The Sense Of Me

Все не должно было встать на круги своя. По крайней мере, не так быстро. Макс думала, что ей предстоят тяжелые недели, что закроется Блэквелл, может даже и общежитие. Как она долгими днями и ночами будет скорбеть и мучительно размышлять, как можно было спасти Хлою Прайс, или как можно было остановить Нейтана Прескотта. Как ректор Уэллс будет стоять перед своим кабинетом с каменным лицом и говорить, используя в своей речи такие слова как «трагедия» и «тяжелая утрата», пока вокруг мелькали вспышки фотокамер, а репортеры приезжали со всех уголков страны в некогда старую тихую Аркадию Бэй, в которой теперь царит суета и горе. Возможно, приедут родители Макс, чтобы забрать ее обратно в Сиэтл, и она уедет отсюда раз и навсегда. Она заберет с собой только воспоминания и никчемные мысли о том, что «могло бы произойти», которые будут мучить ее по ночам. Ничего из этого не произошло. Жизнь в школе шла своим чередом как ни в чём не бывало. На двери женского туалета была наклеена ярко-желтая полицейская лента, вокруг присутствовала тяжелая странная атмосфера «будто ничего не произошло», которая исходила от каждого. Девушки теперь пользовались туалетом на третьем этаже, и все старались забыть о том, что было. Спустя время они действительно забывали. Что касалось Макс… Ее состояние нельзя было описать одним словом. Она была подавлена, сбита с толку, опустошена. Она рано ложилась спать, но не засыпала, ворочалась ночами напролет, которые были слишком жаркими и душными, чтобы думать о чем-либо. Макс не отвечала ни на звонки, ни на смс-ки родителей, проводила длинные солнечные вечера сидя на скамейке у маяка. Она просто смотрела вдаль, осознавая, с болью, что рядом с ней никого нет. Аркадия была построена около залива, и сейчас жизнь в неунывающем и обыденном городе продолжалась. Аркадия была в безопасности. Хлоя — нет. В голове Макс крутились тысячи «а что если» и «почему». Она не могла нигде скрыться от навязчивых голосов, которые зло упрекали ее в том, что она отобрала у семьи их единственную дочь, отобрала у самой себя единственную лучшую подругу, отобрала у мира его веселое, прекрасное, великолепное безумное дитя. Хлоя могла стать кем угодно. Она могла столько всего дать этому миру, и тот столько же бы отдал ей в ответ. Мог бы. Должен был бы. Макс думала о днях прошлого, которые были уже мертвы и похоронены, от которых ей становилось плохо. Иногда ночью, когда она лежала в кровати без сна с красными и опухшими глазами, Макс представляла, как бы сложилась жизнь, если бы она пожертвовала Аркадией Бэй. Она бы стояла и смотрела, как город разрушается, погибает, разносится в прах. Смотрела бы, как все, кого она когда-либо знала, погибают в этом шторме, который не знает жалости и разрушает все на своем пути. Но тогда Хлоя бы выжила. С ней бы все было хорошо. Гибель Аркадии была бы похожа на то, что они показали средний палец самой линии времени, что высунули язык перед самой жизнью. Среди руин, трупов и разрухи у Макс была бы лучшая подруга, и, может быть, будущее казалось более радостным и ясным. Если бы они уехали в Калифорнию, как хотели Хлоя и Рэйчел, если бы Макс стала фотографом, а Хлоя… впрочем неважно, кем стала бы Хлоя, и, разумеется, добились бы успеха в таком городе как Лос-Анджелес… было бы так лучше? Спала бы Макс лучше по ночам, если бы она пожертвовала многими ради нее одной? Обвиняла бы ее Хлоя или поняла бы? Спустя три дня после похорон, Макс пришла к ней домой, поднялась по ступенькам к ней в спальню и, впервые, поняла, что Хлои здесь больше нет и не будет. Открыв дверь, она с ужасом заметила, что все, абсолютно все было таким, каким оставила это Хлоя. Гора вещей, разбросанные стопки плакатов с Рэйчел Эмбер, пепельница в форме черепа, в которой все еще покоилось множество окурков. В комнате еще пахло ею. Здесь еще жил ее дух. Макс подняла глаза и увидела надпись, сделанную Хлоей, на стене прямо над кроватью. Просто отпусти. Макс опустилась на краешек кровати, заплакала и тысячу раз извинилась перед Хлоей, которая стояла с сияющими крыльями в ее голове. *** — Вот и все. — Джойс вытащила последнюю вещь из шкафа Хлои. Это был ее любимый черный пиджак. Руки Джойс задержались на черной ткани, прежде чем она сложила ее в коробку, подписанную «Макс». Потом Макс закрыла ее и заклеила скотчем. Этот процесс затянулся на три с половиной часа, потому что они все время прерывались на плач, на воспоминание или на рассказ какой-нибудь истории, но, в конце концов, вся одежда Хлои и все ее личные вещи были разложены. Вся ее жизнь уместилась в несколько коробок, которые отправятся к разным людям в разные места. Макс взглянула на пустую комнату, ставшую теперь незнакомой и холодной, и сильно прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать. — Вы уверены, что хотите, чтобы я взяла все это? — спросила Макс. Ей предстояло взять с собой в общежитие две большие коробки. В первой была вся одежда Хлои и ее аксессуары, что накопились за долгое время. Макс знала, что она не то что надеть, просто достать, чтобы погладить, никогда не сможет. Мысли о содержимом второй коробки приносили ей еще больше боли. Старые праздничные открытки, игрушки из их детства, фотографии, которые были будто сделаны в другой вселенной. Вещи, на которые Макс даже не могла взглянуть, хоть некоторые из них она никогда не видела. — Иначе здесь все покроется слоем пыли. Я… — Голос Джойс сорвался, она потерла переносицу. — Я не знаю, что делать с этой комнатой. Я бы хотела оставить здесь все, как было, но… Она сильно изменилась. Когда Макс была маленькой девочкой, Джойс всегда создавала впечатление матери, которая всегда знает, что делать. Она всегда была сильной, язвительной сторонницей строгой дисциплины, но у нее было большое и доброе сердце. Она относилась к Макс как к собственной дочери с самых первых дней. Сама Макс знала, что глупо думать, задуматься даже на секунду, что Джойс так просто со всем справится. Она выглядела маленькой и разбитой, ее волосы были небрежно собраны в хвост. Джойс ходила босиком, на ней были голубые клетчатые пижамные штаны и рубашка, которая была ей велика на два размера. Ее глаза были красными и влажными, даже ее голос звучал по-другому. Он был глухим и звучал будто издалека. Раньше Джойс нельзя было увидеть в пижаме и без макияжа даже ранним утром. Сейчас было уже полшестого, а она выглядела так, будто только что проснулась. Когда приехала Макс, все шторы были задернуты, жалюзи опущены, от чего дом казался неприветливо холодным. Макс бы все отдала, лишь снова услышать знакомый стук каблуков Джойс на кухне или энергичный топот Хлои, спускающейся или поднимающейся по лестнице. Все было совсем по-другому, все было ужасно. Дэвида не было дома. Макс не знала, где бы он мог быть, но, когда она приехала, машина не стояла в гараже, и он до сих пор не вернулся. Было непонятно, вернется ли он вообще. Макс встала и обняла Джойс, которая прижала ее крепче к себе и стала всхлипывать, уткнувшись ей в плечо. Это казалось неправильным. Это Макс обычно плакала на ее плече, чтобы успокоиться после того, как она очередной раз сдирала колени во время игр на заднем дворе. Джойс утешала ее, давала конфетку, промывала рану, приклеивала два розовых пластыря с Барби на рану и вытирала ей слезы. Сейчас Макс чувствовала себя слишком юной и бесполезной, обнимая Джойс. Она не знала, что ей делать, что говорить. Когда Джойс отстранилась от нее, она села на матрас Хлои и подняла плед, валявшийся на полу. Она поднесла его к лицу и сделала глубокий вдох. С ее губ сорвался стон. Макс заглянула в шкаф и увидела последнюю вещь, что висела там. У нее появился комок в горле. Джойс вытерла слезы, проследив за ней взглядом. — Я не знаю, что с этим делать, — произнесла с запинками Джойс. — Это принадлежало той бедной девочке… — Я заберу это, — твердо сказала Макс. — Не беспокойтесь. — Спасибо тебе, Макс, — сказала Джойс. — Господи, ты такая сильная. Ты уже совсем взрослая. Не могу поверить, что ты так изменилась. Макс вынула одежду Рэйчел Эмбер из шкафа, аккуратно сложила ее и положила в коробку к остальным вещам Хлои, пока ее сердце бешено билось. — Вовсе я не сильная, — призналась она. — Уж посильней меня, — ответила Джойс, пытаясь улыбнуться. — Эти дни были такими… боже, они были ужасными. Макс опустилась на замотанную скотчем коробку, в которой лежало постельное белье и подушки, и обхватила голову руками. — Хлоя вас очень сильно любила. — Она была действительно хорошей девочкой. Она просто запуталась. Я себя чувствовала такой беспомощной после смерти Уилльяма и просто смотрела, как она шла ко дну. Ее сердце было разбито. Но я… Я никогда и подумать не могла, что она… — Слова повисли в воздухе. Джойс стала тереть глаза и трясти головой, будто она пыталась проснуться от ночного кошмара. — Я должна была сказать ей. — Она всхлипнула. — Я надеялась, что она возьмет себя в руки, и мы снова станем семьей. Я думала, что нам просто нужно немного времени. Я должна была сказать ей, как, — у нее сбилось дыхание, — как я ей гордилась. — Она знала, Джойс. Она знала. — Она связалась с этим Прескоттом, — она словно выплюнула это имя с ядом. — Этого я не понимаю. И, наверное, никогда не пойму. Но этот парень забрал у меня мою маленькую девочку, неважно, что за псих манипулировал им. Надеюсь, он сдохнет. — Вы видели его? После ареста? — Нет. Я слышала, что у него было что-то вроде нервного срыва, и его поместили в психушку. — Она фыркнула. — Ему крупно повезло. Дэвид был готов пойти на крайние меры после того, что он сделал с нашей Хлоей. — У нее задрожали руки, когда она вцепилась в ткань пледа. — Хлоя не причинила никому вреда. Только себе. Она не заслужила этого, Макс. Сердце Макс облилось кровью, она была в полном отчаянии, готовая погрузиться в него насовсем. Все, что она натворила, все выборы, что она сделала, привели к этому. К Джойс, которая рыдала в пустой комнате, не представляющей, как все это пережить. Казалось, что стены сужались, и Макс стала задыхаться. Она стала бродить взглядом по комнате, пытаясь отвлечься, чтобы хоть немного прийти в себя. Она увидела фотоаппарат. Ее фотоаппарат, точней, фотоаппарат Уилльяма теперь. Она машинально взяла его в руки. Джойс шмыгнула носом и сказала: — Она хотела подарить тебе его на твой день рождения. Собиралась отправить его в Сиэтл. — Она скомкала плед. — Она понятия не имела, что ты вернулась в Аркадию Бэй. Мне бы хотелось, чтобы вы встретились. Тогда бы она вручила его тебе лично. Макс не заметила, что сама заплакала, пока одна слезинка не упала прямо на фотоаппарат. — Возьми его, — продолжила Джойс. — Она хотела, чтобы он был у тебя. И Уилльям тоже. Ему всегда нравилось, как ты фотографируешь. Макс кивнула; у нее пересохло в горле, от чего она не могла сказать ни слова. Слова исчезли, испарились. Джойс встала и подошла к коробкам, схватила на миг Макс за руку, сжав ее. — Я отвезу тебя обратно в Блэквелл. Помоги мне отнести эти коробки. Макс встала на свои подкашивающиеся ноги и взглянула на Джойс снова. Ее знакомый запах, запах ее духов с экстрактом ванили, одновременно успокаивал ее и огорчал. — Джойс, — сказала Макс. — Простите меня. — Милая, — Джойс цокнула языком и мягко обняла ее за плечи. — Не глупи. За что ты можешь извиняться? Макс тяжело вздохнула. Дорога до Блэквелла была тяжелой и тихой. Когда Макс подняла все коробки к себе в комнату, она засунула их под стол, не срывая скотч, который держал коробку прочно закрытой. Она не могла открыть их. Она не могла снова все это вспоминать. Не сейчас. *** Макс бы не выбрала мисс Доннелли как замену предыдущему преподавателю по искусству. Она только что окончила колледж и была полна энтузиазма, но тяжелая атмосфера, которую оставил за собой человек, чье место она теперь занимала, все еще висела на каждом занятии, и, как результат, мисс Доннели сильно боялась хоть как-то взаимодействовать со своими учениками. Став жертвой лекции Уэллса о том, что не надо делать, и о чем не следует говорить, она стала параноиком. Настроение в школе в целом поменялось. Учителя нервничали во время уроков и избегали общения с учениками. Даже мисс Грант, шокированная событиями предыдущей недели, потеряла всю свою жизнерадостность. Ее не покидала мысль, что излишне дотошный надзор, за который так ратовал Дэвид, мог спасти жизнь Хлои хоть как-то. Теперь ее мучило чувство вины за ее ретивые акции в попытках помешать ему. Макс очень хотела ей сказать, что она ничего не могла сделать. Никто не мог ничего сделать. Но она не смогла. Она не могла рисковать и распространяться о том, чего бы ей знать не следовало. Иначе она снова повлияет на естественный ход событий и опять все испортит. Ей нельзя было снова отматывать время. Она не пользовалась своими силами с того самого дня и не собиралась ими пользоваться когда-либо еще. Теперь она жила в постоянном страхе, что ее что-нибудь выдаст, и ей снова придется все исправлять. Она не хотела снова быть в опасности, особенно после того, как Хлоя встретила свою неизбежную судьбу. Несомненно, вокруг нее существовала невидимая сложная сеть из задуманных судеб, и Макс не собиралась хоть как-то вмешиваться в них. Она боялась, что в следующий раз одной только Аркадией Бэй дело не ограничится. После очередного урока искусства с мисс Доннели, на котором она что-то бессвязно рассказывала о технике управления перспективами, пока ученики усиленно делали вид, что внимательно ее слушают, Макс зашла вместе с Кейт в школьную кафешку. Если и существовало что-то хорошее в этом времени, так это Кейт. Ей стало лучше. Когда удалили видео, пока вся школа гудела из-за того, что случилось с Хлоей, у Кейт появилось время на то, чтобы прийти в себя, и в этот раз она получила поддержку, в которой нуждалась. Макс купила ей чашку горячего чая, и они вышли на улицу, где стали греться под лучами вечернего солнца. Они сели за один из столиков перед школой и стали разглядывать окружающих. Кейт снова начала рисовать. Ее рисунки были яркими и красочными, она будто вдохнула в них жизнь. Теперь Макс хотелось жить в мире, выдуманном Кейт, больше, чем в реальном мире. Они никуда не спешили, кругом было тихо. Время пришло. Макс глубоко вздохнула. — Кейт? — Да? — Она рисовала на полях тетради. — Я лишь хотела сказать тебе, что если нужно будет поговорить о том, что с тобой произошло, можешь обратиться ко мне. Я всегда буду готова тебя выслушать. Кейт вопрошающе посмотрела на нее, наклонив голову. — Мы говорили о видео, Макс. Я преодолела это. Макс обхватила свою кружку руками. — Я не про видео говорю. Кейт замерла, прижав ручку к бумаге. — Ты не должна говорить о том, о чем не хочешь говорить, — быстро добавила Макс, краснея. — То, что произошло с тобой, было ужасно, и хочу, чтобы ты знала, что ты не одинока. Ты пережила это, Кейт. Кейт смотрела вниз. — Макс, если ты не против, я бы не хотела говорить об этом. — Кейт… — Все нормально. Я получила помощь. Я встречаюсь со своим терапевтом три раза в неделю, и мои родители собираются приехать ко мне на следующей неделе. Макс молчала. Кейт взглянула на нее, и выражение ее лица смягчилось. — Прости. Я знаю, ты просто пытаешься помочь, но я пока не готова говорить об этом. Я еще сама пытаюсь разобраться, что произошло. Макс кивнула. — Конечно. Не торопись. Я буду рядом, если ты захочешь когда-нибудь поговорить. Кейт улыбнулась. — Ты хороший друг, Макс. И очень храбрая. Я не знаю, как ты все это пережила, зная, как вы с Хлоей были близки. Честно говоря, случившееся Макс восприняла как трагедию. Под глазами появились круги, так как она не спала по ночам, еда казалась безвкусной, и каждый раз, когда она видела свой фотоаппарат, она вздрагивала. Она так хорошо «держалась» не потому, что она была сильной или храброй, а только потому что она столько раз теряла Хлою, что уже со всем смирилась в этой реальности. Ее самообладание — это отречение всего, что она узнала. Теперь она ожидала самого худшего, и, наверное, так и будет жить с этим чувством. Она сдалась. Это ее судьба, ее удел. Может это ее наказание за все то, что она вечно все портит. Конечно, Макс ничего не сказала Кейт, даже не намекнула. Вместо этого она перегнулась через стол и сжала руку Кейт, улыбаясь. — У меня замечательные друзья, — сказала она. — Вот как я все это пережила. *** Девушка с ресепшена в больнице имени Святой Димфны удивленно подняла свои тонко выщипанные брови, когда увидела нервно улыбающуюся Макс в проеме двери. Макс не винила ее. Если честно, она сама от себя была в шоке, что все же снова пришла сюда. Ее не покидало чувство беспокойства, но она пыталась игнорировать его. Макс неловко помахала ей рукой. — Привет, — сказала она. — Ты пришла. — Девушка встала из-за стола, взяв один из пропусков для посетителей, чтобы вручить его. — Рада тебя видеть. Макс пожала плечами, улыбнувшись еще раз. Она несколько сомневалась, но, понадеявшись на удачу, она спросила: — Это правда, что я его первый посетитель? Лицо девушки приняло необычное выражение, она села обратно на свое место, сжав губы. — Ты его единственный посетитель, милая. Пока что, во всяком случае. Сердце Макс бешено забилось. — Серьезно? — Я уверена, ты знаешь, кто его родители. — Это не было вопросом. — Да, я знаю, но, — Макс замолчала и взглянула на двери, словно могла увидеть за ними Нейтана, — прошло уже две недели. — Боюсь, здесь такое не редкость. Много семей не представляют, как общаться с любимым ребенком, который совершил преступление, особенно, хм, такое серьезное. Макс стало интересно, специально ли Прескотты отдалились от Нейтана, чтобы не запачкать себя, будто они ни при чем. Она разозлилась от этой мысли. Макс удивилась, что в ее груди разгорелась злоба. Заметив в ней эту перемену, девушка с ресепшена по-доброму улыбнулась ей. — Приятно видеть, что хоть кто-нибудь беспокоится о нем, — сказала она. Макс не знала, что на это ответить, поэтому промолчала, лишь кивнув, и прицепила пропуск к толстовке как в прошлый раз. Она попрощалась с девушкой и отправилась к уже знакомому лифту, где нажала кнопку третьего этажа. Лифт резко дернулся и заскрипел. В этот раз подъем занял больше времени, как ей показалось. Двери со свистом открылись. Несколько семей слонялись по коридорам вместе с пациентами. Они задумчиво рассматривали Макс, пока она проходила мимо телевизора. Она направилась к палате 228 по широкому коридору. Макс остановилась перед дверью, сомневаясь, нужно ли ей дождаться санитара или медсестру. Она думала, что вряд ли можно просто так заходить к Нейтану даже в приемные часы. Как по волшебству, из смежной комнаты вышла молодая уставшая девушка в форме персонала, что-то быстро писавшая на планшете, параллельно поправлявшая длинную прядь черных волос, что упала ей на глаза. Она остановилась, увидев Макс. — Привет. Ты заблудилась? — спросила она ее. — Нет, эм, простите, я пришла к Нейтану Прескотту, но, думаю, мне нужно спросить разрешение у кого-нибудь из персонала. Повисло напряженное молчание. Оно настолько затянулось, что Макс стало жарко от неловкости ситуации. — К Нейтану Прескотту? — переспросила наконец медсестра. — Ага. — Макс достала телефон и увидела, что часы показывали четыре часа и три минуты. — Сейчас же приемные часы. — Да, конечно, прости. — Медсестра искренне улыбнулась, и Макс немного успокоилась. Она спрятала ручку в карман своего халата. — Ты, должно быть, девушка Нейтана, верно? У Макс глаза расширились. — Ох, нет. Я… нет. — Да? Прости. Стив — он приглядывал за вами на прошлой неделе — сказал… В смысле, он предположил… — Нет, — сказала Макс, мотая головой, чувствуя, как краска приливает к ее щекам. — Нет, я просто учусь… точней, училась в Блэквелле с ним. — Ну так или иначе, рада, что ты снова пришла. — К удивлению Макс, медсестра пожала ей руку. — Меня зовут Нелл, кстати. Я веду одну из групп, собрания которых пациенты посещают каждый день. — Макс, — представилась она, отвечая на рукопожатие. — Нейтан посещает подобные собрания? Она с трудом могла представить нечто подобное. Ухмылка на лице Нелл говорила сама за себя. — Не-а. Я пыталась заставить его прийти хотя бы на одно собрание, но он пока не слишком сговорчивый. — Она цокнула языком. — Это не важно. Он придет. Это не самый худший случай, что мне довелось видеть. Макс в это слабо верилось. Она взглянула на дверь через плечо. — То есть, он сейчас там или?.. Нелл кивнула. — Он редко выходит. Но, как я уже говорила, он поправится. Ему лишь надо немного времени. Макс еле-еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Подобные фразы начали ее уже бесить. — Он… в порядке? — спросила она. Нелл ничего не ответила и лишь прикусила свою губу, но Макс все поняла. — Я не хочу злить его лишний раз, — сказала Макс. — Я могу уйти. Нелл прошла мимо нее и жестом показала следовать за ней. — Не знаю, может он будет счастлив увидеть тебя. Заходи. Макс зашла за ней, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Нейтан — и счастлив ее видеть? Ее нервы были на пределе. Интересно, есть ли еще предметы в комнате Нейтана, которые он снова запустит ей в голову? Комната несколько изменилась. Появилась еще одна подушка, кровать не была застелена. Подобное постельное белье обычно выдают в самолетах. На ней валялись две потрепанные и замусоленные книги, которые Макс едва смогла разглядеть. Возле кровати стояла наполовину полная бутылка воды. Нейтан сидел на том же стуле, только теперь он был повернут в сторону двери. Макс бы не удивилась, узнав, что он ни разу не дернулся с места с ее прошлого визита. Он не поднял головы, когда они вошли в палату. У него был все тот же остекленелый взгляд. Макс подумала, что он бы даже не заметил машину, въехавшую в ближайшую стену. Нелл закрыла дверь и подошла к кровати, на которую села, положив на колени планшет. Занявшись своими делами, она ободрительно улыбнулась. Макс медленно подошла к стулу, что стоял напротив Нейтана, скрестив руки на груди. Он выглядел уставшим и подавленным. Макс выдавила из себя улыбку, но он даже не обратил на это внимание. Их разделял столик, на котором стоял красный треснувший поднос с недоеденным обедом. Макс нагнулась, чтобы посмотреть на содержимое, поморщив нос. Сэндвич из индейки с сыром выглядел безвкусным, упаковка майонеза вообще стояла нетронутой. Он съел яблоко и не притронулся к вазочке с заплесневелыми фруктами. Больничная еда оставляла желать лучшего. — Должно быть, это не очень вкусно, — отметила Макс. Нейтан никак не отреагировал. — Мне разрешили приносить тебе еду. Я принесу тебе что-нибудь вкусненькое на следующей неделе. Что думаешь об этом? Ничего. — Как ты себя чувствуешь сегодня? Не получив ответа, что неудивительно, она повернулась к Нелл. Та была с головой в работе и даже не слушала ее. Макс покачалась из сторону в сторону, чтобы поймать взгляд Нейтана. Он даже не дернулся. Так как у нее кончились идеи, а он все равно не отвечал ей, она сказала: — У нас новый учитель по искусству. Она ужасна. Над ней даже Виктория не потешается. Он медленно моргнул. Макс приняла это за хоть какой-то прогресс. — Я уверена, что Виктория скоро придет навестить тебя, — мягко продолжила она. — Ей этого очень хочется. И она все время думает о тебе. Ей просто тяжело, понимаешь? Вот тебе еще один повод, чтобы скорей поправиться. Тогда Виктория сможет прийти. И вы снова будете веселиться. Она обернулась и заметила книги. Макс встала, чтобы взять их и положить на стол, после чего стала пристально изучать обложки. Если верить аннотации, то они были написаны в жанрах фантастики и ужасов. Названия были ей знакомы, автором был некий Т.С. Бейкер, и Макс попыталась вспомнить, где могла слышать это имя. Она провела пальцами по стертым буквам, как ее резко озарило. — Ой, конечно же, — она улыбнулась. — Уоррен с ума сходит по этой саге. — Она взглянула на Нейтана. — Ты помнишь Уоррена? Он вместе с нами ходит в школу. Он мой друг. Тот еще ботаник. Он любит всякое такое. Безмолвие. Макс смотрела, как вздымалась его грудь, когда он дышал. — Прости, — она обратилась к Нелл. — Не знаешь, есть ли в библиотеке остальные книги из этой серии? Не думая, Нелл помотала головой. — Не-а. Я точно знаю. Это самые популярные книги здесь, но начальство не может распорядиться бюджетом так, чтобы хватило на остальные книги. Сколько их там, двенадцать? Макс кивнула. — У моего друга Уоррена есть все книги. Коллекционное издание, между прочим. Она положила книги на кровать и села на свое место, положив руку на столик. — Нейтан, я попрошу своего друга дать мне следующую книгу, и когда я приду к тебе на следующей неделе, я одолжу её тебе, хорошо? Двадцать минут тянулись медленно, но ей не было некомфортно. Макс пыталась подстроиться под Нейтана, говорила с ним спокойным голосом, не повышая тона, не ожидая агрессии или злобных криков. Так что все прошло гладко. Она рассказывала ему, как Бигфуты сыграли против Рейзербэков, хоть она и мало что в этом понимала. Она рассказывала, как Уоррен обожал фэнтези и научную фантастику, пусть даже и дольше, чем требовалось. Но Нейтан не перебивал ее, не выглядел раздраженным, так что она подумала, что все делает правильно. Она рассказывала ему о школе, о том, как ей тяжело дается естествознание, о том, какой одновременно неусидчивой и скучающей она бывает на английском. Потом она рассказала ему о новом фотоаппарате, и как она хочет стать фотографом в один прекрасный день. Макс даже не знала, слушал ли ее Нейтан. Однако когда Нелл вдруг встала и сказала, что время вышло, она почувствовала разочарование, что сильно поразило ее. — Увидимся на следующей неделе, да? А пока не раскисай. Нейтан взглянул на нее. Его взгляд остановился на ее лице. В его глазах было столько жизни, что это застигло Макс врасплох. Она не могла понять выражение его лица. В нем одновременно была куча эмоций, и в то же время ничего. Но Нейтан смотрел на нее, он не выглядел злым, рассерженным или грустным. Он просто… смотрел на нее. Без каких-либо чувств. Макс даже не смогла сразу же встать и уйти. Он пристально смотрел, как она шла к двери. Она развернулась и слабо улыбнулась ему, стоя в дверях, прежде, чем уйти. Но она могла поклясться, что буквально на одну секунду она заметила, как он кивнул ей в ответ. *** Когда Макс возвращалась обратно в Блэквелл на автобусе, она, забравшись на сидение вместе с ногами, достала телефон. Она нашла контакт Уоррена и написала ему смс-ку. У тебя еще остались те книги Бэйкера? Ответ пришел меньше, чем через минуту. Старый добрый Уоррен. О да! Наконец ты открыла для себя шикарный мир Бэйкера Можно мне взять третью книгу? У тебя уже есть две книги?! И ТЫ МНЕ НЕ СКАЗАЛА?! Макс-Макс-Макс. Конечно можешь. Я занесу её тебе в комнату позже. Она положила телефон обратно и откинулась на спинку сиденья. Через окно она наблюдала, как больница исчезала из вида, освещенная ярким золотым светом заката.