После войны

В старом магловском баре на Клинфорд стрит почти никого не было. На часах едва пробило три ночи, редкие клиенты заглядывали сюда. Лишь двое сидели за стойкой, молча опустошая уже не первый бокал виски. Девушке на вид было не больше двадцати трех. Запутанные каштановые волосы чуть ниже плеч. Коричневое пальто, в некоторых местах пыльное, словно она только с дороги. Теплый бежевый свитер под горло и пустота в глазах. Когда-то в них плескался страх, тревога, любовь, радость — эмоции, свойственные всем людям. Но сейчас в них не осталось ничего. После войны она больше ничего не чувствовала. Даже боль была приглушенной. Просто больнее, чем тогда, уже не будет. Рядом сидел мужчина примерно того же возраста. Темно-рыжие взлохмоченные волосы, явно нуждающиеся в парикмахере, и точно такой же опустошенный взгляд. Он был погружен в свои мысли. Бокал в руке немного дрожал каждый раз, когда он подносил его к губам. С каждым выпитым граммом напряжение отпускало его. Допив содержимое, он нарушил тишину. — Гермиона, — голос был хриплым, словно мужчина давно ни с кем не разговаривал. — Как ты думаешь, мы когда-нибудь сможем жить нормально? Девушка посмотрела на него с улыбкой, которая не коснулась ее глаз. — А ты все тот же оптимист, Рональд. Я каждый раз, переходя дорогу, думаю о том, чтобы не остановиться прямо посреди шоссе, а ты о нормальной жизни. Она засмеялась, словно это была удачная шутка в дружеской компании. Парень вымучено улыбнулся. — Грейнджер, завязывай с выпивкой. Тебе это явно вредит. — Брось, Уизли, — девушка неожиданно ощетинилась. — Не тебе говорить мне о вреде алкоголя. — Ладно, я не пытаюсь тебя учить, — он склонил голову, как бы извиняясь. — И хорошо. Давай уже наконец сделаем то, для чего ты вытащил меня в субботу ночью из дома и разойдемся. При упоминании о поводе их встречи, он вздрогнул. Черты лица стали жесткими. — Хорошо, — он поманил бармена рукой.— Шесть шотов. Каждому. Перед ними поставили шесть небольших рюмок. Взяв первую, девушка посмотрела на своего собеседника. — Пора завязывать с этим. Если мы пьем за них каждую годовщину, то они там уже давно в хлам. И залпом опрокинула рюмку. Так было и со следующими пятью. Мужчина проделал то же самое. Как только они почти одновременно перевернули последний шот, он сорвался с места и, кинув на стойку деньги, ушел. Тяжелая дубовая дверь бара захлопнулась за ним. Девушка вздрогнула от дуновения ветра. — Еще бокал виски, — сказала она, обращаясь к бармену.

***

Шесть лет прошло со Второй Магической Войны. Министерство Магии увековечило память, сражавшихся в ней. Вместо уродливой статуи, установленной Волан-де-Мортом посреди министерства, была открыта доска памяти. И бесчисленное количество колдографий висело на ней. Но на самом видном месте была фотография Героя. Человека, который спас все магическое сообщество. Человека, убившего сильнейшего темного мага за всю историю волшебного мира. Человека, отдавшего за это жизнь. Гарри Поттер смущенно улыбался с черно-белой колдографии. Блестящие глаза и искренняя улыбка. Таким он навсегда остался в памяти всего мира. Рядом с ним задорно подмигивала длинноволосая девушка. Подпись под колдографией гласила: Джиневра Уизли. Слева от нее, как всегда улыбчивый, Фред. Чуть поодаль от своих детей был Артур Уизли. Невилл Долгопупс. Полумна Лавгуд. Кингсли Бруствер. Северус Снейп. Колин Криви. Этот список был практически бесконечен. Стена занимала огромное пространство. Но ни она, ни почести, ни сочувствие всего магического сообщества не могли заглушить боль их близких. Если бы Гермиона Грейнджер и Рон Уизли в эту ночь пили за всех своих погибших друзей, то в баре не хватило бы выпивки. Каждую годовщину битвы они собирались здесь, в маленьком магловском баре. За каждого погибшего они выпивали ровно шот самой крепкой водки. Один за Гарри. Один за Джинни. Один за Фреда. За мистера Уизли. За Полумну. За Невилла. Это почти всегда проходило в тишине. С самой битвы бывшие друзья не сказали друг другу больше нескольких слов. Недостаток слов они заполняли алкоголем. После встречи каждый отправлялся к себе. Они оба знали, что еще год не увидятся и были, кажется, рады этому. Каждый был нежелательным напоминанием о том, что хотелось забыть. Гермиона Грейнджер, выходя из бара, трансгрессировала прямиком к себе домой. На нем не было никаких защитных заклятий. Никаких чар, кроме отталкивающих. Она больше не любила компании. Не любила назойливых соседей, не любила старых знакомых. Не осталось вещей, которые бы она вообще любила. Разве что старый патефон, коллекция пластинок, да бутылка хорошего виски и сигареты. Нехитрые, заглушающие любое чувство реальности, вещи. Рон Уизли всегда трансгрессировал к коттеджу Билла и Флер или Норе. Он периодически жил то у матери, то у брата. Одиночество, в противовес Гермионе, стало для него невыносимым. В последнею его попытку жить одному, он чуть не умер от алкогольного отравления. Это было их единственной с Гермионой точкой соприкосновения: боль, которую оба снимали одним способом. Алкоголь. Только вот Рон старался держаться. Он хотел жить нормально, хотел вернуть свою жизнь. Он хотел завести семью и любить кого-то. Он хотел, а Гермиона нет. Жизнь для нее вообще потеряла любой смысл. Самым ярким чувством по-прежнему оставалась боль. Боль, возникшая при виде мертвых тел друзей в большом зале. Боль, усилившаяся после битвы, когда она трансгрессировала домой и нашла мертвые тела родителей с вырезанными на их коже словами «грязная кровь» и большими буквами на запястье «МАГЛЫ». Боль, которая понемногу утихла, но возвращалась каждую ночь в кошмарах. Она выдавливала все эмоции из жизни Грейнджер. Попытки жить нормально она давно свела к нулю. Гермиона не сдала ЖАБА, хотя знала, что сделала бы это с легкостью. Блестящую карьеру и всемирное признание она променяла на тишину. «ПОДРУГА ГЕРОЯ ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР ПОКИНУЛА МАГИЧЕСКИЙ МИР» «ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР: В ЧЕМ ПРИЧИНА УХОДА» Это были лишь немногие из заголовков, которыми пестрил Пророк. Они с Роном были главной новостью в течение полугода. Его пьянство и срывы, её исчезновение. Все это не обошло стороной первые полосы. Но Гермионе было наплевать. Как на мнение всего мира, так и на его сочувствие. Она жила, не зная для чего, отдав всю себя той войне. Гермионы Грейнджер больше не существовало, лишь ее повзрослевшая опустошенная тень.