stories of monsters

Знаете ли вы красивые истории о волшебных существах? Среди них были и чудовища, чьи судьбы не менее интересны. Они есть и сейчас. Это не те рассказы про злодеев, окрещенных чудищами, тут все реально. Среди толпы мимо проходящих, может быть, спокойно идет такое создание, а вы даже не подозреваете. Они тщательно скрываются, держатся вдали и в самой тени, зорко наблюдая из темноты. Дети проклятых и чудищ — они тоже есть, им тоже хочется жить, как и всем нормальным. Только их маленькие недостатки, отличающие от людей, могут весьма и весьма осложнить существование. Вот представьте: девушка — потомок русалки или сирены, должна быть одарена неземной красотой, чарующим голосом и дальше по списку, но кто заинтересуется дамой с тремя рядами острых, как бритва, зубов? Или погуляйте в парке ночью, и, если вам не будет страшно, может случиться, что вы встретите одиноких фигур, сидящих в самом его конце в темноте на лавочке. Они обычно одеты в лохмотья, не спутайте с бездомными. Вокруг них всегда запах свежей зелени, как будто прошлись газонокосилкой по траве, из их тел растут листья и кашляют существа тоже ими. Наивные девочки могут спутать с лесной нимфой, но разве такое светлое существо утащит в темноту леса, чтобы оставить вас наполнять землю запахом уже свежей крови? Вдумайтесь, встреть вы такое, что бы сделали? Убежали, чтобы оно вас рано или поздно настигло или попытались понять его природу, рассчитывая на пощаду чудовища? Некоторые такие чудища, монстры вовсе не будут нападать, скорее всего, им этого не надо. Бывает, они сами себя боятся, ненавидят происходящее в себе и выходящее из вне. В тебе живет, насыщает божеподобной силой нечто, жрет последнее человеческое естество, рвет на кусочки поменьше и ест с упоением. Для себя в зеркале, ты — настоящее чудовище, словно сошедшее со старых, полурассыпавшихся свитков с легендами и самыми страшными мифами. Неважно, проклят или дано генами чудовищного родителя - монстр. С небес до тебя не сойдет благословение, в наказание за чужие грехи отдувайся по полной, живи так, как никогда бы никто не хотел. По сути, самая страшная кара из всех представляемых и возможных — быть обреченным на скитания сравнимые с вечностью, с верным спутником, обличенным кошмарным проклятьем. Золотые слезы по бронзовым щекам подсвечиваются предрассветным солнцем. Фигура в балдахине сотрясается, трепещет телом над сияющей статуей, что застыла в немом крике боли и отчаяния: «За что?!». Пустыня слышит глухие извинения, уходящие в ничто, песком по дюнам рассыпается всхлипы и жалобный стон расходится грохотом. Перевязанной ранее мокрой тканью, десницей человек зарывается в пески и те, заходясь ярко-бронзовым светом, омываются проклятой силой, по маленькой крупинке и до самой мелкой песчинки окрашиваются золотом. Крики громче, всхлипы надрывней, а блестящие капли мочат рассыпчатое сокровище по середине пустыни. Золото смешивается с красным, багровеет и неприятно коричневеет, будто ржавчина стала старее. Кровь оседает металлом на губах, привкусом на длинном кончике языка. Левой, покрытой святостью до костей рукой, человек вытирает лицо, из носа хлыщет красным, тяжко поднимается с колен, те трясутся, словно тонкие тростинки, и ковыляет прочь, не смотря, как золотая фигура уходит вглубь таких же золотых песков. Истоки самой Греции шепчут легенду Мидаса, осуждают и насмехаются над жадным царем. Человек, влюбившийся в богатство, в переливы золотого на горах сокровищ. Не знающий меры Мидас попросил Диониса о божественном даре, к чему бы не прикоснулся он, все то станет золотом. Его просьба была исполнена, то, что казалось счастьем, стало личным проклятьем. Царь не мог ни есть, ни пить, ни прикасаться к любимой женщине. Взмолился вскоре Мидас: «Прошу, верни мне длани чистые, проклятьем стало мое желание. Жадность завладела моим царским разумом, не устоял перед соблазном мечты». Дионис усмехнулся на скупую речь, он вернет человеческие руки, но пусть человек несет наказание за вкушение греха. В утробе царицы растет плод, будущий мальчик, наследный принц. «Пол силы заберет младенец, его десница будет проклята и жить ему вечно с проклятьем, за вину отца. Осудишь ли ты не рожденного человека на такое? Сможешь ли жить, зная, на что обрек сына, дабы освободить себя от сей участи?» — под яблоневым деревом идет разговор и вершится новая судьба, царь Мидас, преклоненный перед божеством. Даже царские слезы не исправят ответа, что разносится тихим согласием ветром по фригийскому саду.