Мэйварис — Волшебница /20.02/
20 февраля 2018 г. в 10:00
Примечания:
Вопрос: Кроссовер с любым другим магическим миром из фильмов, книг или игр, делаем при этом фокус на способностях вашего перса в этом мире и его отношении к магии.
Мир, собственно, гаррипоттеровский.
Когда Дориан врывается в дом, словно ураган, она может лишь удивленно приподнять брови, слыша хлопок двери, да обернуться, ловко развешивая вещи по вешалкам в шкафу.
— Каффас, — Дориан попадает в поле ее зрения — ровно как еще пара незнакомых мужчин — совершенно неожиданно. — Мэй, оденься, будь добра.
Она фыркает, но все-таки призывает ближайший халат, ловко, почти по-цирковому вертя палочку в пальцах.
— Я ждала момента, когда ты притащишь в дом мужчин, но не так же скоро, дорогой, — она улыбается гостям, ничуть не испытывая смущения от того, что только что ее наблюдали чуть ли не полностью обнаженной. — Впрочем, доброго времени, джентльмены.
Первый мужчина, которого Дориан нервно держит за левую руку, чуть выше Павуса, примерно на половину головы, совсем не удивляется летающим по ее комнате вещам, а еще выглядит слишком щуплым и достаточно интересным с этими необычными татуировками, нарисованными на лице — Мэйварис непроизвольно цепляется за эти рисунки. Второй мужчина смотрит на нее так, словно увидел, как минимум, дракона, и она непроизвольно цепляется за его мысли — а потом хмурится, распутывая потом чужого сознания уже намеренно.
«Это что еще такое? Летающая кастрюля?»
«Ох, у нее красивые волосы».
«Это… черпак?»
«Боже, как они это делают?»
«Это какие-то фокусы?»
«Магия?»
Она отшатывается, смотрит на Дориана со смесью недоумения и возмущения, ловит ответное выражение в его глазах и озвучивает свою мысль:
— Маггл?
Дориан поджимает губы.
— Это не мои проблемы, — почти шипит он. — Это вот… вот этот вот.
— Меня зовут Алларос Лавеллан, можно просто Роэль.
— Мэйварис Тилани.
Она протягивает руку неизвестному магу, параллельно успевая выловить из мыслей маггла похвалу в сторону своих тапочек.
— Спасибо, — инстинктивно говорит она, поворачиваясь к магглу, ниже нее на почти добрые две головы, и только потом понимает, насколько тот обескуражен. — О, прошу прощения. Как вас зовут?
Маггл будто бы просыпается.
— А, — он нервно треплет свою бороду, — Торольд Тетрас.
Она улыбается, протягивая свою ладонь, отчего-то невозможно маленькую по сравнению с обхватившей ее рукой Торольда.
«Приятно познакомиться».
— И мне приятно познакомиться, — отвечает она, в который раз видя на чужом лице замешательство, — и смеется. — Красивая борода.
Торольд не успевает ответить вслух, но она вылавливает среди потоков неконтролируемого ворчания Дориана и виноватого бормотания Лавеллана тетрасово «спасибо».
А еще потом Торольд хвалит ее штрудель и интересуется выпечкой, похоже, так же сильно, как и она сама, и она просто не может остановиться — беззастенчиво шарится в чужих мыслях, словно воровка, пока не вылавливает нужное и не заводит об этом осторожный разговор, чтобы не пугать и не удивлять маггловский разум еще больше.
И Дориан отводит ее в сторону, когда гости уже отправляются по постелям, и сжимает ее запястье с силой.
— Ты что делаешь? — тихо говорит он. — Не вздумай, Мэй. Он маггл.
Она хмурится — и впервые в жизни готова спорить с Дорианом до хрипа.
— Ты мне не отец, — наконец, говорит она, перестав сверлить карие глаза напротив. — И я еще ничего пока не делала.
— Пока, — разумно замечает Дориан.
Она вырывает руку из чужой хватки и уходит на кухню.
А потом в «Слепой свинье» она ловит чужие мысли, заставляющие краснеть и отводить взгляд — потому что Торольд такой невозможно милый, и мысли его не наполнены присущей мужчинам пошлостью, и она уже готова десять тысяч раз послать Дориана к черту, потому что ей правда плевать, маггл Торольд или нет, потому что никто еще так не хвалил ее выпечку, не думал о ней столько милых и добрых вещей, не считал ее фигуру хрупкой, а любовь к розовому и голубому не «девчачьими дуростями», а «умением хорошо сочетать цвета».
А еще никто не смотрел на нее такими широко распахнутыми глазами, что даже мыслей не надо, достаточно лишь этого взгляда — влюбленного, проникающего в саму душу.
И ей удушающе, невозможно стыдно за то, что, стоит ей пожелать сжать торольдову руку в своей и не отпускать или оставить поцелуй на щеке, поросшей рыжей бородой, собственный разум осаждает ее каждый раз строгим голосом Дориана: «Он маггл».
Она отталкивает это дорианово «он маггл» всеми силами, но оно находит ее каждый раз, стоит открыть веки и взглянуть на Торольда.
Потому что сердце заходится в неистовом беге, и становится душно и жарко, и щеки алеют, словно от лихорадки.
Потому что Торольд — наверное, первый, кого она любит искренне и взаимно.
Потому что Торольд — маггл.
Она твердит это до тех пор, пока тот добровольно не выходит под стирающий память дождь.
Поцелуй отчетливо горчит — и это первый момент, когда она не сталкивается с чужими мыслями и не имеет своих.
Потому что они ей не нужны.
Потому что у Торольда будут прекрасная пекарня и вернувшиеся воспоминания — а еще мысли о том, что у нее милые ямочки на щеках и красивая помада.
А пока она позволяет себе заплакать, обхватив Дориана за шею — и тот впервые не говорит приевшееся «он маггл».
Дориан просто обнимает ее и позволяет не думать чуть дольше двух минут.