Слёзы небес

Бесплодность полицейских мер обнаруживала всегдашний прием плохих правительств — пресекая следствия зла, усиливать его причины. Василий Ключевский Рисса открыла глаза. За окном было серое хмурое утро. Вставать ей совсем не хотелось: сегодня был выходной, и у нее не было занятий в университете, однако ей предстояло совершить одно страшное дело… она бы все отдала за то, чтобы лучше сдать миллиард экзаменов подряд, но не делать того, на что пришлось решиться в силу обстоятельств после долгих дней, наполненных слезами и раздумьями. Она знала, что это строго запрещено законом, но тем не менее собиралась убить своего ребенка. Это была обычная история. Просто обычная история, каких много. Все началось очень и очень заурядно. Рисса родилась в обычной семье среднего достатка, однако ей повезло: природа наделила ее острым умом и хорошими способностями. Далеко не все жители Рулаэна могли позволить своим детям обучаться в старших классах или тем более в вузе, однако умная девочка блестяще сдала экзамены и пробилась на одно из немногих бюджетных мест на инженерном факультете. Однажды утром она собралась писать реферат и пошла в библиотеку; там с ней заговорил какой-то симпатичный обходительный юноша. — Ты с какого факультета? Тебя как зовут? — Рисса. Учусь на инженерном. — Очень приятно, я Ларк с физмата. Может, потом сходим вместе в столовую? — А что, давай, у меня на третьей паре окно. Прошло где-то месяца три, и Ларк начал склонять свою девушку, каковой он считал Риссу, к интимным отношениям. Та, будучи девушкой неглупой, поначалу отнекивалась, хотя Ларк был ей очень симпатичен. — Сам подумай, — она пыталась взывать к разуму своего парня, — средства контрацепции почти не достать, да и все они не дают гарантии. А если я забеременею? Пока что я не могу этого себе позволить; сначала надо закончить учебу, потом найти работу, проработать хотя бы год, чтобы у меня были хотя бы какие-нибудь выплаты по уходу за ребенком. Давай закончим институт, поженимся и уже тогда заведем детей. Ларку ее речи не понравились; он вполне резонно возразил, что любовь людей друг к другу имеет не только духовную, но и физическую составляющую. — Да нигде ты не найдешь гарантии ни на что, хотя бы на то, что нам с тобой сейчас на голову кирпич не свалится. Дело кончилось тем, что в итоге Рисса все-таки не устояла — она любила Ларка, да и природа требовала свое, ведь она была уже давно не подростком. Несколько месяцев все было прекрасно, однако потом девушка внезапно почувствовала себя плохо. Достав в аптеке тест на беременность, она похолодела от ужаса: он показал положительный результат. С этой новостью она побежала к своему любимому. — Ларк, у нас беда, я же тебя предупреждала! — рыдала она, размазывая по лицу косметику. Она ожидала чего угодно, но только не того, что произошло в следующую секунду. Она предполагала, что Ларк, который неоднократно клялся ей в любви, предложит ей выйти за него замуж, воспитывать ребенка вместе, однако юноша остался холоден и безучастен. — А ты не можешь от этого избавиться? — Как?! За это же и посадить могут… — Как, как, я вон слышал от соседки, что другие женщины как-то избавляются. Найди способ. — Я же тебе говорила, что нужно было сначала институт закончить! — плакала Рисса. — Ну как хочешь, я ребенка одна выращу! Воспитанная в обычной нормальной семье девушка чувствовала злость, опустошение и разочарование: она любила Ларка, надеялась на то, что они поженятся, родят детишек и будут жить как обычные муж и жена, но она даже не ожидала, что ее парень окажется банальным предателем и трусом, не настроенным ни на серьезные отношения, ни на семейную жизнь. На самом деле беды можно было бы избежать, изначально еще на ранних этапах знакомства обсудив свои потребности и приоритеты: Рисса хотела семью, Ларк был настроен только на интим безо всяких обязательств, однако теперь обоим приходилось хлебать последствия содеянного. Придя домой, девушка призналась во всем родителям; те, немного поразмыслив, встали на сторону Ларка. — Он тебе дело сказал, — сделала вывод мать. — Избавься от ребенка. Ты его растить не сможешь. Во-первых, ты не окончишь институт, никто не станет держать за тобой место, когда ты отправишься рожать. Во-вторых, на какие деньги мы все жить будем? Этот твой ухажер тебе даже деньгами на врача помочь отказался! — У него их нет, он еще студент! — вступилась за Ларка девушка. — А раз нет, нечего было тебя в постель тащить! — возмутилась мать. Отец всецело поддержал жену. — Я завтра поговорю с тетей Эвви, — пообещал он, — она сама так делала и знает способ. Рисса горько заплакала — она с детства хотела семью и детишек, но ее мечте не суждено было сбыться. Она слабо себе представляла, как развивается ребенок, и ей казалось, что у нее внутри уже настоящий младенец с ручками и ножками, просто пока что очень миниатюрный, но делать было нечего: родители были настроены категорически против, Ларк не собирался на ней жениться и растить малыша, а самой ей было не справиться — на работу никто не возьмет, поэтому ей оставалось лишь смириться с неизбежным. Отец сдержал обещание и побеседовал со своей двоюродной сестрой; та пожалела племянницу и дала брату координаты врача, который рисковал своей свободой и делал отчаявшимся женщинам незаконные прерывания беременности. Рисса выбрала время, договорилась с врачом, теперь оставалось лишь ждать этого страшного дня. Девушка мечтала о том, чтобы он никогда не наступил, но деваться было некуда, и вот он все-таки пришел. За окном шел дождь, как будто само небо оплакивало ее малыша, которому было так и не суждено появиться на свет. По окну сползла крупная капля, будто огромная слеза. В комнату заглянула мать. — Рисса, вставай. У тебя врач сегодня. Ее тон был таким спокойным, будто дочь собиралась не совершить уголовное преступление, к тому же рискуя собственной жизнью, а сделать какую-нибудь абсолютно безобидную процедуру — например, пойти лечить зуб или наращивать ресницы. — Я знаю, я уже не сплю. Дверь закрылась. Лениво потянувшись, Рисса встала с кровати, включила передатчик и стала слушать последние новости, одновременно с тем одеваясь. — … от экипажа «Дредлока» по-прежнему нет никаких вестей, — равнодушно вещал голос диктора. — К другим новостям. На Валории продолжается ожесточенное сопротивление нашей доблестной армии. Местные повстанческие ячейки постоянно организуют диверсии, однако повода для беспокойства нет: в скором времени все они будут обнаружены и уничтожены. Вздохнув, Рисса выключила передатчик и пошла умываться. Все как всегда, главнокомандующий Синоа делает вид, что скорбит по дяде, а на самом-то деле только рад тому, что вся власть теперь в его руках. Ну да ладно, сильные мира сего сами решат свои проблемы, а ей предстоит решить свою. Если бы не нерешительность Ларка, все было бы иначе… Всхлипнув, она погладила себя по плоскому еще животу. — Милый, прости меня, — шепотом обратилась она к младенцу, — но тебе сюда нельзя. Этот мир не для тебя, тебе в нем нет места. Бросив в сумку пакет, в котором лежали заранее приготовленные чистые полотенца и пеленки, она простилась с родителями и вышла из дома. * Придя домой после разговора со своим научным руководителем, Дэниэл не мог заснуть почти всю ночь — настолько сильно его волновало предстоящее мероприятие. В итоге он ненадолго сомкнул глаза лишь перед самым рассветом и проснулся лишь в одиннадцать утра; впрочем, это было не особенно критично — в этот день у него не было учебных занятий. Приведя себя в порядок, он покидал в сумку все необходимое в дороге и пошел в библиотеку, чтобы немного позаниматься до отъезда. В четыре часа они с профессором, как и договаривались, встретились около кафедры. — Здравствуй, Дэниэл. Ну что, готов, не передумал? — Здравствуйте, Иван Александрович. Нет, не передумал, напротив, весь в предвкушении. Все необходимое с собой взял. Профессор, казалось, заметил, что Дэниэл немного взволнован и испуган — впрочем, странно было бы ожидать другого. — А ты не переживай, у меня там в доме все необходимое тоже есть. Да и вообще, мы находимся в цивилизованной стране, если что понадобится — сесть на машину да сгонять до ближайшего райцентра не проблема! Дэниэл и Соколов сели в машину и отправились в путь. Примерно через три с половиной часа они все-таки добрались до нужного места — день был будний, на выезде из города было много пробок, да к тому же по дороге они проголодались и остановились в какой-то придорожной забегаловке, чтобы немного перекусить и выпить кофе. Дача профессора находилась в практически безлюдном месте — глухая деревня в несколько дворов была со всех сторон окружена лесом; достав из сумки телефон, юноша обнаружил, что сигнал сотовой связи отсутствует. — Иван Александрович, тут даже телефон не берет, — подметил он. — Я специально выбрал это место, тут никто не будет мешать и задавать вопросы. Соседи у меня все тихие, живут своим хозяйством, скотинка там, огороды, кто молодой — те в райцентре либо в самой Рязани в ПТУ да в институтах учатся, в деревне только на каникулах живут, а то автобус тут редко ходит и до него три километра по дороге топать, сам понимаешь, в город так не наездишься. Дэниэл молча кивнул. Профессор припарковал машину и открыл дверь в дом; на улице к этому времени начало смеркаться. Оба они сильно устали в дороге, а поэтому приняли решение не отправляться в свою научную экспедицию сразу же, а заняться делами завтра. Попив чаю с бутербродами, Соколов и его аспирант легли спать и почти мгновенно заснули. * Малоприятная медицинская процедура, которой так боялась Рисса, заняла совсем немного времени. Врач, немолодой лысеющий мужчина, не только не осудил, но и попробовал хоть немного подбодрить отчаявшуюся девушку — он прекрасно понимал, почему она оказалась именно у него в подпольном кабинете, а не в женской консультации, и с гораздо большей охотой занялся бы чем-нибудь другим, однако жестокие законы Рулаэна порой не оставляли жителям никакого выбора: он был последней надеждой для многих женщин, попавших в безвыходную ситуацию. Он сделал девушке укол, она почувствовала, как провалилась в сон, а когда пришла в себя, врач велел ей пару часов полежать, после чего разрешил идти домой. — Сочувствую вам, — сказал он на прощание, — но вы не беспокойтесь, еще родите себе желанного ребенка, когда у вас появится возможность его растить. Я профессионал, знаю, как и что делать, эта операция совершенно безопасна. Рисса разрыдалась — только что она уничтожила собственного ребенка, и осознание этого было для нее совершенно невыносимо. Врач все понимал, поэтому дал ей выплакаться, сказал еще несколько ободряющих слов и посоветовал какое-то время воздержаться от любых физических нагрузок. — Я не хотела этого делать, — всхлипывала она. — Я хотела семью. — А парень сбежал, да, — печально ответил врач. — Обычная история. Каждый день несколько таких слышу. — Он не сбежал, — причитала Рисса. — Он просто отправил меня избавляться от нашего ребенка. — Дам тебе хороший совет: брось этого негодяя. Он тебя недостоин, если так поступил. Он тряпка, а не мужчина. Собравшись с силами, Рисса поплелась домой, благо было недалеко; пару дней она отлежится, а потом — снова на учебу, иначе отчислят и глазом не моргнут, тем паче что она учится на бюджетном месте и не приносит руководству университета никакой выгоды. Проходя мимо магазина детских вещей, она ощутила невыносимую душевную боль и тоску: ведь совсем недавно, почувствовав в себе новую жизнь, она уже рисовала себе в воображении самые что ни на есть радостные картины будущего материнства — как она пойдет в магазин выбирать вещи для будущего малыша, будет покупать ему игрушки, книжки, детское питание… Будет ли это еще когда-нибудь в ее жизни? От печальных мыслей ее отвлекли внезапные странные звуки. Ошарашенная Рисса застыла на месте, еще толком не понимая, что происходит. Осознание было страшным: это были звуки выстрелов. Упав на землю за мусорным баком, девушка сжалась в комок: она поняла, что случилось. Об этом уже несколько месяцев поговаривали люди — то ее однокурсники на переменах в университете, то соседи во дворе за повседневными делами, то случайные горожане в транспорте или магазине. То и дело в столице и других крупных городах планеты вспыхивали стихийные бунты — озлобленные деятельностью своего командования руланы устраивали вооруженные протесты, требуя прекратить захватнические войны и заняться собственной экономикой. Те, у кого было хоть какое-то оружие, приносили его с собой и порой даже применяли против правительственных войск, которые патрулировали улицы днями и ночами. Рисса робко выглянула из своего укрытия. Какой-то высокий мужчина в военной форме дал очередь в воздух, крича: — Синоа на виселицу! Мир и свобода! — Мир и свобода! — отозвался нестройный хор других голосов. Лишь ближе к вечеру Риссе удалось выбраться из укрытия; девушка побрела домой, испуганно озираясь по сторонам. На мостовой в лужах застывающей крови осталось лежать несколько мертвых тел как в военной форме, так и в обычной гражданской одежде. * Валорийцы, оставшиеся на родной планете в оккупации, не собирались просто так сдаваться: они дали друг другу клятву, что прекратят сражаться с врагом только мертвыми. Представители партизанского движения Валории прятались в подземных коммуникациях столицы и других городов, то и дело устраивая диверсии против захватчиков, но те в свою очередь тоже были отнюдь не беззащитны и в свою очередь отвечали своим врагам тем же. Как-то раз руланы, отследив подземное укрытие валорийцев, пустили туда токсичный газ; все, кому не повезло в это время там находиться, погибли страшной смертью в чудовищных мучениях. Сопротивление на Валории ввиду отсутствия Квестара возглавил еще один бывший студент Гуннара — Рэвир. Это был совсем еще молодой, но отважный и решительный человек: для него главной ценностью была свобода — личная и свобода всей его родины, всех его соотечественников. Как-то раз поздним вечером Рэвир и его товарищи разговорились о своей прежней жизни и о том, что когда-то в далеком прошлом было их мечтой; для всех этих вынужденных солдат, которые раньше были простыми людьми — менеджерами, продавцами, учителями, студентами и даже старшеклассниками — это было одним из немногих способов не сойти с ума. — Когда удается выйти на поверхность, — сказал один, который раньше был уборщиком в больнице, — я смотрю на звезды. Считаю их, пытаюсь видеть там какие-нибудь образы и рисунки. — А я, — ответил второй, до войны работавший поваром в дорогом ресторане, — часто думаю о рецептах, особенно о сладостях. Если нам удастся из всего этого выбраться, я обязательно испеку вам огромный торт с ягодами и кремом. — И с орехами, — добавил кто-то. — И с орехами, — согласился бывший повар. — Я думаю о своих детях. Мне бы очень хотелось снова их увидеть и услышать их голоса. До первой бомбардировки они успели уехать на каникулы к моей теще, не знаю теперь, живы ли они вообще или уже нет. — Ну, а ты, Рэвир? — спросили они своего командира. Тот тяжело вздохнул. — А я в прошлом году как раз сдал госэкзамены и получил диплом. Хотел поступать в аспирантуру, но из-за руланов все мои планы рухнули. Ну да мой научный руководитель все равно пропал без вести. Давно никаких вестей ни от него, ни от Квестара. — Да, бедный Гуннар, — сочувственно произнес кто-то. — Хотелось бы надеяться на лучшее, — продолжал тем временем Рэвир. — Да только где оно, это лучшее? Я вот до войны еще хотел поехать в Ромин, у меня как раз оставалось еще два месяца до экзаменов в аспирантуру. Посмотрел буклет гостиницы, даже номер выбрал, сейчас иногда перед сном представляю себе дорогу и то, как бы я там жил и чем занимался. — Ну, может, еще поедешь, — поддержал его один из товарищей. — Там места красивые… были. — Именно что были, — ответил Рэвир. — А сейчас одни руины да пеньки обгорелые. А ведь такие там были и музеи, и парки, и леса… Еще один юноша по имени Малки украдкой всхлипнул. — А я там был. На каникулах у бабушки. С девчонкой там познакомился…