе представить. Она поняла, к своему удивлению, что, возможно, знает больше о Прескоттах и о самом Нейтане, чем Виктория. — Теперь еще и мистера Джефферсона арестовали, — Виктория говорила быстро, краснея. — А я поступила в Блэквелл только из-за него, а он оказался психопатом. Он… Рэйчел Эмбер и Кейт… Она резко замолчала. — Я удалила все ссылки, которые нашла, имеющее отношение к видео с Кейт. Все, что случилось, вся эта херня… Я не хочу во всем этом участвовать. — Рада слышать это, Виктория. Кейт становится лучше. — Я хочу сказать ей, как… как мне жаль. Но не думаю, что смогу когда-нибудь искупить свою вину. — Кейт большего и не надо. — Макс взглянула на вывеску «Двух Китов» с любовью. — Ты удивишься, но она сильней, чем это может показаться. Думаю, с ней все будет хорошо. Нижняя губа Виктории задрожала. Она выглядела маленькой и хрупкой. — Нейтана положили в психиатрическую клинику имени Святой Димфны, — сказала она тихо, почти шепотом. — Ему там не место. Все началось с Нейтана, им и закончилось. Макс раньше никогда об этом не задумывалась, но теперь ее сознание рисовало ей яркие картины, она тяжело задышала, снова мысленно оказавшись в том туалете. Она увидела ярко-красный бомбер Нейтана, грозный блеск пистолета, его панику. Она увидела, как он припал к земле и в отчаянии затряс Хлою за плечо, проклиная все в истерике. Его затрясло от рыданий. Когда Уэллс и Дэвид вломились внутрь, он кричал, разбивая кулаки в кровь об кафель. Он даже не заметил, что там была Макс все это время. Нейтан связан с Хлоей. Сам того не зная, он обрел нечто общее с Макс в тот день. Нравится ему или нет, но именно от него может зависеть, найдет ли Макс покой. Она должна понять, должна узнать. Время больше не имело значения. Это была новая реальность, это было, мать его, верное решение. Она доведет дело до конца. *** Психиатрическая клиника имени Святой Димфны находилась в двадцати минутах езды на автобусе от Блэквелла. Это было грозное кирпичное здание, покрашенное в темно-синий цвет, окруженное деревьями, густыми кустарниками и запутанными мощенными галькой дорожками. Оно находилось на вершине горы, возвышаясь над городом. Макс была единственной, кто вышел на этой остановке. Она почувствовала запах свежескошенной травы и краски, когда прошла главные ворота. Под ногами приятно заскрипела галька. Ей теперь казалось смешным, как она представляла, пока ехала в автобусе, что кругом будут пациенты в смирительных рубашках и суровые санитары. Она нагнулась, чтобы сорвать желтый нарцисс с клумбы, и стала крутить между пальцами цветок, увидев вход в больницу. Зайдя внутрь, Макс оказалась в теплом приемном отделении, стены которого были покрашены в синий. Внутри не царила мертвая тишина, не было жутко. Было похоже на самую обычную старую больницу. Девушка на ресепшене была одета в спортивный ярко-розовый кардиган и подходящую к нему розовую юбку, из-за чего она была похожа на фламинго. Она поздоровалась с Макс и искренне улыбнулась, что несколько успокоило ее. — Вы пришли кого-то навестить? — спросила она. — Да. Я к Нейтану Прескотту. Девушка подняла свои тонкие брови от удивления, но ничего не сказала. Она повернулась к компьютеру, слишком старому для 2013 года, и ее пальцы быстро заскользили по клавиатуре. Это заняло несколько секунд. Прежде, чем Макс успела что-то сообразить, ей вручили пропуск из глянцевой бумаги, на котором было написано: «Посетитель». Ее влажные пальцы немного скользили из-за бумаги, когда она пыталась приколоть его к толстовке. — Он в 228, — сказала ей девушка. — Имейте в виду, что кто-нибудь из сотрудников будет следить за вами во время вашего визита. Макс ожидала подобного, но внутри у нее все сжалось от мысли, что за ней будут наблюдать. Это будет самым нелепым моментом в ее жизни. Но она пришла сюда ради Хлои, и в меньшей степени ради себя, и в еще меньшей степени ради Виктории, так что Макс вежливо улыбнулась девушке в приемной и направилась к лифту. Стены лифта были увешаны помятыми листовками и красочными плакатами, советовавшими мыслить позитивно. Макс тщательно рассматривала их после того, как нажала кнопку третьего этажа. В лифте звучала медленная меланхолическая музыка. Нечто подобное играло в комнате Хлои, и Макс приняла это за знак. Двери лифта открылись, и Макс чуть не ослепла от белизны коридора. Стены были покрашены в белый, светло-серый и голубой цвета. Макс обняла себя руками и вышла из лифта. Кругом было много людей, которые, как и она, тоже пришли в часы приема, чтобы навестить кого-нибудь. Они выходили и заходили в палаты, кто с шариками, кто с открытками, кто с пустыми руками. Здесь висело гораздо больше плакатов; люди ее возраста сидели на диванчиках и смотрели ситком, название которого Макс не могла вспомнить. Все казалось… нормальным. Определенно не пугающим, как она думала. К Макс подошел санитар в больничной форме темно-синего цвета, толкавший перед собой тележку с пустыми и полупустыми тарелками с ужина. Интерес, наверное, к ней был вызван тем, что она была совершенно одна. — Кого-то ищете? — спросил он. — Мне нужна 228-я палата, — ответила Макс. В отличие от девушки с ресепшна, санитар выглядел более чем удивленным. Это привело его… в недоумение. Он подозрительно молчал, пока не взял стопку документов. — Прескотт? Хм-м, хорошо, идите за мной, — сказал он. И Макс последовала за ним. Скрип ее ботинок о резиновое напольное покрытие заставил ее вздрогнуть. Они слишком быстро пришли к 228-й палате. У Макс не было больше времени на подготовку и на размышления, как к тому готовиться, так как санитар тут же открыл дверь. Макс зашла в комнату с мягкими желтыми стенами. Из нее открывался захватывающий вид на залив. В комнате стояли комод, тумбочка, односпальная кровать и два стула, на одном из которых сидел Нейтан Прескотт и смотрел в окно. Макс затошнило. Санитар постучал костяшками пальцев по двери. — Нейтан, к тебе первый посетитель. — Он повернулся к Макс с извиняющейся улыбкой. — Я буду здесь все полчаса, надеюсь, вы поймете. Это ради вашей безопасности. — Да-да, конечно. Все нормально. — Макс, застыв, смотрела на Нейтана, ожидая, что он узнает ее по голосу, придет от этого в ярость и начнет кричать, чтобы она убиралась отсюда. Но Нейтан даже с места не сдвинулся. Санитар сел на краешек кровати со своими документами и принялся их читать, отмечая что-то ручкой. Что ж, по крайней мере, ему есть чем заняться. Макс двигалась с осторожностью, едва дыша. Сначала она решила не присаживаться, но потом подумала, что будет нелепо, если она простоит все тридцать минут. Сделав глубокий вдох, она села на второй стул напротив Нейтана и стала ждать. Она ждала, что он скажет хоть что-нибудь или посмотрит на нее. Но он молчал. Нейтан выглядел по-другому без своего бомбера. Моложе, что ли. Макс вообще было странно видеть его не в Блэквелле. На нем была широкая небесно-голубая больничная форма с туго затянутым поясом. Его волосы были взъерошены, но одна прядь все еще падала ему на лоб. На его разбитых костяшках остались следы крови, напоминавшие о событиях того дня. Все его руки были покрыты царапинами. Глаза у него были стеклянными, взгляд был направлен куда-то вдаль. Казалось, что он сейчас спал с открытыми глазами. Макс с трудом начала: — Эм-м, привет, Нейтан. Это Макс. Тут она вспомнила, что они едва знакомы, между ними не было той ужасной ссоры на парковке, и поспешила добавить: — Макс Колфилд. Я училась в классе Джеф… в классе мистера Джефферсона. Никакой реакции. Он даже не моргнул. Что-то холодное и неприятное кольнуло ее в сердце. — Нейтан? Ты меня слышишь? — спросила Макс. — Он слышит. Он в таком состоянии со вчерашнего дня, — ответил за него санитар. — Не беспокойтесь. Возможно, он просто не хочет вам отвечать. Может, то, что он не хочет ей отвечать, не так уж и плохо. Макс придвинулась на стуле ближе к нему, положила ногу на ногу, но потом вернулась в предыдущее положение. — Я не знаю, что я здесь делаю, — сказала она — Это… сложно. Эти дни вообще были полной лажей. Во всех реальностях. Нейтан моргнул. Раз. Два. Но больше не было никаких признаков, что он ее слушал. Макс немного наклонилась вперед, от чего под ней заскрипел стул. — Как бы то ни было, — сказала она мягко, — я надеюсь, что тебе здесь станет лучше. Как бы это глупо ни звучало, на твой взгляд, тебе еще повезло. Я видела… людей, вроде тебя, которым повезло гораздо меньше. Правая рука Нейтана резко дернулась. Это выглядело, как что-то нервное. Его ногти были искусаны и сломаны. — Мне бы хотелось приходить и навещать тебя каждую неделю, — продолжила Макс. — Но только если ты не против, — она попыталась улыбнуться. — Но думаю, раз ты мне не сказал еще свалить отсюда, то я приму это за хороший знак. Нейтан сжал пальцы в кулак на правой руке и разжал их, пытаясь унять дрожь. Это было похоже на спазм. — Я пойду, дам тебе отдохнуть. Но я приду еще. На следующей неделе в это же время. — Она оглянулась через плечо на санитара, который был поглощен изучением документов, и снова посмотрела на Нейтана. — Говорят, что тебе придется пробыть здесь много времени, но ты… ты не должен считать, что это что-то плохое. Тебе это необходимо. Поверь мне. Тебе нужно поправиться. Его рука перестала дрожать. — Тебя все использовали, — сказала Макс. — Так что поправляйся и покажи им всем, на что ты способен. Она встала, кивнула санитару, и тот кивнул ей в ответ, собирая свои бумаги. Макс заметила на подоконнике маленькую пластиковую вазу с полевыми цветами, наполовину наполненную водой, поставила туда нарцисс, который все это время держала в руках, и направилась к двери. Не успела она дойти до нее, как санитар резко вскочил на ноги, от чего все бумаги лихорадочно разлетелись по комнате. Макс повернула голову и увидела на противоположной стене брызги воды и следы от листьев, а на полу цветы валялись в грязной луже и в осколках, которые остались от вазы. Цветок нарцисса лежал поникшим. Нейтан сжал в кулаки ладони, покоившиеся на коленях, сам сгорбился. Он не повернулся, так и смотрел в окно. Санитар вздохнул и опустился на колени, чтобы собрать осколки и содержимое вазы. Похоже, удар Нейтана был мощным. Санитар помотал головой, выражая одновременно недоверие и сожаление. — Прошу прощения, — сказал он Макс. — Не принимайте это близко к сердцу. Макс замешкалась, разглядывая Нейтана. В выдуманном раю Хлоя, возможно, закатила глаза и говорила ей немедленно уходить и никогда не возвращаться. Но Макс не собиралась так поступать. Это должно быть новое начало, это должен быть верный выбор. Хлоя будет ей гордиться, и она убедится, что эта вселенная будет самой лучшей. Она хотела доказать это и самой себе, что ее силы не даны ей, чтобы только все портить, погружать в хаос и разруху. Макс сделает все хорошо, как бы тяжело это ни было. Но легче сказать, чем сделать.