Lullaby

— Ну по­чему так всег­да? Ты обе­щал Кар­на­вал Ужа­сов, а мы вмес­то это­го ока­зыва­ем­ся в ка­кой-то про­пах­шей на­возом ды­ре! Хо­тя Эми и вор­ча­ла, он ви­дел, что они с Ро­ри все же с лю­бопытс­твом при­нялись ог­ля­дывать­ся по сто­ронам, ког­да ока­зались на этой уз­кой мо­щен­ной се­рым кам­нем ули­це, ко­торая из­ви­валась, кру­то за­бирая вверх, меж­ду та­кими же се­рыми, на­виса­ющи­ми друг над дру­гом ка­мен­ны­ми до­мами с тя­желы­ми де­ревян­ны­ми став­ня­ми. Ма­лень­кая де­ревуш­ка на краю ущелья, ле­пив­ша­яся к поч­ти от­весно­му по­рос­ше­му тем­ны­ми еля­ми скло­ну, вся бы­ла се­рой, сты­лой, неп­ри­ют­ной. Об­ле­тев­шие листья ос­та­вили де­ревья бес­по­мощ­но про­тяги­вать тон­кие чер­ные вет­ви, и толь­ко ди­кий ви­ног­рад, то тут, то там оп­ле­та­ющий ка­мен­ные сте­ны и гор­ба­тые кры­ши при­земис­тых до­мов, еще тор­жес­тво­вал в сво­ем царс­твен­ном баг­рянце. День кло­нил­ся к ве­черу, и все здесь на пер­вый взгляд ка­залось вы­мер­шим, но за­пахи не мог­ли об­ма­нуть: в хо­лод­ном проз­рачном осен­нем воз­ду­хе тер­пкая го­речь пре­лой лис­твы и ды­ма из ча­дящих ка­мин­ных труб ме­шалась с тя­желым гус­тым ду­хом че­лове­чес­ко­го жилья, в ко­тором ни­чего не ме­нялось сот­ни лет — пас­ли овец, пря­ли шерсть, пек­ли хлеб — жизнь в этом за­терян­ном ми­ре слов­но ос­та­нови­лась, зас­ты­ла в тя­гучем бес­ко­неч­ном без­вре­менье, как му­ха в ян­та­ре. — Иног­да все не то, чем ка­жет­ся, Эми Понд, — на­зида­тель­но со­об­щил Док­тор. — И вот я те­перь точ­но ка­жусь пол­ной иди­от­кой в этом на­ряде, — Эми стя­нула с го­ловы ведь­мин кол­пак с боль­шой пряж­кой, вру­чила его Ро­ри и, вздох­нув, ре­шитель­но пош­ла впе­ред. Это бы­ло мож­но и да­же нуж­но — ни­чего не объ­яс­нять. Не­лепая дер­га­ность па­яца, иди­от­ские шут­ки, вне­зап­ная гру­бость и до­сад­ные про­махи, до­пущен­ные вро­де бы по ге­ни­аль­ной рас­се­ян­ной неб­режнос­ти, но на са­мом де­ле не­осоз­на­ва­емо на­мерен­ные — как в цир­ке сос­коль­знув­шая под ба­рабан­ную дробь но­га ка­нато­ход­ца — ще­кота­ли нер­вы пуб­ли­ке, зас­тавляя ее то пла­кать, то сме­ять­ся, то уми­лять­ся, то не­годо­вать, и при­дава­ли жи­вость все­му пред­став­ле­нию, ими­тируя то, что рань­ше дей­стви­тель­но бы­ло нас­то­ящим, а те­перь ста­ло лишь на­бором тща­тель­но вы­верен­ных реп­лик, поз и ре­марок для этой бе­зум­ной и блес­тя­щей пь­есы, в ко­торую прев­ра­тилась его жизнь. Ес­ли бы не ее ка­русель­ная пес­тро­та, так удач­но не ос­тавляв­шая вре­мени и мес­та для реф­лексий, он — ны­не меж­га­лак­ти­чес­кий шут и са­мый луч­ший во­об­ра­жа­емый друг во все­лен­ной — мог бы, на­вер­ное, да­же за­думать­ся, кем же все-та­ки на са­мом де­ле был боль­ше — кук­ло­водом или кло­уном. По его ли при­хоти все при­ходи­ло в дви­жение и пля­сали эти так за­вися­щие от не­го че­лове­чес­кие фи­гур­ки, или прос­то он сам, на­мер­тво при­па­ян­ный все­ми ко­неч­ностя­ми к ни­тям их жиз­ней, все­го лишь об­ре­чен­но дер­гался, как ба­боч­ка в па­ути­не, под вос­хи­щен­ные вздо­хи зри­телей спле­тая эту ре­аль­ность из их же ожи­даний и кап­ри­зов. В лю­бом слу­чае, всех, ка­жет­ся, ус­тра­ива­ло та­кое по­ложе­ние дел — и его са­мого в пер­вую оче­редь. Крас­ный шарф и ры­жие во­лосы Аме­лии Понд мель­кну­ли впе­реди — яр­ким пят­ном на фо­не гру­бой се­рой сте­ны, ког­да Док­тор вдруг спот­кнул­ся и зас­тыл, ус­та­вив­шись на неп­ри­мет­ную де­ревян­ную дверь низ­ко­го тем­но­го врос­ше­го в зем­лю до­ма. Круг­лая мед­ная рез­ная руч­ка две­ри, на ко­торую он нап­ря­жен­но смот­рел, не­ожи­дан­но ожи­ла: сдви­нулись, смес­ти­лись и рас­цве­ли на ней при­чуд­ли­вые ви­тые ли­нии, сло­жив­шись на мгно­вение плав­ны­ми, вы­тека­ющи­ми один из дру­гого ле­пес­тка­ми, а по­том вне­зап­но вы­тяну­лись тон­ки­ми ши­пас­ты­ми стеб­ля­ми и сра­зу же пе­реп­ле­лись, изог­ну­лись в две ис­кусно впи­сан­ные друг в дру­га бук­вы. B W Он шаг­нул впе­ред еще до то­го, как ус­пел по­нять, что де­ла­ет. Про­тянул ру­ку, нер­вно ох­ва­тив паль­ца­ми эту двер­ную руч­ку, как буд­то хо­тел скрыть от всех, ос­та­вить толь­ко для се­бя од­но­го то, что она ему по­каза­ла, и вздрог­нул — ви­тые ли­нии тут же обож­гли ла­донь, мгно­вен­но врос­ли, впи­лись, вгрыз­лись сво­им ши­пами в плоть, ра­зод­рав ее до кро­ви. Он от­дернул ру­ку и бес­смыс­ленно ус­та­вил­ся на нее, гля­дя, как на со­чащей­ся крас­ным ко­же, слов­но све­жее клей­мо, прос­ту­па­ет и на­лива­ет­ся жа­ром тон­кий чет­кий кон­тур цвет­ка. Дверь не­ожи­дан­но скрип­ну­ла и при­от­во­рилась, приг­ла­шая в тем­но­ту. И Док­тор, не раз­ду­мывая, во­шел.