Незыблемость

      Бесконечная суета дорог сменяется редкими прохожими и пустыми улицами, огороженными сигнальными лентами парками, заполненными детскими площадками во дворах. Ощущение, будто люди всецело сошли с ума — либо от вируса, либо от ежеминутного нахождения рядом с собственными детьми — и вывели их на воздух. На воздух, который не полностью свеж. Как и в твоей лаборатории, заполненной склянками с разными химическими препаратами, от которых не всегда спасает и респиратор.       Вы впервые, кажется, подавлены и действительно не знаете, что делать. Нет ни улик, ни свидетелей, ни даже места преступления. Есть вирус, который день за днём беспощадно и безнаказанно убивает сотни людей.       «ФЭС бездействует». «Спецслужба не справляется». «Вакцина для своих. ФЭС не несёт потерь». Заголовки каждой последующей статьи всё страшнее читать. Чем дальше в лес...

тем больше шансов выжить.

      Работа напоминает тебе день сурка. Такое раньше было лишь с выходными — ты не знал, куда себя деть и просто отдавался времени. Сейчас это сопровождается сильнейшим гнётом со стороны совести. Времени всё меньше, а вы никак не сдвинетесь с мёртвой точки. Как в переносном, так и в прямом смыслах. В очередной раз замечаешь, как Круглов наворачивает круги у начальственного кабинета. Кофе, папки, склянки, кофе, «Галь, поговорим»? И в очередной раз морщишься от поставленного голоса майора. А ведь так хочется застыть у двери полковницы с фразой: «Давай поговорим», — и увидеть её облегчённую улыбку на твоё появление, будто ты создаёшь уверенность в этом дне и в вашей миссии. Но пока ты видишь лишь неясно сведённых брови, впалые скулы и синие глаза — прям Тихонов 2.0, хоть на шоу перевоплощений отправляй.       Когда около полуночи в кабинете гаснет свет, ты уже знаешь, что сейчас будет. И начинаешь суетливо придумывать, что такого у тебя случилось дома, что тебе сегодня в край нельзя туда возвращаться. Но, как назло, и сантехника уже полгода как новая, и воду отключать перестали, и даже wi-fi-роутер работает — хоть обзавидуйся самому себе.       — Иван, почему не дома? — заезженная фраза, такая привычная, ты будто специально не уходишь, чтобы услышать её.       — Пригласите на чай или кофе, Галина Николавна? — а ладонь остервенело сжимает подол халата, пока глаза, блестя от усталости и вдруг возникшего азарта, впиваются в её лицо в ожидании ответа.       — Иван, — протягивает она букву «а», будто издеваясь, — и ты уже затухаешь: — а не хочешь ли выпить со мной чаю? — она улыбается и подмигивает, на уставшем лице это выглядит слегка безумно, — или кофе?       «Ох, Галина Николавна, я подумаю. Подумаю, пока мы будем идти до вашей машины», — думаешь ты, а на деле не можешь и рта открыть, лишь так же маньячно улыбаешься и киваешь, резко вскакивая со стула, стараясь не разбить ничего важного. Хотя бы ничего важного.       Красивые городские огни навевают душевный холод от понимания действительности. Это всего лишь обычный день, в который ты решился навязаться полковнице. Всего лишь обычный день в период пандемии. Ты поворачиваешь голову — и тебе уже плевать на этот холод. Хочется лишь защитить, оградить и успокоить. Её и себя. Единовременно и эффективно. Вы буквально два отражения друг друга, и это оказывается страшным, когда она стоит против тебя, выше на две головы...       Вы молча пьёте чай и смотрите, куда придётся. Порой — не сговариваясь — в унисон. Ты понимаешь: ещё пара минут, и тебе молча постелят на диване, и смысл твоего «наконец, решился» сойдёт на нет. И дело не в том, что ты не хочешь спать на диване — да хоть на этом, на коим сидишь. Просто по-человечески наивно хочется выйти отсюда другом, а не тем же, кем сюда вошёл.       — Всегда воспроизводил у себя в голове эту картину, — искренне улыбаешься своим словам, грея чашку в руках. — и всегда там был лишь один вопрос, почему-то никогда не находивший ответ.       — Какой же? — она машинально зеркалит тебя.       — Перейдём на ты? — бодро чеканишь, выправляясь и поднимая чашку выше, предлагая выпить в честь этого.       — Давай, — она устало улыбается и слегка, что едва слышно звук соприкасающегося стекла, встречается своей чашкой с твоей. — Так что за вопрос?       — А это он и был. — смотришь за её реакцией исподлобья, делая глоток уже порядком остывшего чая.