Antivan Blues — Tevinter Blues

Хайгарден — горящий символ в их раздробленных сердцах. Мэйварис не уверена, что хочет видеть, как в замок одним за другим проникают Ланнистеры, похожие на грибок на коре дерева, лечения от которого не существует. Она смотрит на пустые коридоры и надеется, что дрожащие руки помогут ей удержать хотя бы кинжал. У леди Оленны взгляд спокойный, лицо спокойно — так, словно и душа у нее такая же, спокойная до безобразия, почти мертвецки. — Я ведь сказала тебе уходить, — говорит она. — Скоро Ланнистеры будут в замке, не думаю, что тебе будут рады. Мэйварис поджимает губы. — Я никуда не уйду, миледи. Мой род — ваши вассалы, — она наливает себе вина, немного истерично, пожалуй. — А Тарли могут катиться в пекло. Оленна тихо смеется. Мэйварис залпом осушает бокал; руки у нее все еще трясутся немного — так, словно она несколько часов подряд махала секирой. Леди Оленна смотрит с балкона на идущую армию и склоняет голову к плечу. — Это все очень грустно, не правда ли? Мэйварис фыркает. — Это отвратительно, — говорит Мэйварис. — Тарли — предатели и перебежчики, надеются на подачку от Серсеи взамен на павший Хайгарден. Они присягали вам, а продались, словно бордельные девки. — Ты все еще можешь вернуться в Старомест, — леди Оленна покидает балкон, и Мэйварис с легкой тревогой принимает отказ от вина. — Высокая башня не должна потерять такой светлый ум. Мэйварис наливает себе еще вина и делает глоток. — Я прибыла в Хайгарден не для того, чтобы тут же уехать в Высокую башню, — отвечает она. — Я прибыла, чтобы поддержать вас в горе, миледи. И предложить свою помощь. Леди Оленна занимает кресло за столом и задумчиво постукивает пальцами по дереву. Мэйварис стоит к ней спиной, но прекрасно слышит звук ногтей, перескакивающих на столешнице. — Какая от тебя помощь, если тебя убьют, пташка? Мэйварис хмурит брови. Она оборачивается — лишь чтобы увидеть в леди Оленне прежнее спокойствие напополам с проявившейся мудростью. — Вы тоже думаете, что Ланнистеры не станут никого щадить? — Я думаю, что ты захочешь совершить какую-нибудь глупость, дорогая. Вот и все. Мэйварис отводит взгляд. С улицы слышатся крики, заставляющие ее сердце сжиматься. Что важнее — строгость к себе или жизнь? Леди Оленна смотрит, вынимая душу даже тогда, когда взгляд самой Мэйварис направлен в окно. — Ну же, дорогая. Мы обе знаем, что предстоит не самая приятная встреча с сиром Джейме, и будет лучше, если ты не попадешься под горячую руку. Мэйварис смотрит на остатки вина в своем бокале. Шаги за дверью кажутся набатом, звучащем изнутри головы, разрывающим виски. Она жмурится. Делает глоток. И решается. Дверь распахивается одновременно с ее веками. Мэйварис смотрит на вошедшего человека со смесью недоумения и отвращения. Блестящие доспехи, вычурные узоры, меч с золотым львом и ненастоящая кисть. Сир Джейме Ланнистер вблизи выглядит не так уж и плохо, если не учитывать то, что он взял родовой замок Тиреллов и может их убить. — Миледи, — в чужом голосе учтивости ровно столько, сколько положено по этикету, а легкий поклон вызывает ироничный смешок. — Не уверен, что ожидал найти здесь кого-то кроме леди Оленны. — Она уже уходит. Правда, Мэйварис? Она смотрит на леди Оленну с болью. Они — все трое — знают, что Джейме Ланнистер за человек и за чем он пришел сюда. Мэйварис бросает на него взгляд. В чужих глазах — удивление, сменяющееся пониманием. В Хайгардене мог бы быть один человек с таким именем. Детей с детства учат знать дома и их наследников. Джейме Ланнистер молчит. Мэйварис ему благодарна — хотя бы за это. — Милорд, — она склоняет голову, послушно сложив руки в замок. — Леди Оленна, я… думаю, я вынуждена покинуть вас, чтобы собрать свои вещи. — Конечно, дорогая. Она выходит из комнаты на негнущихся ногах. Хайгарден пал. Хайгарден — горящая роза, символ боли и скорби в ее раздробленном сердце. Уже у себя она позволяет себе несколько слезинок, пока судорожно собирает немногочисленные перевезенные сюда вещи. Когда дверь открывается, ей не нужно даже оборачиваться, чтобы знать, кто входит. — Пришли за мной? — с нервным смешком спрашивает она. — Тогда заносите меч, пока я стою к вам спиной. У вас ведь большой опыт в подлых ударах, Цареубийца. — Это был не меч, миледи. И это было безболезненно. Мэйварис жмурится, чувствуя, как мокрые от слез ресницы щекочут кожу. — Леди Оленна предлагала мне покинуть Хайгарден неоднократно, пока ваша армия не ворвалась сюда. Я бы даже сказала, что у меня преданности своему сюзерену больше, чем у Рэндилла. Передайте ему при случае. — Передать, что Мэйварис Хайтауэр, дочь Атанира Хайтауэра, считает его предателем? Мэйварис оборачивается так резко, что волосы чуть хлещут ее по щекам. Дочь. Она смотрит на Джейме Ланнистера, ожидая подвода, но — его нет. Она ничего не отвечает, лишь берет свою суму и направляется к двери. Джейме Ланнистер освобождает ей дорогу. — Я не стану присягать Серсее, — говорит она, остановившись параллельно ему, почти соприкасаясь локтями. — Не стану присягать Драконьей Королеве, — продолжает она, заведомо зная, в чем ее станет подозревать сир Джейме. — Для меня была одна королева, Королева Шипов. А ваша сестра и девчонка Таргариенов пусть катятся в пекло. Джейме Ланнистер вздыхает тяжело — так, словно он устал непомерно. — Вам могут дать лошадь, миледи. — Буду премного благодарна. Она останавливается на пороге, уже открыв дверь, чтобы покинуть несчастный, разбитый Хайгарден, оставленный без Королевы. — Знаете, — говорит она, оборачиваясь к стоящему позади мужчине, — Бриенна как-то сказала, что вы человек чести, что бы о вас не говорили. Я верю ей. И не только потому, что она мне хорошо знакома. Она наблюдает за широко распахнутыми чужими глазами с легкой улыбкой, а затем набрасывает на голову капюшон. — До свидания, сир Джейме. Чужой ответ застает ее уже за дверью. — До свидания, миледи. Она покидает несчастный, разбитый Хайгарден, лишившийся своей Королевы. Розу оставили сначала без лепестков и листов, а теперь — и без шипов. Ланнистерам лишь остается срезать ее и оставить засыхать. Она оборачивается лишь единожды. Чтобы в резком порыве ветра услышать насмешливое: «С тех пор лишь дождь в пустынный зал по лорду слёзы льёт».