Слёзы небес

Оружие в руках сильных несет мир, в руках слабых — войну. Высказывание неизвестного автора Наблюдая за восходом солнца, Рэсп немного расслабилась и даже почувствовала себя относительно отдохнувшей; на ее глазах этот пока что загадочный и неизвестный для нее мир просыпался, оживал, наполнялся звуками — криками птиц и летающих ящеров, гудением и писком насекомых, шорохом листвы. Она с наслаждением вдохнула свежий чистый воздух, наполненный кислородом, и прошлась взад-вперед; скоро ей предстояло приступать к своим обычным обязанностям, но эти короткие часы после рассвета принадлежали ей и только ей. Неожиданно ее внимание привлек какой-то необычный шум, явно отличный от голосов животных в близлежащих зарослях. Коммандер знала, что валорийцы не станут нападать на нее первыми, но это все равно показалось ей подозрительным и настораживающим: мало ли что, тут полно опасных тварей, а договариваться с ними, как Квестар и его дружки, она не умела, если что, придется стрелять на поражение, и не факт, что она отобьется — некоторых местных тварей нелегко убить с одного выстрела даже из очень мощного оружия. На всякий случай она достала бластер, сняла его с предохранителя и осторожно двинулась в сторону источника шума; вскоре в поле ее зрения попала весьма странная парочка — светловолосый мальчишка-валориец, которому на вид было лет одиннадцать-двенадцать, и детеныш спинозавра, который, несмотря на свой юный возраст, был уже несколько повыше своего приятеля-человека — наверное, повыше даже самой Рэсп — и уж однозначно намного опаснее. Она замерла в недоумении и с опаской пригляделась к обоим. Парнишка был не вооружен, но при этом вел себя совершенно спокойно в обществе пусть еще очень молодого, но уже грозного хищника, способного выпустить ему внутренности одним взмахом своих страшных когтей. Везет им с их способностями к телепатии… попадись ей самой на дороге нечто подобное, она бы сразу попыталась с ним разделаться, пока он не съел ее на завтрак. Однако сейчас для нее самой эта парочка представляла определенную угрозу: конечно, рептилия не станет кушать своего валорийского друга, а вот ее вполне может счесть хорошим блюдом — обоняние у этой твари превосходное. Надо было действовать, и действовать быстро, если она хочет вернуться в лагерь живой. Недолго думая, коммандер подняла свое оружие и, даже особо не целясь, сделала два выстрела. Во время учений она безо всякого труда попадала в центр абсолютно всех мишеней и не промахнулась и сейчас: оба малолетки — ящер и валориец — повалились в траву с дырами в голове, не успев ни вскрикнуть, ни понять, что вообще произошло. Рэсп опустила руку с бластером, привычным движением убрала его назад, при этом ее лицо не выражало ровным счетом никаких эмоций — на нем не было ни страха, ни удовлетворенной улыбки. Досадная помеха ее уединению была устранена. Рэсп было не слишком приятно смотреть на трупы — нет, разумеется, она не собиралась никого жалеть, поскольку животных в принципе не воспринимала как равных себе, а из своих соплеменников питала теплые чувства разве что к своей семье, да и те давно остались в прошлом, и уж тем паче не боялась вида мертвых тел — за годы военной службы от ее руки погибли сотни, если не тысячи различных живых существ, скорее они создавали у нее ощущение неуютной неправильности, ведь кто-то только что смеялся, жил, испытывал чувства, но теперь лежит на земле бездыханной грудой мяса, которую скоро неизбежно затронет разложение! — поэтому она решила перейти в другое место и продолжить прогулку, однако тут ее заметили. Буквально лицом к лицу с ней оказался незнакомый валориец с короткими темными волосами — видимо, он приглядывал за мальчишкой либо пошел его искать; сейчас их разделяли только два трупа и расстояние двух вытянутых рук. Рэсп вздрогнула и приготовилась к обороне или бегству. Взрослый валориец, впрочем, не собирался нападать — он лишь посмотрел на нее широко распахнутыми от ужаса и недоумения глазами — она впервые в жизни видела такой взгляд. — Ты спятила?! — отчаянно закричал он. Рэсп отшатнулась и дернулась в сторону. Да кто он вообще такой, что позволяет себе ее осуждать? Что он вообще про нее знает?! — Ты совсем не в себе, рулан, — ее враг только покачал головой. — Такое творить… Коммандер пришла в ярость. Этот тип даже не понимает, кто она такая! Она, Рэсп, приближенная самого императора! — Между прочим, я вообще-то женщина, а не мужчина, — она снова потянулась за бластером, успев пожалеть о том, что уже спрятала его в кобуру. — Проваливай отсюда! — Тем более, — сказал валориец. — Женщина призвана давать жизнь, а не отнимать ее, тем более у маленьких детей. Это было самое худшее, что он мог в принципе сказать или сделать. С его стороны было бы куда разумнее, увидев явно агрессивно настроенную садистку, поскорее покинуть опасное место и не провоцировать врага, однозначно не расположенного к переговорам, но он принял иное решение и жестоко просчитался. Рэсп снова выхватила свое оружие, и с ее военным опытом для нее не составило труда с первого же выстрела попасть в находящуюся вблизи цель. В этот раз, впрочем, она не прикончила свою жертву на месте, поскольку была слишком взволнована, но нанесла ему серьезную, если вообще не смертельную рану — заряд, как она успела заметить, пробил ему грудную клетку с правой стороны, и ее недруг, коротко вскрикнув, рухнул в траву рядом с трупами. Тут Рэсп, впрочем, пришлось окончательно ретироваться — по всей видимости, ее перебранку со взрослым валорийцем услышали его товарищи и бросились к нему на помощь; сквозь ветви она заметила, как к ней приближаются еще трое. Держа бластер наготове и слегка пригнувшись, она побежала прочь так быстро, как только могла, но в этом не было особой нужды: ее враги, увидев тела в траве, остановились, и это дало ей возможность уйти. Сейчас она подумала, что утро, которое так хорошо начиналось, в итоге не задалось; плюнув на все, она решила вернуться в лагерь. По дороге к «Дредлоку» она встретила Антора верхом на небольшом хищном ящере; увидев коммандера, тот отдал честь и выкрикнул приветствие. — Здравствуй, Антор, — отмахнулась она, поскольку с ранней юности не любила все эти ненужные формальности. — Что слышно от наших механиков, как продвигается починка корабля? Тот надулся — впрочем, его куда больше задело безразличие Рэсп, к которой он питал большую симпатию, нежели серьезные неприятности с «Дредлоком». — Никак. — Все так плохо? — жара начала усиливаться, и ей это не нравилось — в слишком теплую погоду она ощущала сильный дискомфорт, и у нее всегда портилось настроение, поэтому в ее голосе Антору почудились обвиняющие нотки, и он почувствовал себя уязвленным: он-то здесь вообще при чем, не он же, в конце концов, разбил корабль! Ее товарищ тяжело вздохнул. — Очень плохо. Четыре двигателя вышли из строя. По идее, они вообще ремонту не подлежат, но если мы не попробуем хоть что-то предпринять, то так здесь и застрянем, и никакой валорийский кристалл нам тогда не поможет. — Так делайте хоть что-нибудь! — Рэсп сорвалась на крик. — Если механики не починят корабль, причем как можно скорее, у них будут большие неприятности! От ее воплей Антор шарахнулся вместе со своим дейнонихом метра на четыре в сторону и едва не свалился с динозавра. — Мы делаем все, что в наших силах, — забормотал он, нервно приглаживая свои тонкие светлые волосы, — мне хочется домой не меньше, чем вам. — Так шевелитесь! — рявкнула она и прошла мимо него к «Дредлоку», издалека напоминающему искалеченную тушу какого-нибудь гигантского животного. Антор повесил голову, чувствуя обиду и злость: он же так старается, так пытается делать все хорошо, чтобы она оценила, заметила, сказала хоть одно доброе слово, но она по-прежнему была с ним холодна и неприветлива. Делать было нечего — приказ есть приказ, и он снова пошел поторапливать механиков, надеясь хоть в этот раз угодить Рэсп. * А отцу напишите отдельно, Что полег весь наш доблестный полк, В грудь навылет я ранен смертельно, Выполняя свой воинский долг… Из популярной песни Оказавшись в непривычных условиях, и валорийцы, и руланы столкнулись с самыми разнообразными трудностями, из которых невозможность вернуться назад была еще наименее серьезной. Им предстояло буквально с нуля обустраивать свое место обитания, искать пригодные в пищу растения, чистую воду, обеспечивать себя ресурсами, взаимодействовать с опасными животными — если телепатам-валорийцам это в принципе удавалось без особого труда, то руланы зачастую вынуждены были открывать огонь или расставлять ловушки — и оказывать пострадавшим медицинскую помощь. Последнее было наиболее затруднительным — запас лекарств на борту кораблей был отнюдь не безграничным, да и с квалифицированными медиками у руланов было плоховато. Валорийцы тут опять же оказались в более выгодном положении — многие из них от природы были наделены способностями к исцелению, но и те были вовсе не беспредельны. Как только Рэсп скрылась из виду, Тарк и двое его товарищей тотчас подбежали к своим лежащим на земле соплеменникам; мальчик был мертв, Рину, взрослый валориец, который спорил с коммандером руланов — пока еще жив, но при смерти; уже успевший насмотреться на ужасы войны Тарк сразу понял, что надежды мало. Они отнесли обоих в свой лагерь; навстречу им тотчас выбежали Квестар и Серена, которые уже успели почувствовать, что произошло нечто очень страшное. — Что случилось?! — тихо спросила девушка, губы ее дрожали. — Они напоролись на засаду руланов, — пояснил Тарк, который подумал, что в кустах пряталась не одна Рэсп, а целый отряд ее сородичей. — Рину пока еще дышит, но, боюсь, это ненадолго. В него стреляла их коммандер, та, которая обычно всегда рядом с Крулосом. Она же убила Эрна. — Рэсп, — мрачно проговорил его брат. — Я о ней наслышан. Правая рука Крулоса и одна из его лучших командиров. Будучи очень восприимчивыми к чужой физической и душевной боли, валорийцы очень тяжело переживали страдания других живых существ рядом с собой, даром что не ощущали их в полной мере сами. Серена опустилась на колени возле лежащего в беспамятстве умирающего, попросила кого-то из товарищей принести перевязочный материал, еще надеясь хоть чем-нибудь помочь Рину; Квестар, сцепив пальцы, вполголоса бормотал всевозможные проклятия в адрес Рэсп, хотя с бранью в языке валорийцев дела обстояли довольно плохо. Один из спутников Тарка в подробностях рассказал его невесте, как было дело; из глаз Серены закапали крупные частые слезы. — Почему она это сделала? — упорно недоумевал сам Тарк. — Я не в силах осмыслить… просто не в силах, у меня это в голове не укладывается! Они же оба были без оружия, а Эрн вообще ребенок, он просто играл со своим динозавром и не собирался на нее нападать. — Она рулан, — ответил Квестар. — Этим все сказано. Чудовище. Убийца. Чего вы от них хотите? Мы все ни на кого не нападали, но это не помешало руланам превратить в ничто всю нашу цивилизацию, все то, на что мы потратили целые тысячелетия. Серена в меру своих возможностей пыталась оказывать помощь раненому, но все ее усилия были тщетны — тому становилось все хуже и хуже буквально на глазах; нос его заострился, закрытые глаза ввалились, лицо посерело, щеки приобрели пугающий синеватый оттенок, дыхание стало частым и мучительным, при каждом еле слышном вздохе на губах появлялись крохотные розовые пузырьки крови. Вскоре валорийская целительница, сама бледная, словно лед на горных вершинах — как-никак она каждый раз тратила много сил, спасая других — бессильно покачала головой и опустила глаза. — Я больше ничего сделать не могу… Прошло буквально минут десять, и она молча сложила умершему руки на груди. Все без исключения валорийцы горько плакали: этот день начался так чудесно, но теперь им предстояло предать погребению своих убитых товарищей — и это при том, что их и без этого осталось так мало… — Вот так мы все и умираем, — печально сказал Гуннар, бывший университетский преподаватель Квестара. — Целыми семьями. У Рину на Валории остались родители, а жена погибла во время одной из бомбардировок. Теперь и он. Близкие и не узнают, если они вообще еще живы, что весьма сомнительно. — Я никак не могу понять, — всхлипывала Серена, — как живое существо может быть таким… я даже не знаю, как это можно назвать… бездушным? Даже хищники не убивают никого без нужды и любят своих сородичей, но руланы уже за пределами моего разумения! Квестар и Тарк сели по обе стороны от нее, держа ее за руки. — Серена, — мягко пояснил ее нареченный, — я вижу, как тебе больно от того, что сегодня случилось… нам всем больно… но то, что касается этих созданий, наших врагов, то это не надо понимать. Как бы объяснить… потому что ты все равно не поймешь. Они таковы по своей природе. Жестокие. Бездушные. Мне вот интересно другое — как они все еще до сих пор не вымерли и не перебили друг друга, ведь дети у них тоже должны откуда-то браться. А если у них такие женщины… у меня может быть только одно объяснение: наверное, они свое потомство в пробирках зачинают и в детских домах растят, специально воспитывая из них идеальных убийц, а не живых созданий. — Не могу говорить за всех руланов, может, среди них еще остались добрые и порядочные люди, — поддержал его брат, — но конкретно Рэсп — и в самом деле просто бездушная мерзавка. * Несколько дней Дэниэл не возвращался к разговору со своим научным руководителем, делая вид, будто ничего не произошло — ему нужно было все осмыслить и еще как следует обдумать. Как-то раз, снова встретившись с ним в столовой после занятий, он заговорил совсем на другую тему, хотя она тоже была с точки зрения юноши не слишком этичной. — Когда я был маленьким, у меня было очень много друзей, — сказал он. — А у вас? Мне кажется, что в таком детском коллективе, какой наверняка был у вас, зачастую очень нелегко поладить с товарищами по несчастью. Соколов с безмятежной улыбкой слегка развел руками. — Почему же по несчастью? И да, я вполне неплохо ладил с товарищами — были те, с кем я дружил в большей степени, были и те, с кем почти не общался, только по делу, но в целом не могу сказать про них ничего дурного. Сейчас, впрочем, про них даже ничего не знаю — жизнь всех будь здоров раскидала, но вообще ребята были нормальные. Его аспирант несколько растерялся. — Ну… понимаете… простите, я сказал глупость. Тот угрюмо сдвинул брови. — Это не глупость. Продолжайте. Что вы хотели сказать? — Ничего. — Говорите, — произнес профессор таким непререкаемым тоном, что Дэниэлу не оставалось больше ничего, кроме как повиноваться. — Не люблю, когда люди темнят и ходят вокруг да около. Завел разговор на какую-то тему, так уж продолжай, в чем проблема. Если вы к этому еще не привыкли, то запомните на будущее — я больше всего ценю в людях честность и прямоту, а не ложную вежливость. Молодой человек вздохнул. — Я, возможно, сужу по себе, но у меня очень хорошая семья, рядом со мной всегда были мои родные и близкие, поэтому мне и показалось несчастьем то, что вы в детстве жили без родителей. — Не надо считать это несчастьем, — возразил Соколов. — Родители родителям, как вы, я думаю, сами понимаете, рознь. Я уже сказал о том, что не имею ни малейшего понятия о том, кто они вообще такие; возможно, что это даже и лучше, что все так сложилось. Многие мои друзья детства мечтали найти папу с мамой или рассказывали про них всякие небылицы, что их папа, дескать, был циркачом, в цирке с трапеции сорвался и насмерть разбился, но я себе таким никогда голову не забивал. Есть некоторые ситуации, когда лучше оставить все как есть и не вдаваться в подробности. Может быть, мои родители просто умерли или отказались от меня вследствие каких-то непреодолимых трудностей, а может быть, что дела обстояли гораздо хуже и они были алкоголиками, наркоманами или преступниками. Я не хотел бы знать правду. Боюсь, что приятной ее не назовешь. Дэниэл опустил голову и ничего не ответил; ему по-прежнему казалось, что он ляпнул что-то невероятно бестактное. — Ладно, не будем о грустном, а то получается, что это я вас расстроил, — профессор решил сменить тему. — Давайте лучше о нашем деле. Дэниэл несколько растерялся — и в самом деле, он подумал, что задал своему научному руководителю совершенно бестактный вопрос, а тот перевернул все так, будто сам поставил своего аспиранта в неудобное положение — и решил тоже вернуться к давно мучившему его вопросу, который так и не решался задать. Вроде бы как и интересно ему, он всю жизнь мечтал этим заниматься — и в то же время страшновато, с чем именно ему придется столкнуться? — Конечно, давайте, — сбивчиво пробормотал он. — Что прикажете делать? При этих словах молодой человек натянуто улыбнулся, пытаясь изобразить воодушевление. Профессор улыбнулся в ответ, и Дэниэл не мог понять — заметил он его реакцию или все же не заметил? — Прикажу я вот что, — сказал он. — У меня есть дача под Рязанью, место тихое, незаметное. Завтра пятница, в субботу у вас занятий нет. На выходные едем туда, как раз все вам покажу, а в воскресенье вечером вернемся и снова за учебу и работу. Встречаемся завтра в четыре около кафедры, поедем в Рязанскую область на моей машине. Идет? — Идет, — кивнул аспирант. — Завтра наступит быстрее, чем вы думаете, — пообещал Соколов. — Вас ждет много нового и интересного, кстати, не забудьте прихватить с собой телефон, при возможности поснимаем.